look at the sun

      Сегодня был на редкость отличный день, и Галлант улыбается краешками губ, иногда ловя неодобрительные или недоумённые взгляды прохожих, у которых, видимо, день выдался хреновым — но это не его проблемы, потому что он работал все часы с открытия до закрытия, прилично заработав, потрахался с накачанным парнем под тридцать, а его бывший, кинувший его ради какого-то смазливого мальчишки с обложки, выложил в инстаграм историю про сломанную ногу и необходимость домашнего режима.       Да, этот четверг получился прекрасным, и Галлант даже не стал ловить такси, решив прогуляться по городу, вдыхая запах выхлопных газов, дешёвых хот-догов, перемешанных парфюмов и перегара. Вполне сносно и напоминает, почему обычно он предпочитает машину — выносить какофонию звуков, запахов и недовольных людей слишком долго невозможно, это почти причиняет физическую боль.       Жаль, конечно, что наушники валяются на тумбочке дома, и ему приходится полной грудью дышать жизнью улиц, но сейчас у него хорошее настроение и запас терпения полон, так что дюжина минут не сделают проблемы.       Телефон издаёт отвратительный булькающий звук, означающий смс от старухи, и стрелка настроения дёргается в красный сектор.       «меня не будет»       И с коротким «дзинь!» доходит до конца зелёного, растягивая его губы в ещё большей счастливой улыбке, начинающей напоминать оскал безумца.       Но это неважно, потому что весь вечер он будет свободен от нотаций и самого духа Иви в доме, и это настолько восхитительно, что он подпрыгивает и едва не вприпрыжку двигается дальше, вертя головой и ощущая необычную потребность показать всем и каждому, какой сегодня чудесный день.       Клерк в дешёвом костюме и с хмуро сведёнными бровями грубо толкает его, что-то пробурчав под нос, наверняка оскорбительного содержания, но Галлант не бросает ему вслед «мудак» и даже не показывает средний палец.       Галлант пялится на человека в грязном чёрном костюме, сидящего у стены в проходе между домами, и пытается понять, какого чёрта. Человек прячет лицо в коленях, открывая вид на вихрастую макушку, и парикмахер внутри визжит от ужаса — волосы густые, красивого оттенка и явно здоровые, вьющиеся, и разве можно так обращаться с ними?       Но, судя по ауре горького отчаяния, человеку не до внешности.       Противный голосок уточняет, а жив ли человек вообще. — Эй, ты в порядке?       Человек вздрагивает, крепче стискивая пальцами локти, но головы не поднимает, а Галлант решает, что, раз уж у него сегодня чудесное настроение, он вполне может поделиться. — Тебе плохо? Вызвать врача? — Нет.       Голос звучит глухо, но точно принадлежит кому-то молодому, и Галлант опускается на корточки, осторожно дотрагиваясь до чужого плеча.       Парень вскидывается, и на Галланта в упор глядят пронзительные светло-голубые глаза, похожие на замороженные озёра. Красиво и грустно — парень смотрит так, будто вот-вот расплачется и развалится, и Галлант нервно прочищает горло, криво улыбаясь. — Я Галлант, а тебя как зовут? — Майкл.       Равнодушие к окружающему миру сочится отравой, источаемой всей кожей, и Галлант тяжело вздыхает, понимая, что чашкой кофе, пончиком и оплаченным такси тут дело не решится. У Майкла случилось что-то плохое, что ударило по нему и едва не сломало, и, судя по всему, нет никого, кто искал бы его — иначе он пошёл бы к ним, а не торчал на улице несколько суток, превращаясь в типичного бомжа. — Что ж, рад знакомству. Как насчёт перекусить и переодеться?       Галлант ожидает подозрительного прищура, сурово поджатых губ и криков, но Майкл кивает, всё такой же понурый и серый, и встаёт, а Галлант понимает, что парень-то помладше него — лет девятнадцать, вряд ли больше, если не меньше, и ржавый вертел злобно наматывает на себя кишки.       