Люди называют это любовью. Воистину волшебное чувство, не правда ли?
Имеет вкус сладкой ваты из парка аттракционов. Приторный и такой тошнотворный. Это же просто плавленый сахар, что приобрёл вид паутинки, но мы всё равно продолжаем его есть. Зачем? Нам нравится. Любовь — это когда тело немеет и ноги забывают, как стоять ровно. Когда руки трясёт и речь становится невнятной, ведь мы боимся сказать что-то не так. Кому-то она придаёт стимул и уверенность. Мы не соответствуем стандартам возлюбленного и меняемся, словно глина, что упала в объятия теплых и мокрых пальцев. Все мы — творение, а наша любовь — творец. Каждый пытается подогнуть нас под себя, а мы гнёмся, ведь являемся чёртовыми терпилами, которые желают получить как можно больше внимания объекта воздыхания. Все мы забываем, что любовь представляет из себя на самом деле. Это приятное чувство окрылённости, нежность, ласка, забота. Мы принимаем друг друга в любом обличии. Алиса была глиной, а Номер Пять скульптор, который сам того не понимал, но менял её. Пятый для неё был идеальной картиной. Она смотрела на него и давилась воздухом каждый раз, стоило лишь искусству бросить на неё ответный отклик. В нём никогда не было новых мазков. Он висел на стене и даже не пылился, пока девушка каждый раз приходила другой, боясь не приглянуться. Но у всего есть обратная сторона. Бывают браки, трещины и грязная смесь цветов. И сейчас они на том этапе, когда не смогли вовремя остановить процесс творения. Он менял её, но заметить это смог только сейчас. — Я просила тебя бросить эту работу! Ты обещал мне, что с этим покончено! — Она кричала. Срывала голос, стараясь так вывернуть все свои эмоции наружу. Они сжирали светлую душу, что сейчас выла от безысходности. Глаза — зеркало души. И он боялся смотреть в них. Её океан был наполнен болью. Волны били о края, желая выйти наружу. Этот Бермудский треугольник был готов убить, стоит только посмотреть в него. Водная гладь, что раньше была тише озера в солнечный летний день, сейчас казалась темнее, чем обычно. Она смотрела на Пятого так, как смотрят на предателей, пока он стоял напротив её и не был в силах отвести взгляд. Они выливались из краёв радужки, обжигали её красные щеки солёными дорожками. Сердце от столь поганого чувства неприятно кололо. Эта боль сравнима с потерей самого сокровенного. Они смогли утерять такое важное составляющее — доверие, и Пятый не понимал, как ему вернуть его. Не знал, что делать, а от того просто замер и не знал, что говорить. Его губы то смыкались, то вновь расходились. Словно рыба, которую выбросило на берег и теперь она пыталась вдохнуть поглубже, цеплялась за жизнь. Он понимал, как облажался и представить себе не мог какого размера лопата теперь нужна ему, чтобы откопаться из этого дерьма. Сжимал от безысходности челюсти и слышал, как зубы скрипят между собой. Язык ощутил неприятную крошку эмали и от неё хмурил в своей манере брови, ведя кончиком языка по дёснам внутри ротовой полости. Ему не оправдать себя и прекрасно осознавал это. — Алиса, я… — Ты работаешь наёмником? — Перебивает его, эмоционально расправив руки по разным сторонам. Не получает ответа. Только грустный взгляд в пол и полную растерянность. Не нужно слов, чтобы понять его. — Ты сказал, что это не приносит тебе удовольствие. Ты же обещал, что перестанешь убивать. Как давно ты скрываешь это от меня? Их роман завертелся неожиданно, и никто не сопротивлялся этой судьбе. Этот парень никогда не брал в расчёт, что поверит в такое глупое понятие. Для него весь поток жизни являлся стечением обстоятельств. И он не думал, что это течение приведёт его к этой ситуации. Пятый ощутил себя провинившимся ребёнком, который разбил хрустальную вазу. Грудная клетка неприятно сжалась. Руки тянутся к своему сокровищу, хотят починить, заключить в объятия, но только он очернён. Его прикосновения сравнимы с повторным ударом молотка об осколки нежного создания. Девушка дёргается от него, как от раскалённого паяльника, да даже он не будет так обжигать, как его пальцы. Они усыпаны маковыми цветками, проходились тонкой дорожкой из лепестков на его белую рубашку, что Алиса гладила ему ещё утром. — Два года. — Его голос просел. Он перешёл на такой привычный хрип, но только сейчас Пять не был сонным и не шептал слова нежности на ушко. Ком в горле не позволял разгладить тон до последнего. Громкий, судорожный и такой жадный вдох. Пытается вобрать как можно больше кислорода в лёгкие, но не получается. Он выходит из него, вместе с панической атакой, что подступила следом за растерянностью. — Я не хотел скрывать это от тебя. Я собирался рассказать. — Когда? — Девушка громко всхлипывает и сжимает край полотенца на груди до побеления рук. — Ты врал мне каждый день и надеялся, что я смогу принять это? Твою мать, — отчаянно стонет и отворачивается от него. Её бледные пальцы ведут по мокрым волосам, а зубки закусывают нижнюю губу. Всё так, как он любит и боится увидеть это в последний раз. — Я же просила тебя… Между отчаянием и надеждой и отношения колебались на тонкой ниточке. Мост, что они так усердно каждый день строили, медленно трещал по швам. Он был без единого гвоздя, ведь между ними было доверие. Сейчас же оно падало в ниц, а следом и Харгривз, что так отчаянно надеялся всё исправить. Он спасал мир целых три раза. Неужели не сможет спасти и маленький кусочек своей жизни? Он потерял надежду лишь один единственный раз, но после осознал, какую ошибку совершил в итоге. И он, чёрт возьми, исправил всё. В чём проблема сделать это снова? — Давай сядем и поговорим? Мы не можем решать такие вопросы на эмоциях. — Алиса медленно поворачивает лицо в его сторону, и он не узнаёт свою девочку. Это больно. Больно признавать, что твоё сокровище утекает между пальцев, её поглощает зыбучий песок, а сверху сыпется новая порция проблем. Он не может позволить случиться этому. Не сейчас. — Алиса, доверься мне. — Нет, — осипший заплаканный голосок впечатывается в памяти навечно. Пятый, ты упал ниже некуда. Стоило тебе довести свою жизнь до небес, так сам себе поставил подножку и тело размазало об асфальт, что носила себе имя «суровая реальность». Всё происходило не по его плану. Он знал её от кончиков пальцев ног до самого длинного волоска на макушке, но сейчас она приняла совершенно иное лицо. Сложно было поверить, что он смог изменить её настолько сильно. — ты соврал. О чём ещё ты мне врал? Ты вёл себя странно в последнее время. Я думала, ты мне изменяешь, а ты… — сколько же сожаления в этом голосе. — Лучше бы ты трахал шлюх за моей спиной. Ты не Господь, чтобы отнимать жизни других людей! — Я не убивал невинных! — Голос предательски срывается на крик и Пятый тут же одергивает себя, но уже слишком поздно. Не сможет изобрести машину времени и навсегда запомнит, как его малышка сжалась от повышенного тона. Он раскрывает шире глаза, от осознания, что эти полтора метра с кепкой загнали его в угол. Просит небеса о помощи, хоть никогда и не верил в них. Отвратное чувство пронизывало всё тело, топталось мурашками по затылку. Он смахивает это ощущение, ведя по нему рукой. — Это были преступники, Алиса. — Чем ты лучше этих людей? — Девушка делает несколько шагов вперёд. — Ты не герой. Хватит строить из себя всемогущего. Ты не бессмертный. Ты уязвимый. Ты не умеешь всё. Я так больше не могу, Пять. С меня хватит. Он больше не может вынести этого. Принимает последнюю попытку вразумить девушку. Был уверен, что его Алиса просто запуталась. Хотел успокоить, но в голове только отвратная натура, которая хотела закрыть ей рот и заставить слушать его. Но он никогда не позволял себе такое рядом с ней. Глубокий вздох, сравнимы с прыжком с высокого здания. Если это не заставит одуматься, то он больше не выдержит. — Иди