***
Илва натянула капюшон своего плаща сильнее, скрывая бледное лицо от солнца. Пусть день и клонился к вечеру, это не значило, что оно не оставит болезненных ожогов на коже, привыкшей к холоду, но не к свету солнца. Конечно, у неё был вариант остаться в роскошном дворце, наблюдая и участвуя в непринуждённой беседе между её родителями и здешним правителем, но слушать сотый раз историю о том, как её отец убил одним копьём медведя и выпил в одиночку целую бочку крепкой медовухи, она устала. А женщинам здесь слово особо не дают, так что прогуляться по окрестностям, изучить природу, банально покидать в землю или дерево ножик, который мать не нашла в рукаве её рубахи, всё лучше. Между тем, сад, даже в уходящих лучах солнца, не привлекал. Слишком ухоженный, искусственный. Красивый и необычный, бесспорно, но ей предпочтительней были дикие сосны и ельники, в которых можно было прятаться, мох под ногами, в котором утопаешь больше, чем в самом мягчайшем ковре. Первый бросок в примеченное дерево, в шагах пятнадцати, не меньше, вышел паршивым. Лезвие царапнуло кору и упало в траву, вызвав у северянки недовольное и грубое ругательство. Но зато последующие броски были идеальны. Если бы они с Франком состязались, ей богу, она бы могла дать ему форы, всё равно бы не победил. — Зачем ты губишь моё любимое персиковое дерево? Голос сверху разрезает тишину сада, заставляя девушку вздрогнуть, выронив нож. Тот, жалобно звякнув, упал возле сапог хозяйки. Но о ноже Илва уже забыла. Запрокинув голову, из-за чего капюшон тут же откинулся, открывая Амаль лицо нарушительницы покоя, северянка щурится. В подкорке её мозга звенит звонок, что она облажалась и потревожила саму хозяйку дома. Да ещё и, кажется, попортила её любимое дерево. Тьфу! Любимое дерево, бред какой! Быстро взяв себя в руки, Илва недовольно фыркает и нагибается, пряча нож снова в рукаве собственной рубахи. Вот только затылком она ощущает, как взгляд чёрных глаз если не прожигает её, то как минимум всё ещё следит. Это чувство Илва быстро запомнила, потому что эта странная молодая хозяйка мало говорила, ещё меньше ела, но беззастенчиво пялилась на неё всю трапезу. Вот и сейчас пялится. Как и все, впрочем. — Простите, вашество, если бы на этом дереве было написано, что оно любимое дерево хозяйки здешних владений, я бы и подходить не стала. Делая низкий поклон, Илва поднимает непокрытую и непокорную голову на балкон, где стояла хозяйка, и теперь начинает изучать в ответ. Среднего роста, смуглая, с копной таких же чёрных, как глаза волос. На севере бы такую назвали ведьмой, и были бы правы, потому что эти глаза, это аккуратнее, округлое лицо, с пухлыми губами, эти формы. Мужчин бы в городе она свела с ума. Не удивительно, что и здесь её держат наверняка под замком этого замка. И одаривают драгоценностями, шелками, всем, что блестит и звенит. Сорока, не иначе. — Я подумаю над прощением, если твоей смелости хватит не только на то, чтобы портить чужое имущество, но и подняться сюда. Мне как раз не с кем выпить чаю. Амаль знала, что бросает северянке вызов. Илва знала, что не посмеет отказаться от брошенного ей вызова.***
— …и, в общем, таким образом можно сказать, что Великая война против Диктриха Второго началась задолго до официальных дат, как принято считать. — Поразительно! — Да. Я считаю, это поразительно ужасно, что все считают, будто бы… — Я не об этом! — Амаль резко поднимается на локте, вызывая тем самым изумлённый взгляд своей собеседницы. Подобные выпады от плавной и неторопливой Амаль всегда были чем-то неожиданным для Илвы. Но даже сейчас, хмуря свои белые брови, она внимательно смотрит на её лицо, пытаясь понять, о чём же сейчас будет разговор? Вроде как она рассказывала исторический факт. Очередной из вороха фактов об этом огромном мире, которые она знала и помнила. — Я до сих пор поражаюсь тому, что помимо умения хорошо махать своими маленькими кулаками, ты знаешь так много вещей об этом мире! — в