Пока они идут обратно в салон, его подмывает спросить, не учили ли взрослые не ходить за незнакомцами, особенно мужчинами, особенно старше, но он прикусывает язык и оформляет доставку пиццы и какой-то острой лапши, потому что Майкл, пусть и строящий из себя глыбу весьма привлекательного льда, заинтересованно косится в сторону тележки с хот-догами и сэндвичами.       Интересно, как давно он на улице? Костюм-то неплохой, хорошего качества и сидит по фигуре как надо, подчёркивая то, что нужно подчеркнуть — только испачканный и несколько потрёпанный.       Хм.       Весь путь они проделывают в молчании, и только переступив порог и поняв, где оказался, Майкл озадаченно сводит брови и поворачивается к нему, но без настороженности или опаски. — Расслабься, я тут работаю. Ближе всего было, да и не домой же тебя тащить. Туалет там, приведи себя в порядок, я дам свою запасную одежду.       Майкл не высказывает сомнений и не задаёт вопросов, послушно идя туда, куда сказали, и волнение заглатывает Галланта целиком, от макушки до пяток — с парнем случилось первосортное дерьмо, пострашнее заваленного экзамена и мелкой стычки с родителями.       Вытащив чёрную футболку с редиской в солнцезащитных очках и спортивные штаны, он вежливо стучит и, не дождавшись разрешения войти, заходит в туалет, застав Майкла пялящимся в зеркало. С кончиков волос капает вода, руки судорожно сжимают края раковины, спина сгорблена, и процент неловкости превышает процент кислорода. — Вот. Одежда.       Майкл дёргается, промаргиваясь, и тупо смотрит на вещи мучительно долгие секунды, прежде чем расцепить побелевшие пальцы и взять одежду, кивая.       Галлант тактично сваливает, потому что даже он не настолько озабоченная скотина.       Новостная лента не выдаёт ничего интересного, и Галлант скучающе зевает в ожидании курьера и Майкла, притихшего в туалете почти подозрительно. Но он уважает личное пространство и терпеливо ждёт, споря с самим с собой о том, кто появится раньше — курьер или Майкл.       Первым оказывается Майкл, всё такой же никакой, но уже не производящий впечатление бездомного, в чистой одежде, влажными зачёсанными назад волосами и лёгкой щетиной.       Весьма недурно.       Он одобрительно кивает, но Майкл ничего не говорит, падая в одно из кресел для клиентов, и у Галланта чешутся руки привести его голову в порядок — но трогать без разрешения он не станет, а спрашивать на данном этапе неуместно. Хотя, наверное, если его побрить и причесать, то он будет выглядеть помладше, лет на семнадцать — чёрт его знает, сколько ему на самом деле, но Галлант всё же надеется, что есть хотя бы восемнадцать, иначе у него самого могут возникнуть проблемы, если Майкла всё-таки разыскивают родственники.       Но он ни о чём не спрашивает, подключая телефон к колонке и ставя незамысловатую музыку для расслабления — Майкл молчит, не возражая, и Галлант тяжко вздыхает, не представляя, как его растормошить и добиться реакции на что-нибудь. Может, привезённая еда вызовет интерес, но согласно приложению ждать ещё минуть десять-пятнадцать, и сидеть это время в молчании грустно и нелепо.       Покусав губу и больно отодрав кожицу, Галлант поднимает глаза от экрана на Майкла и с удивлением встречается с ним взглядом — Майкл разглядывает его, слегка склонив голову набок и подтянув одну ногу к груди, и в такой позе он кажется каким-то неправильно хрупким, но в то же время высеченным из камня.       Сигналы противоречивые, и Галлант крутится на кресле, откладывая телефон на стол и закидывая ногу на ногу, улыбаясь ослепительно и открыто. — И так, как же такой красавчик оказался на улице?       Майкл медленно моргает, словно соображая, к кому он обращается, а затем дёргает ртом в проблеске намёка на улыбку, и его глаза наконец оттаивают. — Мой отец меня бросил, а моя мать пыталась меня убить.       Галлант подвисает, пытаясь уложить в голову короткую, но несущую чересчур тяжёлый смысл фразу, а Майкл усмехается, смотря ему в глаза с ноткой вызова. — А ещё единственный дорогой мне человек мёртв.       