переоденься. Мы поговорим в спокойной обстановке. Заварим твой любимый чай. Она замирает и вместе с ней и его сердце, которое до этого превышало привычную скорость. На лице напротив растерянность, а руки крепко вцепились в угловатые плечи. Сжимала себя так, словно пыталась спрятаться. Пятый знал, она всегда так обнимала себя, когда ощущала загнанной в угол, растерянной. Его милая леди задумалась, и он боялся решения этого суда. Он впервые боялся услышать ответ. Мальчик, которому пришлось повзрослеть слишком рано, не боялся ствола, приставленного к виску, а сейчас испугался безоружной девушки. Для него же её слова ранили намного сильнее пуль. Её морщинки на переносице разглаживаются и она смотрит со снисхождением, что заставляет расслабиться лишь на мгновение. Неужели ему удалось добиться понимания? — Хорошо, я тебя поняла. — Она смиловалась. — Приведи себя в порядок и мы продолжим на кухне. Я поставлю чайник. — Я люблю тебя, — но он не услышал ответа. Лишь взгляд, полный слёз, что мешался в одном шейкере с безразличием. Пятый отчаянно пытался отмыть от себя картину Кэрола Каваларис, стирая собственную кожу. Окрашивал воду в красный, словно побоище произошло в стенах этой душевой кабины. Капли разлетались в разные стороны, а руки тряслись, нервно хватаясь за мыло. Ненависть к себе переполняла его. Совершенное новое и несвойственное ему чувство. Не испытывал удовольствие от этого вида, не улыбался, не жаждал продолжение. Шум воды заглушал гул в голове, она заливалась в уши и Пятый пытался стряхнуть с себя странное наваждение. Тревога не отступала. Не знал, о чём будет говорить с ней. Он в растерянности. Он запутался. Желал как можно скорее вернуться к причине своих спокойных снов. Харгривз был уверен, что она послушает его, как и всегда. Его девочка не бросит его из-за одной ошибки. Может был настолько уверен в себе. В ней. Это просто наваждение и Пять знает, что Алиса будет всегда принадлежать ему. Эта прекрасная леди никогда не давала повода для ревности и никогда не заставляла усомниться в себе. Просто не способна на предательство, но эта уверенность быстро соскочила с облаков, стоило открыть дверь. Квартира встретила его тишиной. Из подъезда эхом доносился стук её каблучков и колеса чемодана бились о ступени, пока и вовсе не стихли где-то на нижних этажах. Пустота. Она не была привычна. Эта тишина убивала. Пять никогда не думал, что она вновь окутает его душу, но это произошло и теперь слух трогало только собственное дыхание. Даже апокалипсис встречал его когда-то треском ещё не сгоревших досок, которые наполняли атмосферу гарью. Пустые полки в шкафу и ключи на тумбочке. Кулаки сжимаются. Старается подавить подступающую злобу, но не может. Он совершил ошибку. Хотел уберечь её, но не смог. Она покинула и забрала всё, что так было дорого ему — себя. Я так больше не могу, Пять. Ты даже не послушала! С меня хватит. Алиса! Ясно дала понять, что их дороги разошлись, но при этом не смогла озвучить это вслух. Не сказала те заветные два слова, что означали бы завершение этой книги. А запах перечной мяты до сих пор витал в комнате, мешался с металлом, что врезался в его носовые пазухи до скончания веков. Номер Пять и подумать не мог, что это будет настолько сильный удар. Тело падает на колени, пытается вытолкнуть из своей головы самые ужасные исходы, бьёт кулаками по паркетному полу и не может заглушить злость. Отчаяние и желание всё изменить. Он не мог понять, как ему поступить. Пустота в душе с арифметической прогрессией заливалась болью внутри его рассудка, пока по подбородку капали его же слёзы. Словно маленький мальчишка рыдал, хотя ему уже второй десяток. Бесшумно и лишь изредка хлюпал позорно носом, чтобы никто не посмел засечь за таким постыдным действием. Он ощущал себя так в последний раз лет в тринадцать, стоило увидеть воочию конец всего. Но даже его он смог предотвратить. Три, мать его, раза. Смог спасти человечество, но не уберёг своё счастье. Ощущал себя поистине одиноким и от того его душа трещала, разрывалась на маленькие крупицы, оставляя после себя только противное чувство опустошения. Пятый понимал, что это конец и он не сможет удержать её силой возле себя. Этот вечер стал самым длинным в его жизни. Вдыхая испарения этила через рот, Номер Пять уходил в забвение, боясь нарушить стук собственного сердца. Боялся, что в какой-то момент оно перестанет биться, а потому старался даже не дышать. Весь мир сосредоточился только на одном маленьком узелке, оно толкало клапанами кровь по венам, лишь бы он продолжал своё жалкое существование, которое сейчас, казалось бы, приходило каждый раз к разрушению.С момента их расставания прошло шесть месяцев.
Харгривз не ходил в университет, а Алиса не пыталась интересоваться им. Она была уверена, что он не изменится. Миллер чувствовала, что потеряла что-то крайне важное для себя. Великая потеря, что не стоила решения на эмоциях, но уже через месяц ощутила невероятное облегчение. Может это лишь наваждение, но она считала, что права. Это предательство не стоило того. Ещё в начале отношений они договорились, что лжи нет места в их союзе. Они не ругались, а переходили в дискуссию. Пятый всегда старался решить всё на месте и сразу. Он любил её, но по-своему. Не мог оказать поддержку словами, давалось ему это тяжело. Показывал свои чувства через действия, будь то даже бессмысленное: «Что-то сладкого хочется». Без скрытого намёка могла бросаться словами и всё оказывалось в её руках. Не было ограничений по деньгам. Её друзья смеялись и называли его «папочкой», а Алиса ухмылялась. Хлопала глазками, проходя мимо ювелирки и надувала нижнюю губу. Пара минут и желанная вещь уже на её пальчике. Да, она была плохой. Далеко не ангел, каким могла показаться изначально. Он считал её такой, но всё это лишь фальшь. Имел нежное создание лицом к лицу, а в аквамарине плясали черти. После расставания Алиса ощутила себя сукой. Бросила человека, что готов был пожертвовать собой, ради неё. Но их различия были в том, что она не отдавалась в эти отношения с головой. Но при этом никогда не жаловалась. Спустя полгода удалось понять, почему же считала, что их отношения не держатся так крепко и почему удалось так легко отпустить его. Они были токсичными. Токсичной была она. Никто не хочет примерять на себя роль насильника, но она сделала этот выбор неосознанно. Не он менял её, а она его. Это было тяжело принять, но и её милое лицо не было из тех, что присвоили лику святых. Кто-то толкает в плечо и мутный взгляд медленно переводит своё внимание на человека, что потревожил её мысли о собственной ничтожности. Лука Купер. Её друг ещё с детства. Они смотрели друг на друга и Алиса очередной раз очертила его профиль. Смуглая кожа, пухлые губы и серые глаза, что всегда умели проходиться по каждому сантиметру души. Он с пониманием поглаживал плечо подруги и, закусив щеку изнутри, свёл тёмные брови. Смотрел с сожалением и пониманием, пытаясь пропустить через себя все переживания, что снизошли на родного человека. Он поверить не мог, что они расстались. Ничего не знал, хоть и не боялся влезть. Девушка просто не позволяла дотронуться до самого сокровенного. Не разрешала залезть в голову. — У тебя глаза красные, ты опять не спала? — Его низкий тембр голоса всегда помогал найти успокоение. Она была действительно ангелом. Чистая и невинная. Хотел верить, что оставалась такой. — Дать леденец? — Спасибо. — В одном она не изменяла себе. Всегда умела говорить волшебные слова, не скрывала свои хорошие манеры. Принимает мятную конфету из его рук и при этом не смотрит в глаза. Лука видел, что его подруга начала губить себя, опустила свои взгляды на мир и он прекрасно знал, что виноват с этом Харгривз, но ничего не мог сделать. Этот