В библиотеке

Его руки теплые, настойчивые, и Армин не может сопротивляться. Слишком мало сил, чтобы оттолкнуть его, чтобы ударить, а Жан все продолжает трогать, щупать, мять нежное тело прямо через одежду, словно специально дразня. - Убери р… Убери руки, - даже дышать сложно. Армин чувствует, как подгибаются его колени, когда стояк товарища снова трется об его бедра, а ткань штанов только нагревается от этого, и внизу все пылает. – Я не девка! Боже, боже, они же в библиотеке! Да, в такой поздний час никто не зайдет… А, черт, лучше бы зашли. Зашли бы и вдарили этому извращенцу хорошенько по его помидорам, чтобы парней не лапал. - Я прекрасно это знаю, - хрипло дышит Жан прямо у него над ухом. О да, он-то знает – ловкая рука сползает вниз, щупая небольшой бугорок между ног Армина, и тот болезненно вскрикивает. – Да ты уже… Договорить ему не удается, прикосновение к такому месту заливается холодом в мозг, и Армин резко дергается, запрокидывая голову. Затылок светловолосого и лоб Жана сталкиваются с омерзительным звоном в ушах обоих, но Армин умудряется сконцентрироваться и оттолкнуть друга, быстрым шагом направляясь к двери. Плевать на написанные конспекты, оставаться здесь нельзя, потому что… Жан его ловит. Он тоже быстро приходит в себя, к сожалению, и уже через пару мгновений Армин оказывается прижатым к дощатому полу. Худые колени упираются в жилистые бока, а руки пытаются вырваться из цепких захватов, и не получается. Не получается освободиться, Жан держит крепко, слишком крепко. И Армин знает, что тот сильнее. И это страшно. - Ты пожалеешь. Можно шипеть сквозь зубы сколько угодно – это не поможет. Но Армин хочет хотя бы сохранить остатки гордости. Но его правда сбивает с толку лицо Жана. Совсем не злое, не предвкушающее, как всегда доброе, просящее кирпича – как сказал бы Эрен, Backpfeifengesicht, - настороженное и какое-то заботливое. Жан ведь всегда такой. И от этого только хуже – значит, о таких вещах он каждый раз думал, глядя на Армина? - Ты сам виноват. Хоть раз видел себя со стороны, когда учишься? Да ты привлекательнее любой девки! Он и правда привлекательнее. Худые ноги, аккуратная грудь – не бидоны, которые Жану хоть и нравились, но были тяжелыми и неудобными в обращении, - длинные волосы, тонкий контур губ и аккуратные пальцы, короткий влажный язычок, изредка показывающийся на свет… И этот сосредоточенный взгляд, строгий, боже, как это… желанно. - И я не сделаю тебе больно, обещаю. - Мне всего ничего, поимей совесть, Кирштейн! Мне еще рано расставаться с анальной девственностью! – чуть ли не кричит Армин. Есть же шанс, что мимо библиотеки крадется на кухню та же Сашка, ну, или кто-нибудь бежит в девчачий душ подглядывать… Он есть, просто должен быть! Брови Жана удивленно приподнимаются, и Армин испуганно отшатывается. Да, такое выражение лица этого идиота он видит впервые – и оно довольно… неадекватное. - Не нужна мне твоя анальная девственность. Как головой о мостовую. - Правда? - Ну да, - растерянно кивает Жан, вздыхая. Зачем ему эта анальная девственность? Она грязная, чересчур тугая и совсем сухая – так только мозоли натереть можно. – Но я все равно хочу… Тебя. Армин бледнеет, а его милое личико вытягивается – кажется, сейчас разразится гром, и потому Жан поспешно добавляет: - Просто дай мне сделать приятное тебе и себе, хорошо? Зад обещаю не трогать. Глаза Армина светлые, легкие, как облака – и они трескаются. Он ведь понимает, прекрасно понимает, что Жан его не отпустит, что выхода нет, не хочет… Но должен просто разрешить. Иначе он из библиотеки не выйдет. Он слабо кивает – совсем незаметно, но Жан облегченно вздыхает, чувствуя, как расслабляются ноги, что острыми коленками упираются ему в бока. Стройные ноги Армина прекрасны, а в сапогах они смотрятся на редкость хорошо, настолько, что Жан даже почти готов вылизать эти самые сапоги, но руки Армина он отпускать не торопится. Сначала коленом. Он касается паха друга коленом, давя, неловко елозя, а Армин опускает взгляд, прикусывая губы. Ему не больно, это можно понять по его румянцу, и Жан все-таки освобождает одну руку, чтобы своей горячей ладонью скользнуть ему в штаны. Дальше все происходит как в тумане. Жан помнит, как он осторожно расстегивал ремни на поясе Армина, приспускал его брюки, любовался тонкой, почти прозрачной кожей, а потом припадал губами к небольшому аккуратному члену, запуская пальцы в нежный пушок на лобке друга; как тот прерывисто дышал, стараясь сдержать себя. Помнит, как спустил и свои брюки. Помнит, как оба члена легли в его руку, потираясь друг о друга, пачкаясь в чужой смазке… Помнит, как Армин бил его в грудь, чувствуя его жар… Помнит, как осторожно водил пальцами по своим толстым и Армина тонким, почти незаметным венкам на членах, как пережимал яички, как… Как они неимоверно глупо запачкали одежду. - Не так уж и плохо, да? – слабо улыбаясь, спрашивает Жан, и Армин томно вздыхает. Кирштейн своим глазам не верит: тот так развратно слизывает его сперму со своих пальцев, что от одного этого вида сносит голову. Сносит настолько, что он не замечает подвоха. Плоский каблук Армина бьет по самому дорогому и сокровенному точно, метко и без жалости. Стоит Жану загнуться, светловолосый довольно ухмыляется, сплевывая соленую жидкость на пол, и быстро встает, застегивая форменные брюки. Вещи-то он отстирает. А вот Жана можно и проучить, тем более, когда он так беззащитен…