Контрольный в лоб, спасибо большое.       Галлант никогда не был хорош в утешениях, в настоящих утешениях, а не роли в игре или притворстве на публике, и на такой скоп пиздеца нужно что-то покрепче «всё наладится» и «со временем полегчает».       Но ни один вариант не находится, и Галлант просто смотрит в ответ, с сожалением и мягкостью, надеясь, что этого будет достаточно хотя бы для того, чтобы Майкл не кинулся под колёса.       Они сидят друг напротив друга, отстранённо слушая песню про разбитое сердце и не разрывая зрительного контакта, и только когда стучат в дверь Галлант выныривает, понимая, что прибыла доставка, а одна песня про разбитое сердце сменилась совершенно другой.       Курьер в джинсах настолько дранных, что они держатся исключительно на честном слове, сверкает отбеленными зубами и торжественно протягивает коробку и пакет, бодро называя сумму, и Галлант подозревает, что тест с мочой этот парень бы не прошёл.       Но это не его проблемы, у него уже есть одна, и он, забрав еду, переворачивает табличку обратно на «закрыто» и щёлкает ключом, отрезая их от внешнего мира.       Майкл не комментирует его действия, а Галлант начинает серьёзно переживать — у парня что, вообще нет социального опыта, он фильмы не видел и никто его никаким правилам безопасности не учил? — Я конечно понимаю, что я обаятелен и всё такое, но ты не боишься, что я маньяк или извращенец и отсюда ты не выйдешь?       Майкл смешливо фыркает, будто он ляпнул глупость, но не отвечает, заинтересованно суя нос в коробку и глубоко вдыхая запах плавленого сыра и колбасок. Вылитый ребёнок, которого редко балуют вредными вкусностями, и Галлант жалеет, что не заказал чего-нибудь выпить, вроде колы — ещё лучше, если колы с виски. Или просто виски, но напиваться в компании кого-то, подобранного с улицы, дурная идея даже в его мировоззрении, и он выхватывает горячий кусок, откусывая.       Чужой взгляд внимательно наблюдает, и Галлант задаётся вопросом, а ел ли Майкл вообще когда-нибудь пиццу. Но, учитывая, что он не дождался ответа на предыдущий вопрос, задать новый бессмысленно — Майкл в два укуса проглатывает свою порцию, задумчиво облизывает пальцы, а у Галланта неуместно жарко внизу живота.       блядские пальцы, блядский язык.       Блять.       Нервно потерев живот, он сосредоточенно жуёт, надеясь переключиться, и на его радость Майкл прекращает обсасывание рук и хватает пиццу, явно удовлетворённый вкусом. Что ж, это начало, не так ли?       До самого конца ужина они не произносят ни слова, и Майкл не смотрит в его сторону, полностью поглощённый едой, а Галлант почти не понимает, что ест, разглядывая нового знакомого и прикидывая, что делать дальше — это не котёнок, себе не забрать, пусть и ангельски хорошенький. Просто выставить вон не откроется рот, в полицию вряд ли сам Майкл пойдёт, возвращаться ему явно некуда, иначе он бы куковал дома, пялясь в стену. Вот и получается, что ничего не получается, и внезапный альтруизм требует не бросать Майкла на произвол судьбы.       Когда с едой покончено и руки вымыты, Майкл сыто и томно потягивается, устраиваясь в кресле и подбирая под себя ступни, а Галлант собирается с духом и выключает музыку. — Итак, что ты планируешь делать теперь? У тебя остались родственники? Друзья? — Нет. У меня никого нет.       И опускает глаза в пол, поджимая губы.       В этой короткой фразе слишком много горечи, пронзительной, знакомой, накрывающей солёной волной, дерущей внутренности и ломающей кости — Галлант царапает шею, пытаясь разжать призрачные пальцы, и кусает щёку, вспоминая унизительные монологи о счастливом будущем с образцовым мужем, который будет улыбаться сделанными зубами, носить бриони, обращаться к нему исключительно «дорогой» и ни разу не позволит запустить руку в трусы. Идиллия, пропахшая жжёным сахаром и старческим маразмом — Галлант даже сейчас, сидя в своём безопасном месте, чувствует старушечую вонь, старательно запрятываемую за флаконом душащих духов.       