паршивец не появлялся на занятиях уже достаточно долго. Не уверен, что разговор с ним изменил всё, но хотел выпустить пар. — Дашь списать конспекты? Я не хочу работать на паре. — Алиса, я думаю, что нам нужно поговорить. Мне больно смотреть на то, как ты убиваешься. Я же твой друг и всегда помогу. — Молчала. Смотрела прямо в душу своим стеклянным взглядом и не моргала. — Алиса? — Пара началась, иди на своё место. — Она не хотела обсуждать их разрыв. Только дурак не сможет понять этот намёк. Хотел бы он быть дураком. — Сядем вместе? — Огонёк надежды быстро угас, стоило увидеть покачивания головы, что означали отказ. Она всегда сидела вместе с Пятым. На самой последней парте, вдали от всех. Не раз можно заметить перешёптывания и пощипывание за коленки. Всё это было раньше. Настоящее било гаечным ключом по затылку и заставляло очнуться. Купер хотел бы уделять больше времени своему другу, но она каждый раз напоминала ему, что тогда будет мешать его отношениям. Феликс не был из таких людей, он наоборот хотел проводить время втроём, ведь девушка была весьма забавна, но они всегда слышали «нет» с её стороны. Алиса отдалялась день за днём всё больше, погружаясь в пучину серости и отчаяния. Стоит протянуть ей руку, так она её кусает и не принимает подмогу. Казалось, что для неё теперь имело значение только самоуничтожение, а в расписание дней не входило время с близкими. Он погладил её по голове, прежде, чем уйти на своё место. Всегда больно осознавать, что родные тебе люди не хотят принимать помощь. Это досадно. Бейся в истерике. Пытайся докричаться. Спрашивай бесконечное количество раз о его состоянии. Читай, словно молитву, нотации о том, что он себя губит и в итоге останется один. В этом нет смысла и таких не спасти. Проблема заключалась лишь в том, что Лука только говорил. Нет лучше любви, чем поступки. Алиса привыкла к ним и не верила в искренность друга. Пятый бы закинул на плечо и понёс в кинотеатр. Он делал так, когда умерла их крыса и от этого ей стало легче, хоть и всего на полтора часа. Получилось забыться, отвлечься. Это тот случай, который описывал их отношения в самых детальных подробностях. Конфетно-букетный период длинною в три года. Ей нравилось ощущать себя хрупкой принцессой, а его считать чудовищем. Только сказка повернулась к ней задом и всё оказалось наоборот. Стук мела о доску заполнял аудиторию. Изредка можно было услышать хриплый голос мужчины в возрасте, что так старательно рассказывал про историю католической церкви в английском стиле. Алиса чертила в своей тетради непонятные абстракции, стараясь заглушить шум своих мыслей. Светлая голова осторожно легла на парту, она наливалась свинцом, в ушах ходил морской бриз. От этого хотелось прикрыть глаза и провалиться в царство снов и больше никогда не вылезать оттуда на свет суровой реальности. Она мечтала об этом уже довольно давно, с момента расставания. Но только сон не спасает и не лечит, если устала душа. Миллер поняла это ещё на второй неделе своей муки. Не могла заснуть без широкой ладони, что обхватывала её, прижимала к твёрдой груди, пыталась огородить от жестокого мира. Он всегда бережно шептал ей: «Моя малышка», а после целовал в висок. После расставания всегда смотришь на парочки и завидуешь им. Это нормально, но исправимо. Нужно просто научиться жить для себя, самим с собой в гармонии. Человеку ко всему свойственно привыкать и Миллер искренне старалась привыкнуть к этой пустоте на второй половине кровати. — Можешь подвинуться? — Тихий шёпот, сравнимый ударом молнии среди ясного дня. Он глушил и заставлял дрожать. Появлялось желание как можно скорее убежать и спрятаться в дом, ведь сейчас польётся дождь. Он был самым прекрасным и одновременно самым ужасным творением природы. Алиса медленно открывает глаза и поднимает голову, отодвигаясь ближе к своему краю. Она знает этот голос. Он являлся ей во снах. Каждый чёртов день. Не прошло и минуты, чтобы он не пытался вырезать в памяти свой маленький островок, не позволял вычеркнуть себя из жизни навсегда. Не осмеливается поднять взгляд, ведь знает, что он смотрит. Чувствует это. Запах кофе и виски заполняют лёгкие, пока рассудок пытается оттолкнуть от себя любое наваждение. Эта девушка слишком слаба. Не хочет встречаться взглядом, чтобы он понял, как сильно она скучала всё это время. Минутная слабость. Но какие она имеет перспективы. Маленькое чувство, но с таким рвением преодолевает все границы предрассудков. Внутри бушует ураган. Шаг за шагом её глаза скользят по деревянной поверхности стола, пока не находят родные, но такие одновременно чужие руки. Дыхание перехватывает и этот порыв уже не остановить. Она видит его. Плечи, которые сжимала в своих пальцах, оставляла красные полосы, когда её тело содрогалось от страсти. Шею, по которой любила вести языком, ведь это было самой нежной частью в его теле. Подбородок, по которому мазала устами, боясь поцарапаться о небольшую щетинку. Скулы и родинки в виде деления, что любила целовать в порыве страсти. Нос с горбинкой, который во время ребячества любила обхватывать губами и пыталась оставить засос. Она отчётливо помнила, что как-то ей удалось сделать это. Помнила до сих пор вкус его губ, которые сейчас были обветренными и в ранках. Он снова кусал их, пытался успокоить нервы. Родинка на его правом глазу, прямо в радужке, совсем близко с потемневшему кольцу у края. Разбуди её в ночи и сможет описать в детальных подробностях как торчат его реснички в изгибе полумесяца и на каком глазу одна всегда выбивалась из общего ряда. Скажи что-нибудь. Она не ждала от него «привет» или же каких-то слов о прощении. Испытала ли она разочарование, когда не встретилась с ним взглядом? Если только немного. Это позволило ей помнить о том, кого из себя он представляет. Садовник, у которого топор или винтовка, вместо ножниц. Алиса представляла их встречу, каждый день. После расставания многое изменилось. Он больше не носил её резинку на руке, чуть выше татуировки с раскрытым зонтиком. Их парные тату. Пятый больше не укладывал волосы, позволяя длинной чёлке прикрыть его глаз. Она и подумать не могла, что встретит его здесь и он ничего не скажет. Ощущала из-за этого невероятное чувство обиды. Хотела высказать какой равнодушный, но только поджимала губы, и напрягала подбородок. Правильно говорили: «Нет лучше мести, чем показать человеку, что можешь жить без него.» Скажи. Но он продолжал молчать. Может потому что в её океане не читалась мольба? Она до сих пор смотрела на него так, как смотрят на предателей. На человека, в котором разочарованы и не жалеют о содеянном. Миллер слишком огорчена в своих же мыслях. Проглатывая ком напряжения, она отворачивается от него и опять кладёт голову на парту. Усмехнулась. В этом коротком «ха!» читалось разочарование, надменность и искренне негодование. Странный коктейль, что она вертела внутри себя, стаканчик на тонкой ножке, которая вот-вот надломится и стеклянный сосуд разобьётся, устроит взрыв внутри, сжирая её нутро. Пара поворотов и он падает с громким треском. Содержимое расплескалось, окутывало голову дурманной дымкой. Опьяняло рассудок. Странно, ведь должно содрогать его любовь, а не ненависть, что сейчас казалась намного слаще. Насколько же отвратным казался этот человек рядом с ней. Хотела ненавидеть его. Считала это лучшим решением, но не могла, опасаясь, что так признает своё влечение к нему. Ей не нравилось признавать это. Он так и не посмотрел на неё. Видимо и не посмотрит, ведь облокотился о руку, стараясь закрыться от неё. Алиса закрывает глаза, в надежде проснуться от кошмара. Хочет исчезнуть и больше никогда не появиться в этой вселенной. Думала, что забыла, а стоило встретиться, так сразу растаяла, как мороженое на его