этот миг глаза Амаль загораются тем самым блеском звёздного неба, на которое они смотрели, лёжа и утопая в подушках на её открытом балконе. Илва знает — за этот месяц, пока они гостят тут, помимо веснушек на носу, она обрела странное тепло в груди. И это тепло разгорается сильнее, когда рядом находится столь гостеприимная хозяйка дома, предложившая переждать сезон штормов в море в их доме. Её муж был не против. Ну а Илва и догадаться не могла, что этого месяца хватит, чтобы растопить глыбу северного льда в собственной груди. — Брось, кулаками я машу куда лучше, поверь мне. — Не проверяла. А вот твои знания каждый вечер меня поражают! — Пустяк, — бросая это, девушка отводит взгляд своих нечеловеческих, фиолетовых глаз с красноватыми прожилками. Они Амаль тоже поражали до сих пор, и смотреть в них хотелось подолгу. Вот только упёртая северянка не позволяла насладиться этим дольше нескольких секунд, — всё дело в том, что я постоянно ошиваюсь с родителями по континентам. — Ты хотя бы куда-то выбираешься! — стукнув кулаком в костлявое плечо собеседницы, Амаль ложится обратно в своё ложе из подушек, устремляя взгляд на звёздное небо. Ей бы тоже хотелось выбраться куда-нибудь. Даже если это будет неприветливый северный архипелаг. Снег, снег и ещё раз снег, как говорила Илва. Но это не будет иметь значения, если эта упрямица будет рядом, со своим горячим нравом и не менее горячим сердцем. Под стать той, кто должен согревать холодными ночами в самые лютые морозы. — Если всё получится, ты возьмёшь меня с собой на север? Рука Амаль находит чужую ладонь легко и быстро. И всякий раз, когда это происходит за последние несколько дней, девушке немного страшно сломать кости или порвать тонкую, белую кожу, на которой вены — словно реки, хоть карту составляй. — Конечно, возьму. Только, там же холодно. Очень холодно, и твоему мужу не понравится. Мы едим любое мясо, пьём алкоголь и вообще, варвары, — скалясь в самодовольной улыбке, Илва поворачивает голову, снова встречаясь взглядом с Амаль. Отвернуться, как и отпустить руки, разорвать этот жар, гнавший кровь по жилам, ни у кого не хватило сил.***
Ледяной ветер в очередной раз впивается, кусает щёки и нос, которые Амаль пытается спрятать в меху своей лисьей шубы. И всё-таки, она не пожалела, что села на корабль, проплыла невероятное количество лиг, практически пересекая половину мира, ради этого холодного, горного рассвета. Солнце только начинало выглядывать сквозь снежные пики, но она уже знала, что это будет потрясающим зрелищем. Тем, что она запомнит на долгие годы. Может, даже на всю жизнь. — Знаешь, дома никому не понравится, что мы без спросу убежали в лес. Ну, или точнее, что я тебя увела так далеко от дома, без мужа и разрешения, — пиная снежный ком меховым сапогом, Илва угрюмо смотрит себе под ноги. Глупо это всё по её мнению. Нелепо. У Илвы свой путь, чёрт знает какой, но она не чета ухоженной, лощённой и женатой Амаль, привыкшей к теплу, роскоши и всему, что прилагается к её статусу. Вот только силы воли у неё, чтобы всё оборвать просто не хватает, и наверное никогда не хватит. Одного прикосновения, улыбки, звона смеха хватит для того, чтобы пленить её северное сердце до скончания веков. — С каких пор тебя это начало волновать? Я думала, у тебя смелости на десятерых воинов хватит, — снова эта ведьмовская улыбка. Снова давит на рычаги, которые ещё в первые дни знакомства нащупала так легко, что даже обидно. — Подумают ещё чего… — Что ты меня любишь, например? — не скрывая смеха, Амаль прячет свои руки в заячью муфточку, которую Илва подарила ей вчера. Охотничий трофей, что ни на есть, самый настоящий. — Может и так. Откуда тебе знать? — Тогда, предлагаю любить тебе меня до конца зимы! И я тебя тоже буду любить, до самого конца этой колючей зимы. Договорились? Илва позволяет себе, наконец, улыбку. Не такую угрюмую, как раньше, с ноткой лукавства, ведь вероятно Амаль не знает, что в здешних краях зимы вечные.