Одной цепью

             У Кирсти жизнь — обычная: смытые слезами картинки из детства, семейное горе, серое надгробие, раннее взросление, подработки, попытки захлебнуться в неудачных отношениях, неловко-извиняющийся отец, за руку которого опутывает властно-яркая женщина, и одиноко-общие ужины в тишине.       Жизнь серая, чуть потрескавшаяся фарфоровыми зубчиками, бесцельная, привычная, горькая, без крутых поворотов, разветвлений дороги с одним концом, необъяснимых событий, странностей и секретов.       Теперь у Кирсти — тайна: непосильная тяжесть, опасные знания, незнакомая сила в ладонях, которую остаётся только принять, потому что неведение от ответственности не освобождает — это запоминается сразу, резко, хлестким ударом цепей, навсегда врезается истиной — ты открыла врата, ты призвала нас, мы пришли.       Но с принятием не приходит понимание.       Последнее что Кирсти помнит — глаза: человеческие, прозрачно-заиндевевшие, небесно-стальные.       Чуть насмешливые — беги же, чего ждёшь? я позволяю тебе уйти.       Кирсти тянет к шкатулке больным любопытством, извращённым интересом, первопричиной её сломанной жизни — подобное же желание не позволяет отвести взгляд от страшно-больных людей, закрыть газетную страницу с ужасающими подробностями смерти неудачливой семьи — это грязная человеческая сторона, порок и проклятие, что тянется глубоко из истории: сжигание ведьм, изощрённые средневековые пытки, цирки уродов, публичные казни — всё это лишь отголосок для того, что хранится в искусно вырезанных гранях тайны, в которую никто не поверит.       Которая прячется в нижнем ящике её стола.       Кирсти знает, что может получить ответ — лишь руку протяни и привычным уже движением скользни пальцами по шкатулке.

      Она уже открылась тебе однажды, Кирсти.

      Ты достойна понять, верно?

      Звенья цепей поют о желаниях.

      Свет виден только в темноте, ну же.

      Боль звучит смычково-струнным отголоском.

      Он хотел твоей боли, но отпустил, спас, дал уйти.

      Он ждет тебя там, внизу, на самом дне.

      Тот, чьи глаза ты видишь во снах.

      Он рисует сталью шахматные клетки на твоих запястьях.

      Он зовёт тебя, так что же?

      Если не ради желания, то хотя бы ради… него?       — Будет больно, Кирсти. Но тебе понравится.