губах. Пятый любит ежевичный. До сих пор помнила это. Жалеет, что не села с Лу. Но если сделает это, то признает свою слабость. Признала ли она её, когда сверлила его взглядом некоторое время? Эти мысли терзали её и откровенно выбешивали. Рядом с ним уже не порхают бабочки. Их все убил дихлофос, который отравлял своим ядом каждое насекомое. Этот холод, что витал между ними… Самые крепкие и нежные чувства разбились в один миг. Прошло уже почти шесть месяцев? Время так быстро летит. Также быстро, как час и тридцать минут. — Привет, Миллер, отойдём поговорить? Девон Фелпс. Они общались довольно близко, пока отношения с Харгривзом не захлестнули её с головой. Он не был ревнивым, но Алиса просто не хотела дать сомневаться в себе. Нравилось ощущать себя желанной, видеть уверенность в его глазах. Как он называет её своей, ведь на самом деле, так и было. Общалась только с Лука, ведь его совсем не интересовал женский пол. — Нет, — и это «нет» звучало намного грубее. Она до сих пор помнила тот разговор в подробностях. Может потому что после него все дни стали одинаковыми? Ничего не отличалось от вчера, словно поменялась с сурком. — Разве я тебя чем-то обидел? — Девон осторожно руку тянет к её плечу и тело девушки заметно напрягается. — Своим существованием, — Лука отбивает чужую ладонь от подруги и прижимает девушку к себе. — Надеюсь, я больше не увижу, что ты пристаёшь к ней. Она уже отказала тебе. И не один раз. Не забывай, что у неё всегда есть возможность всё рассказать мне. — Я просто хотел поговорить. — В его глазах непонимание и растерянность. — Напиши мне, если передумаешь. Парень ушёл, а душок остался. Алиса скидывает руку друга и хватает сумку. Она хочет скрыться, но не видит смысла в благодарности. Не считает себя маленькой девочкой, с которой нужно стряхивать каждое перо, как это делал Пятый. Он сделал её такой слабой своим бережным обращением. И он ничего не сделал сейчас, зная, что она беззащитна. Подошёл Лука, а не он. И Купер прекрасно осознавал её желание быть независимой от других, ведь больше никто не сможет теперь защищать её так, как делал это Харгривз. Аудитория пустела, в то время, как два человека продолжали стоять на одном месте и прожигать друг друга глазами. Лука смотрел на Пятого и лицо его выражало жалость. Эта давящая тишина сжирала двух парней, что так отчаянно пытались перебороть себя и начать разговор первым. Пятый лишь указал ладонью на место, где до этого сидела Алиса и опустил голову вниз. — Ты мог сам подойти. — Он прерывает тишину, сжимая плечо знакомого. — Я знаю, — он ставит подбородок на свой кулак и тяжело вздыхает. — но попросил тебя. — Почему? — Я соврал ей. По-крупному. Она смотрит также, как и в последнюю нашу встречу. Я просто не хочу давать ей повода усомниться в своём выборе. Думаю, так будет лучше для неё же. — Наконец-то, спустя долгие полгода, Лука понимает, что больше не может испытывать злость по отношению к нему. Он такая же израненная душа, что не могла найти себе места. Видел, как Пятый тянул к ней руку, бросал взгляды, полные надежд и не мог поверить, что они не вместе. — В этом мире каждый заслуживает шанса. Попробуй, она сможет понять. Это же наша Алиса. Хотел выразить слова поддержки, но взамен получает только усмешку, которая граничила с иронией. Скорее издевательская, словно тот сморозил глупость, а Пятый пытается ткнуть его в неё. — Вот именно. Это наша Алиса. И я знаю её. Она сидит и ждёт меня каждый день. Плачет перед сном, потому что ей страшно засыпать одной. У неё нет ночника, поэтому может закрыть глаза только под утро. Я знаю её. Она ждёт, когда я приду и во всём раскаюсь. Ждёт, что я приду и скажу, что изменился, но я не хочу врать. У нас было одно чёртово правило и я нарушил его. — Бьёт от злости ладонями по краю стола и тут же проводит по волосам, зачёсывая пряди назад. Его лицо искажается в гримасе отвращение, но направлено оно было к самому себе. Винил в произошедшем только себя. — Предательства не прощают. Я не изменился. Я всегда таким был. — Ты сам себя сделал таким, — Пятый резко переводит взгляд на парня и выгибает бровь от непонимания. — Знаешь, легко судить всё словами: «Я таким родился». Мы сами строим своё будущее. Хватит искать оправдания. Если ты осознаёшь свою ошибку, то что мешает тебе исправиться? — Ты не понимаешь, всё намного сложнее, чем ты думаешь. — Если бы ты любил её, то не сдался так рано. Сделал бы хоть что-то. Вступился я, а не ты. Ты просто испугался, что она отвергнет тебя. Ты трус. — Лука, — Пятый пропустил воздух сквозь зубы и откинулся на спинку стула. Он был готов завыть, но не мог. Сжимал челюсти, сводил пальцы между собой, словно пытался что-то вдолбить в голову собеседника. — ты лезешь в чужую песочницу и в ней нет места для троих. — Он цедил каждое слово сквозь зубы, почти не разжимая челюсти. Лука же сжал между собой губы и похлопал собеседника по плечу. Прекрасно понимал, что смысла нет объяснять слепому котёнку, где лоток. Так пусть гадит под себя. Жизнь сама научит его ходить в песок. Харгривз покинул аудиторию последним. Они больше не обмолвились ни единым словом, но на следующей паре он не увидел Алису. Она ушла с занятий. Пять до сих пор ощущал на второй половине её запах освежающей перечной мяты и жжёный табак. Она начала курить. Неужели это больше не его девочка?С момента их расставания прошло восемь месяцев.
Алиса ковыряла карандашом ластик, пока по правую руку сидел Пятый и записывал конспекты. Они так до сих пор ни разу не поговорили. Они просто одногруппники, которые контактируют только когда это требуют обстоятельства. А обстоятельства никогда не пересекаются с их отношениями. От него всё также пахло кофе и порой он приходил со стаканом из их любимого кафе. Он до сих пор ходил туда, но никогда не покупал второй для неё. Никогда не предлагал отпить из своего стаканчика, когда девушка клевала носом на первых парах. По запаху можно было определить, что он взял себе, как всегда. Чёрный. Без сахара. Миллер поняла, что ему плевать только спустя восемь месяцев. Мечтала все это время о чём-то… Несбыточном? Она достигла того момента, когда жалела о содеянном. Хотела всё вернуть и при этом не хотела делать первый шаг. Приняла бы его таким, какой он есть? Возможно. Может сделала бы попытку построить мост между ними вновь, но старалась бы она одна. Алиса прекрасно знала это, а потому продолжала ковырять ластик карандашом, словно это что-то даст. Доковыряется до его головы. Сможет понять его мысли и поступки. Но лишь разочаровывалась очередной раз, когда он старался спрятать черную рубашку под пальто. Она чувствовала этот запах окисляющего металла. Он до сих работает киллером. Он не изменится. Осознание этого сильно нагибало её любовь к своей уникальности. Когда-то считала, что Пятый способен сделать всё, ради неё. Сейчас же это казалось пустым звуком. Может он отпустил её так легко, потому что сам хотел расстаться? Ненависть к нему настолько сильно крепчала с каждым днём, что Алиса уже не могла сдерживать себя. — Можно пересесть? — Ловит взгляд зелёных глаз. Она видит лишь боковым зрением это, но всё равно сердце сжимается и готово разорваться в клочья. Неужели только это заставило его наконец-то обратить внимание? Если это так, то она готова хоть на их столе переспать с кем угодно, лишь бы пытаться вызвать его интерес. — Садись рядом с Девоном. Только возле него свободно. — Старик указывает на пустое место, а новый сосед поворачивается с улыбкой. Она не была мерзкой, нет. На самом деле этот парень не был плохим. Просто мог дать о себе плохое первое впечатление. Алиса собирает свои вещи и хочет встать, как её ногу сжимает ладонь. По телу прошлись мурашки. Она поднимает глаза. И она напугана. Жалостливый взгляд и мольба о том, чтобы остаться. А сама не сводит взгляда с этого луга. Чистого. Нежного. В солнечную погоду моросил дождик, тучки накрыли небольшую полянку, от чего зелёная травка приобрела темноватый оттенок. Из лёгких выбило весь воздух, опустошая их и до боли душило, пока широкая ладонь сжимала колено. Большой палец поглаживал выпирающие косточки, от чего по телу разливалась немота. Кажется, этого касания хотели оба. Оно было настолько чувственно и нежно, что живот скрутило и встать уже было настолько непосильной задачей. Судорожный вздох заставил нижнюю челюсть затрястись. Если он ничего не скажет, то её сердце разорвётся прямо в этой аудитории. Алиса пытается прочитать хоть что-то в этих малахитовых глазах, но не может. Это убивает. Он действительно искусный киллер. Только он мог убить одним движением, растоптать её побитую душу. Возродить. И вновь разнести на куски. Он впервые сделал шаг навстречу. Сделал первый шаг. Он сделал его. Он… — У тебя ластик упал. Вот же наивная дура.С момента их расставания прошёл год.