Кажется, он нашёл родственную душу — и кто говорил, что хорошие мужики не валяются на дороге?       Он хихикает сам себе, но смешки отдают истерикой, и Майкл озадаченно косится на него, наверное, наконец обеспокоившись собственной сохранностью.       поздновато для этого, дорогуша.       Галлант доверительно улыбается, хлопая по коленям и резво подпрыгивая на ноги, решив начать с малого и приятного, и шарится по ящикам, вытаскивая и раскладывая инструменты под любопытным взглядом Майкла, похожего на птенца на насесте.       Мило. — Итак, позволь профессионалу позаботиться о тебе.       Майкл не совсем понимает, что к чему, но пожимает плечами и позволяет — Галлант ободряюще сжимает его плечо, расчёсывая подсохшие пряди и внимательно изучая состояние волос, оказавшихся ещё лучше, чем он думал изначально. Отрезать и дюйм такого шедевра природы будет кощунством, и Галлант качает головой, набрасывая накидку и принимаясь за работу, пока Майкл следит за ним через зеркало и пытается не напрягаться от близости к своей шее ножниц.       Галлант мог бы оскорбиться, если бы не понимал, что Майкл опасается не случайного пореза, а того, что ему перережут глотку.       Что, чёрт подери, творили с этим парнем его родители?       Желание спросить шевелится тараканами у позвоночника, но Галлант держит язык за зубами, понимая, кто ни к чему бередить свежие раны, которые без помощи специалиста вряд ли заживут как положено, превратившись в аккуратные еле заметные шрамы. Скорее, будут гноиться, болеть, отвлекать и раздражать, как его — и к двадцати девяти перманентное состояние головы в унитазе жизни перестанет доставлять неудобство. Человек привыкает ко всему, и Галлант, суша феном шелковистые кудряшки, совсем не хочет, чтобы Майкл стал похожим на него, развлекаясь со случайными парнями и не веря в счастливый конец — это он привык и научился наслаждаться, но правда в том, что пустить по тому же пути этого, в сущности, мальчишку, кажется неправильным.       Сегодня был отличный день, и кто-то как-то сказал, что отличный день между двумя хуёвыми нужен для того, чтобы не дать кому-то другому прожить хуёвый день.       Вроде это был тот обдолбанный мужик около сорока лет, с щетиной, удивительно зелёными глазами и следом от ножевого под рёбрами справа.       Смотря на Майкла, разглядывающего свои пушистые красивые волосы со всех сторон, он находит в себе помимо привычного желания секса ещё одно, необычное — помочь. Хотя и не представляет, как — что он вообще может? И примет ли Майкл помощь? Бесплатная укладка, еда и чистая одежда совсем не тот уровень, который реально требуется тому, кто только что лишился самого близкого и выжил после покушения родной матери, тут скорее нужны грамотный адвокат и толковый психотерапевт с кучей дипломов на стене и пятью звёздочками.       В теории более менее возможно, пусть сам он никогда не посещал таких врачей и даже не дышал с ними в одном здании. С юристом связи бабули помогут, да и его друг, с которым они периодически спят по пьяни, имеет неплохие знакомства в около криминальной сфере и точно подскажет бульдогов своего дела. Ну а те, если всё сложится удачно, могут подкинуть номер профессионала, работающего с жертвами насилия и потерпевшими — с Майклом, наверное, как раз и нужен кто-то подобный.       На практике всё, конечно, будет много сложнее, но костяк плана есть, и это больше, чем у него есть обычно — зачастую он просто импровизирует, не задумываясь о последствиях и путях отхода. — Спасибо.       Майкл мягко улыбается, вставая напротив и взмахом головы откидывая непослушный завиток со лба, а у Галланта лёгкие переполняются кислородом и зажимают в тиски сердце.       Он отчего-то совсем не против.