Он всегда был в самом эпицентре макового поля. Его руки, усыпанные лепестками, казалось, вовсе не умели дарить любовь, заботу, нежность. Он был соткан из генов серийных убийц, что выжигали каждую клеточку человечности из него и стоит лишь вновь испачкаться в этой багровой пыльце, так он погружается в черноту вновь. Она стирает все границы морали и наполняет его лёгкие без остатка. Номер Пять просто ребенок, которому пришлось рано повзрослеть. Он просто хотел добиться своего, как обычно, бывает у детей, но не учёл, что не был готов последствиям. Сейчас же, когда удалось разгрести всё это дерьмо своими руками и спасти человечество третий раз, он не получил желанного: «спасибо». Он не боролся за него, но эти слова, сказанные самыми дорогими людьми, могли заставить сердце вновь биться. Он был сломлен вновь, когда все разошлись. Они плевать хотели на все старания и сделали вид, что не знакомы. Пять готов был кричать и рвать на себе волосы от злости, но лишь разгромил очередной автомат со сладостями и скрылся с места преступления. Это ты во всем виноват. Верно, лучше бы он и не переступал через себя и побыл немного эгоистом. Возможно, сейчас в чём играл гнев и чувство обиды, что было знакомо ему до этих пор, но факт остаётся фактом. Он вновь один на целый мир и сейчас пьёт с горла виски, будто это поможет заглушить всю боль от предательства родных. Он имел свои взгляды на ситуацию и не жалел об этих аморальных мыслях. Будь у него возможность вернуться в прошлое или перемотать время, повторил бы он свою ошибку? Ответ: Да. Даже сейчас, сидя в квартире, он продолжает думать о том, как может помочь этим идиотам, что и больше десяти дней прожить не могут без него. Почему именно десять? Эта цифра всегда не давала покоя. Осталась привычка считать десять дней и ждать конца света. На десятый день он всегда стоял на балконе и смотрел на небо. Ждал метеорита, кугельблица или, может быть из лаборатории правительства сбежит бешеный грызун и заразит всех крысиным гриппом. Наступит зомби апокалипсис? Пятый был готов даже к нему. Но отсчёт истекал. Десяток заканчивался и следующий день становился первым по счёту до апокалипсиса. Все казалось неимоверно смешным. Хотелось кричать от несправедливости этого мира. Дайте ему возможность и этот парнишка разорвёт вселенную. Сам вызовет этот долбанный апокалипсис, лишь бы собраться всей семьёй и обрести наконец-то покой. — Старик был прав, — слова имели горький вкус. По ощущениям, словно съесть ложку корицы из-за спора. Они в детстве всегда так развлекались с братьями. Это чувство ностальгии только сильнее ударило по сердцу. Губы скривились, от немного колющего чувства в груди. Парень проводит ладонью по волосам и плотно сжимает покусанные губы между собой. Он ненавидел признавать это. Признавать, что прав отец. Что скучает по временам, когда волновали только тренировки и побеги по ночам, в развлекательных целях. Сейчас же его волновала учёба среди обычных детей и антидепрессант, что сейчас медленно потягивался из стеклянной бутылки. Завтра его будет ждать тошнота и неприятный осадок внутри. Посмотрит на себя в зеркало и увидит идиота, который травит своё измотанное временем тело. Это явно не та жизнь, о которой он мечтал. Осуждал Клауса за безрассудный образ жизни, а сам сейчас выглядит не менее тошнотворно. — День первый. Зелёные глаза уже давно не имели цвет хвойного леса или лесной поляны в солнечный день. Это блеклый оттенок. Отвратительный. Грязный зелёный, что сейчас больше напоминало болото. Смрад, плесень. Ничего святого и живого невозможно было увидеть в этом зеркале души. Можно выйти из списка убийц, но убийца не выйдет из тебя. Он не знал, сколько ещё предстоит перетоптать цветков, чтобы наконец-то найти своё место и нормальный кофе, но после третьего апокалипсиса он не повторял своих ошибок. Был сыт по горло и этого факта было вполне достаточно. Пустой и пьяный взгляд смотрит вдаль, и сознание теряет своего владельца. Он просто устал и хочет спокойствия. Которое он мог обрести только с Алисой. Может это и был четвёртый апокалипсис? Кто знает. Но после её ухода всё потеряло смысл и Пятый был готов потратить всю свою жизнь так: ждать несуществующей угрозы для этого мира и гонять по кругу вычисления, которые уже не пригодятся ему; пить по вечерам виски, сидя у кровати. Он не спал в ней, перебрался на диван, боясь спугнуть её запах. Зелёные капельки от масла до сих пор были на подушке. Он прекрасно помнил, как его девочка смешивала воду и настойку перечной мяты, после наносила его на корни, а он массировал её голову, чтобы улучшить рост и без того прекрасных волос. Она была вся прекрасна. Был готов целовать каждый участок тела, но всё закончилось. Теперь не мог даже прикоснуться к своему сокровищу, ведь он знал, что Алиса не любит чужие прикосновения. Смотрит на стрелки часов, что сейчас показали: 00:00. Начало нового таймера. Для многих это понедельник, а для него пошёл отсчёт. Ровно десять дней до конца света. Сегодня будет тяжёлый день. Это хуже, чем апокалипсис. Ровно год. За это время ничего не изменилось. Она вновь сидела рядом с Харгривзом, пока тот кидал взгляды и жался, словно чёртов девственник. Это казалось странной пыткой, что ему нравилась. Нравилось смотреть со стороны, как она пытается вызвать ревность и как периодически встречается с ним взглядом, когда он опаздывает на пары из-за работы. Эта игра в кошки-мышки, что не могла прийти к конечному этапу. Странно, что вообще весь этот абсурд заходил настолько далеко. Пятый давно бы нарушил эти границы, но не мог. Она даже не подавала повода для этого. Он думал, что ей лучше без него. Так ведь думают все герои из романов, что читала Алиса? Сколько бы мыслей не пришлось ему прокрутить в своей тяжёлой голове, каждый раз возвращался всё в одному — не стоит навязываться. — Миллер и Харгривз. После пар подойдите ко мне, чтобы получить тему для проекта. Это было явно ошибкой и провалом. Челюсти сводило от напряжения, пока жилки играли под кожей. Он не сможет находиться так долго в её компании. Стечение обстоятельств приводило раз за разом к ней. Она наивно хлопает глазами и смотрит на него, кусает нижнюю губу от волнения. Пятый помнил, как постоянно проводил по ней большим пальцем и убирал из плена зубок, ведь не хотел, чтобы её нежная кожа страдала. Сам же смотрит так виновато, словно это он решил сделать их партнерами по проекту. — Можем сделать его у меня, — а может ты хотел сказать у «нас», Харгривз? Это была ваша квартира до того, как ты упустил её из своей жизни. Но только комната совсем опустела и теперь в тумбочке хранилось оружие, а не её блокноты и карандаши. — Как насчёт сегодня в восемь? Я вызову такси до твоего дома, когда мы закончим. — Я никогда не прикоснусь к твоим деньгам. Я знаю, как ты зарабатываешь. — Кусается словесно. Пять неоднократно думал о том, что его девочка не способна на столь отвратные вещи, но раз за разом удивлялся, как в первый раз. Смотря сейчас на неё, он видел запуганного зверька, которого зажали в угол. И не был против видеть её такой. Был рад лицезреть любую из её сторон, лишь бы смотреть на её лицо каждый день. — Лука заберёт меня. — Как скажешь. Считал ли обидными её слова? Определённо нет. Пятый не из обидчивых. Он прекрасно осознавал всё сам, ведь тело не равнялось его ментальному возрасту. Мог бы стать учёным, профессором, стоять на месте этого лектора, но нет. Эллисон помогла ему поступить только в этот университет. Номер Пять и думать не мог, что ему предстоит работать киллером вновь, но это вышло случайно, он просто обзавёлся связями и не жалел об этом. Он мало о чём жалел в этой жизни. Взрослея повторно, мог вкусить эту жизнь заново. Пубертатный период остался позади, но только вновь смотрел на её колено и желал прикоснуться к нему, как когда говорил о ластике, который сам же и уронил. Неосознанно совершил такой поступок. Он увидел, как блестели её глаза, но девушка не делала первый шаг, от чего не делал первый шаг и он. Это непонимание между ними не приводило ни к одному решению, что устраивало бы обоих. Было слишком досадно, ведь сколько дифференциальных уравнений не решал, всё равно его мозг не приходил к логическому ответу. Ему всегда не хватало смекалки. Он был взбудоражен. Смотрел на часы, словно от этого время пройдёт быстрее. Переживал, вдруг забыла дорогу в дом, где жила два с половиной года, но всё равно отгонял себя от этой мысли. Пять боялся уязвимости, но в данной ситуации был таким. Алиса была его слабым местом и это всегда раздражало. Но при этом рядом с ней было невозможно строить из себя говнюка, каким он был со всеми. Так он думал, пока она не стала бывшей. За всё время ни разу не помог ей, не сказал ни единого комплимента. Она была прекрасна каждый день, но почему-то мозг отказывался подавать импульс на подобного рода действия. Решил напомнить, что этот парень не способен на заботу и ласку. Это противоречие приводило не к самым лучшим ситуациям, но помогало закрыться в кокон. Он не подпускал никого к себе, а сейчас ощущал себя собакой с лампочкой. Появись она на горизонте его поля зрения эта невинная душа, так пускал слюни словно зажгли свет и поставили миску перед ним. Только сейчас он не мог насытиться вкусным обедом. Она была рядом, свет горел, но это больше не его тарелка, а от того ощущает себя идиотом. Каждый день теперь был пыткой и если бы у него был второй шанс, то он предотвратил этот апокалипсис. Стук в дверь заставил каждую мышцу в его теле напрячься. Опираясь локтями о колени, он придерживал голову и пальцы судорожно цеплялись за волосы, оттягивая их у корней. Редко киллер может почувствовать себя зажатым в угол, но от страха не прячется. Ноги казались деревянными, а коридор невероятно длинным. Отодвигает защёлку и дверь тут же дергается, а сердце его замирает. Он видит её. Как она снимает верхнюю одежду и не смотрит на него. Пять ощущает себя неловко. Уверен, Алиса тоже. — Я заварю чай. — Не узнаёт свой же голос. Он хрипит и совсем тихий, боится нарушить этот момент, когда она вновь переступила порог их дома. Бывшего дома. — Откажусь. У меня ноутбук разрядился. Куда можно его подключить? — Здесь ничего не изменилось. Не упускал возможности сказать об этом, но кусал себя за язык. Зачем напоминать о прошлом? Пятый, ты никогда не был так сентиментален. Говорил об этом, пытался достучаться, намекнуть. Ждал от неё хоть какого-то сигнала к действиям, но их не было. Даже сейчас, топая по паркету в их старой квартире, не видел с её стороны ничего лишнего. Тяжело принять это. Принять, что люди, которые до этого сжимали в объятиях друг друга на этом матрасе, сейчас были такими чужими и стояли напротив друг друга, а не рядом. Всё оборвалось в один миг и не было ни единого дня, чтобы Харгривз не думал об этом. Видел, как её пальчики сжимают шнур. Накручивают вокруг фаланги. Не его волосы. От этой мысли сердце вздрагивает. Соберись. — Я собрала немного материала для нашей темы, — это слово хоть и не несло какой-то определённый смысл, но не переставало от того нести особенный посыл, говорящий о том, что между ними появилось что-то общее, кроме воспоминаний. Пять сел на стул напротив, пытаясь вникнуть в сам разговор, но раз за разом утопал в её глазах. — Предлагаю разделить обязанности, а после этого обменяться результатами и дополнить друг друга. 1 апреля будет защита. — Смотрит в телефон, листая календарь. — У нас десять дней, поэтому давай постараемся справиться как можно скорее. Сегодня им могло быть четыре года и эти мысли, видимо, не покидали только его. Жизнь сурова и несправедлива, но Пять привык к этому. Смотрел на неё так жалобно и хмурил брови. Казалось, что они никогда не имели расслабленного положения. Алиса же на него так невинно, хотелось укрыть её от всего мира, прижать к себе, взять на себя весь проект и просто проводить это предоставленное время наедине с ней. Обнять её. Прижаться к губам. Он слишком долго не касался её. Дайте ему эту возможность и его накроет не только липкое чувство похоти. Это будет что-то нежное, мягкое. — Хорошо. Я возьму на себя основную информацию, а ты сделаешь презентацию и вставишь картинки. — Почему ты решаешь? Потому что я знаю, как ты не любишь бумажную работу. — Я просто облегчаю тебе жизнь. У тебя много дел. Совсем не останется времени, чтобы прогуляться с Девоном. Он же тебя заберёт, а не Лука? Я совсем не это хотел сказать. — Ты лезешь не в своё дело, Харгривз. Почему ты обращаешься ко мне по фамилии? — Как и ты. Залезла в мой стол, чтобы увидеть чеки с работы. Ты всё знала. Заранее собрала вещи и ждала, чтобы поймать на горячем. И ты прекрасно знаешь о чём я, Алиса. Нет, заткнись, идиот. Ты всё портишь. — У нас нет на это времени. Вернёмся к проекту. Ты всё испортил. Она смотрела так потерянно, словно ощущала себя виноватой и от этого он готов был вырвать свой длинный язык. Запихать его глубоко в задницу и заткнуть кустом плюща, лишь бы больше никогда не повторить такую глупость. Пять ощущал себя настолько придурком, что готов был биться головой о стену, хоть бы это прекратилось, оказалось очень реалистичным сном. Выгнать её из квартиры и не подпускать к такому монстру, как он. Этот долгий год испортил его, ведь сейчас не следил за словами и плевался ядом на самое хрупкое создание в этом мире. Он был готов всё бросить, обнимать её за ноги и прижимать к себе, молить о прощении, пока его девочка не сжалится. Но только гордость была слишком велика. Сидел и, закинув одну ногу на колено, смотрел на неё сверху вниз. Эта мука продолжалась. Пятый не знал куда себя деть и пил кофе с такой жадность, что позавидует только голодный вампир. Они не могли прийти к единому мнению. Каждый тянул одеяло на себя и от этого Пять хмурился абсолютно каждый раз, кусал внутреннюю сторону щеки, стараясь подавить в себе желание нагрубить. Каждый делал это во зло напарнику и это осознание раздражало ещё больше. Пятый порой не выдерживал и уходил, пытаясь в ванной привести себя в чувства, но прошло уже часа два и не было готово и пяти процентов. Чёртово число. Но это же твоё имя. Ты не должен винить во всём себя. В отношениях всегда виноваты двое, Пять. Заткнись, Долорес. Я всё испортил. Нет, вы всё испортили. Алиса всё чаще смотрела в телефон и то хмурилась, то улыбалась. Парня это раздражало, и она знала об этом. Убирала его каждый раз, стоило оторвать взгляд от экрана и встретиться с тем, что способен убить. Пятый всё чаще задумывался о том, чтобы у него внезапно появилась способность пускать лазеры из глаз и поджечь на хрен этот чёртов телефон, но не мог. Держал себя в руках и сжимал ручку между трёх пальцев. Один раз одна переломилась и почти протекла, если бы он не успел подставить ладони. Проблематично оттирать потом от светлого паркета чернила. И вот хмурость стала более частым гостем. Девушка в последний раз закрыла переписку и стала смотреть цены на такси. Сейчас был повышенный спрос, а потому глаза её от этого щурились и Пять знал, что так она пытается принять увиденное. Цена была слишком высока, он увидел это, когда тянулся за книгой, что лежала на полке над её головой. Какая же широкая и довольная улыбка была на его лице. — Может отложишь его? Твой принц подождёт, осталось совсем немного. — В голосе не прятался яд, Пятый и не пытался его скрыть, показывая своё недовольство открыто. Не было смысла пытаться отрицать такое, хотел, чтобы Алиса знала, как ему неприятно. Может тогда одумается, если она не до конца убила в себе сочувствие. — Мне нужен перекур. Могу я выйти? — Пять щурит глаза и выпускает судорожный выдох сквозь зубы. Они смотрят друг на друга так, как смотрят враги. Он не любит запах табака, и она знает об этом. Он всегда ассоциировался у него с Куратором. Насколько нужно быть жестокой, чтобы использовать слабости бывшего возлюбленного против него? Появились сомнения, что она испытывает хотя бы элементарное сострадание по отношению к нему. Его девочка не могла быть такой. — Или мне начать здесь? — Балкон в твоём распоряжении. От такой наглости Харгривз был готов давиться воздухом, но не от дыма. Какой же невыносимой она была в этот вечер. Но с другой стороны он был рад посмотреть на такую Алису. Даже ручка в её руке лежала по-особенному, а может просто романтизировал, как идиот, который пускал слюни на один только запах. Парень проклинал себя за такую сентиментальность, а потому, стоило ей хлопнуть дверцей, так его нога тут же пнула стул, а с губ слетело тихое: «Чёрт…». Левая рука водила по волосам, зачёсывая их назад. Эта совместная работа явно ошибка. Самая великая и противная в этом мире. Но он был рад этой ошибке, хоть она и вызывала столько негативных чувств. В квартиру уже просочился запах жжёного табака и это заставило его ещё больше нервничать. Эта особа плохо закрыла за собой дверь. Голова откидывается назад и Пятый смотрит на потолок, надеясь найти на нём спасение. Ещё никогда он не думал, что Алиса превратится в светловолосую бестию. Весь его вид так и кричал: «за что мне это?». Он идёт на балкон, чтобы высказать всё, но видит, как девушка смотрит в телефон с печальными глазами, то весь настрой сбивается. Алиса поднимает на него глаза и от этого сердце сжимается. Словно маленький и потерянный котёнок, сидела на холодном полу и подгибала к груди ноги. — Что случилось? — Садится на корточки рядом с ней и смотрит на эти большие голубые глазки, поджатые губы. Они выглядят чертовски привлекательными в плену зубок. — Лука не сможет забрать меня, а такси дорого стоит. Пятый прикрывает глаза и опускает голову вниз. Пытается скрыть улыбку. Алиса осталась такой же несамостоятельной и гордой. Он сделал её такой. Неосознанно сделал её такой и вот теперь это приносило плюсы. Без него эта девушка не могла и шаг сделать. Не могла даже приготовить, ведь постоянно добавляла то слишком много соли, то забывала вовсе о том, что готовила. Это сильно льстило. А может она пыталась найти повод остаться с ним подольше. Но второй вариант отпадал, к сожалению. Эта леди слишком горда. В какой-то степени данный исход событий очень радовал. — Можешь остаться у меня. Я буду спать на диване. — Он поднимает голову, и взгляд возвращает прежний холод. — Уже поздно, а живёшь ты далеко, как я понял. Мысленно радуется небольшой победе в рулетке, что подготовила ему жизнь. Может это был знак свыше, но он его понял. Пятый знал, где она живёт, в каком парке выгуливает собаку сестры. Да, она жила у неё. Он знал всё, вплоть до магазина, где покупает эти чёртовы сигареты и любимое место в курилке за университетом. Нет более отвратительного чувства, чем осознание, что ты следишь за каждым шагом, но при этом не имеешь возможности подойти. Его ангел шарахается от каждого прикосновения и не подпускает к себе близко. Даже сейчас. Пять тянет руку, чтобы заправить прядку его любимых пшеничных волос за не менее любимое маленькое ушко, но его девочка не позволяет сделать этого. Отдергивает голову в сторону. Сжимается. Обнимает себя за плечи, в сторону выдыхая дым. Харгривз боялся сам себя. Алиса запугана и он может понять её. А может, просто боится поддаться на искушение. Отводя руку в сторону, кладёт ладонь на своё колено, чтобы встать, но замечает на себе её взгляд. Всё такой же холодный и без капли намёка на «нас». Слишком печально и одновременно отвратно. Между ними тишина и он лежит в паре метров на диване, подложив под голову руку. Смотрит в потолок и старается не двигаться. Слышит её тихое дыхание и с силой закрывает веки, стараясь подавить в себе возможность воспользоваться ситуацией. Алиса не спит, ведь лежит на одном месте и боится пошевелить. Тяжело вздыхает, отворачиваясь от него и тогда этот парень понимает, что не может уснуть она из-за отсутствия ночника. Предложить свои объятия? Слишком нагло. Он и не осмелится, а продолжит лежать на месте и смотреть на темно-зелёный потолок. Напряжение между ними до сих находило минутку, чтобы встать в комнате между ними. По ощущениям, прошёл час. Хотелось в какой-то момент прервать тишину, но стоило ему разомкнуть губы, так тут же закрывал рот. Не хотел делать этого. Очередная глупость испортит всё. — Прости, что залезла в твои документы. Ты просил не делать этого. — Его брови дёргаются вверх и Пять смотрит на Алису, поворачивая голову в сторону кровати. Она лежала к нему спиной, и только плечо дергалось. Нервничала и водила узоры на простыне. Её привычки не изменились. — Стоило поговорить об этом с тобой. Но, знаешь, я не считаю себя виноватой настолько, чтобы сожалеть. — Я знаю. В отношениях всегда виноваты оба. Мне тоже стоит извиниться. Мне жаль, что подбил твоё доверие. — Эти слова давались тяжело, но не потому что произносить их было несвойственно для Номера Пять. Наоборот, он ощущал всю горечь и вновь пропускал через себя произошедшее, в надежде, что всё вернётся. — Я просто хотел огородить тебя от всего этого. Возможно, я просто не создан для любви, не стоило дарить тебе надежду. — Нет, просто я не создана для отношений. Возможно, мы просто не подходим друг другу. — Эти слова били ниже пояса. Ему было больно слушать подобное, но лишь начинал на нервной почве ковырять заусенцы. Его пальцы всегда были в болячках из-за этого. — Почему ты работаешь киллером? Я думала, что ты перестанешь заниматься этим. Ради меня. — Я делал многие вещи, ради людей, которые мне дороги, но только это не приводило к чему-то. Я рассказывал тебе о своём прошлом. Я занимаюсь этим с тринадцати лет. Сначала из-за отца, а потом из-за желания выжить. Чтобы ходить под этим солнцем, порой приходится идти на крайние меры. Я не убиваю невинных. Я делаю это, потому что хочу спасти таких, как ты. Пока в городе есть герой в маске, люди не теряют надежды. — Парень провёл по волосам рукой, а после положил ладонь на глаза, прикрывая их тыльной стороной. — Может я пытаюсь так искупить свои грехи. Я хотел бросить ради тебя, но понимал, что рано или поздно вернусь к этому. Не хотел лгать тебе. Думал, так будет лучше. — Ты ошибался. Мне было очень плохо без тебя. Я скучала. — Ты до сих пор любишь меня? Услышал, как задержала дыхание и медленно перевернулась на спину, продолжая смотреть в потолок. Её тонкие пальчики перекручивались между собой на уровне груди, и Алиса поджимала губы. Свет из окна падал на её лицо. Видел, как блестят её щёки от слёз. Вновь сердце неприятно сжимается, пока девушка шмыгает и не спешит смахнуть влагу, которая может щекотать ей ушки. Она молчит и Пять понимает, что просто не может подобрать слов. Не знал, какие мысли в этой светлой голове сейчас, но медленно поднялся с дивана, который издал неприятный скрип. Подошёл к девушке и сел на край постели, пока та отодвинулась ближе к стене, предоставляя больше места. Молчала и Пять был уверен, что она просто также не может подобрать слов. Была подобна прекрасному цветку. Такая аккуратная. Нежная. Боялся положить на неё ладонь и ощутить, как мнутся лепестки под давлением, а потому не давил. Водил с силой, сравнима с прикосновением крыла бабочки. Он ощутил их, стоило почувствовать тепло этой мягкой кожи. — Я не могу уснуть. — Включить свет? — Медленно ведёт по вискам, смахивая горячие капли и девушка отвечает на прикосновения. Берёт его ладонь в свою и прижимает к щеке. Два сердца пропускают удар, отдавая неприятной схваткой в груди. — Просто будь рядом. Алиса давится своими же слезами, но при этом жадно хватается за его руки. Напрягает губы, давит в себе желание закричать, пока он медленно наклоняется ближе. Осторожно целует уголки глаз, смахивает новые слёзы, мажет влажными губами, спускаясь по щеке, пока не оставляет невесомые, но такие горячие поцелуи. Даже при свете фонарей, что просочились с улицы в их бывшую квартиру, он видит, как девушка сжимает веки от осознания всей ситуации. Их пальцы переплетаются, и он прижимает её ладонь к мягкой подушке. Она впивается короткими ноготками между сухожилий. Тяжёлое дыхание не отталкивается эхом от стен, а пропадает где-то в пространстве пустой комнаты. Пятый останавливается на губах и замирает, боясь сделать очередной первый шаг. Он не устал ходить, просто хочет предоставить возможность выбрать ей. Совершит ли она ошибку или нет. — Я не стану делать это, без твоего позволения. Но в ответ получает лишь очередной всхлип. Жар двух тел, что тлеют между собой. Эта разрушительная сила, но убьёт она только две души, не имея желания захватить весь мир. Им достаточно только двух сердец. Эта любовь не принесёт ничего хорошего. Уничтожит их, превратит в залу и хлопья пепла, но когда же их останавливало это? Они готовы принять это, как послание судьбы. Эта любовь имела горький вкус сигарет, невинности, кофе, похоти. Она не была романтичная и не сошла с обложек романов, где в воздухе витал флафф. Алиса выбрала вкус ложки с корицей, что продерёт всю гортань по самое «не хочу». Утонет в этом и откажется от лопаты. Будет тонуть, но с улыбкой. Пятый же выбрал эту горечь, потому что не мог без неё жить. Он не знал чувства схожего с ощущениями бабочек, которые хотят пощекотать своими тонкими крылышками нутро. Он знает любовь, что схожа с роем диких пчёл, которые жалят каждую секунду. Внутри всё опухает от этого, но это приятная боль. Их яд лечит и он уже ощущает себя здоровым. Они уйдут, как уходят пираты. С улыбкой на лице после удачного грабежа. Алиса была сигаретой. Тонкая и аккуратная. Аристократично лежала в её пальчиках, тлела от порыва ветра, а Пятый прикрывал её, чтобы продлить удовольствие. Она обижагала горло своим едким дымом, в лёгких наступала туманность, что со временем рассосётся, осядет. Вкус ментола на выдохе вызывал странное ощущение свежести, но оно обманчиво. Лёгкое опьянение из-за никотина. Тошнота, усталость, потеря координации. Пятый был виски. Обжигал горло, был горьким на вкус. Жидкий янтарь с темным коричневым оттенком прекрасно переливался в стеклянном снифтере под лучами солнца. Он заставлял тело неметь, глаза теряли фокусировку. Всё вокруг казалось таким эфемерным, а это спокойствие, что было создано искусственно, приносило душе удовольствие. Но только это губило. Заставляло опухать мозг, тупеть, быть просто телом, которое не может даже и шагу сделать. Сигареты и алкоголь дополняли друг друга, но были противопоказаны. Но только этих двоих не останавливали риски. Девушка толкается вперёд, навстречу любимых и горьких губ, но тут же падает в пропасть. Подписала себе смертный договор, когда прижалась к нему всем телом. Когда сминала его губы, как попытку вдохнуть в себя жизнь. Жадно. Желанно. Когда он вжимал всем телом её в постель и вёл второй рукой по подбородку, желая расслабить это податливое тело. Она кусала его за губы, оттягивая их на себя, и он ловил мурашки по всему телу, закатывая глаза от удовольствия. Его хриплые вздохи и мычание, как он старался вкусить этот сладкий плод сполна. Парень ждал этого год и это был самый лучший подарок на годовщину. — Пять… — жалобно стонет, давит свободной рукой на его плечо, стоит ему с ещё большей жадностью напирать на неё. Целовать шею, обжигать её своим дыханием. Она пластилин, который растекался от прикосновений и уже превратился в воду. Ещё немного и от неё останется только лужа с клубами пара, но он не может отлипнуть от неё. С недовольным мычанием убирает её руку с плеча, обхватывает тонкую шейку и притягивает к себе. Кусает нежную кожу, втягивает её, причмокивая. Эти пошлые звуки и её стоны заливаются приятной нугой в красные уши, пока это безумие не окутывает холодный рассудок. Словно подчинённый, трётся о её щёку и вновь целует в скулы, медленно спускаясь к уху. Алиса слышит его сбитое и тяжелое дыхание, что так и кричит о вспыхнувшем костре внутри него. Но только её рука вновь упирается в широкую грудь напротив и пытается оттолкнуть. — Пятый. — А он не слышит. Собственное сердце стучало так часто и громко, выбивая посторонние звуки из организма. Девушка ловит мурашки по коже, стоит ощутить, как его холодные пальцы обжигают талию под одеждой. Он цепляется за её кожу, обвивает рёбра, притягивает к себе, боясь потерять. И ей нравится. Внутри сердце делает поворот и от этого дыхание становится больше похоже на попытки выжившего выплюнуть воду из лёгких, после кораблекрушения. И это так и было. Они разбились на своей «Чёрной жемчужине» о кораллы и теперь пытались оказаться на берегу. — Пятый! Не хотела его останавливать. Алиса скучала по его рукам, но не смогла. Видела, как тот отчаянно хватается за неё и не могла больше ощущать, как любовь между ними вновь проявляет себя. Не могла смотреть, как он мучается, потому что всё это время желал касаться только её. Не могла. Это выше её сил и Миллер ощущала себя последней дрянью, когда он остановился и резко поднялся. Нависал сверху и смотрел так потерянно, как ребёнок, у которого отняли любимую сладость, потому что у него сахарный диабет. Смотрела, боясь моргнуть и увидеть слёзы в этих зелёных глазах, которые сейчас не осознавали собственную ошибку. Он всё также сжимал её ладонь и когда понял это, то постарался убрать руки, но не смог. Тонкие женские пальчики продолжали цепляться за него, как за спасательный круг, боясь упустить своё спасение.***
Это было неправильно. Всё было неправильно изначально, но сейчас не могла иначе. Алиса смотрела на доску и продолжала сжимать его руку под столом. Они так и зашли в аудиторию, где у них должны были быть пары. Ловили взгляды одногруппников. Особенно глаза Луки, что был рад. Специально отказался забрать её от Харгривза в тот вечер, чтобы они поговорили, и его план сработал. Но только от этого ощущала себя предателем. Она не держала его возле себя, но при этом и не отпускала. Видела как смотрит Девон и стало стыдно. Они только начали общаться близко. Алиса ощущала себя сукой. Алиса была сукой. Использовала его, ведь он был рядом. Хотела сделать заменой. Насколько сильно ты испортилась, Миллер? Не могла дать ответ на этот вопрос. Могла лишь за разом испытывать к себе отвращение и давить желание закричать. Они спали вместе, обнимали друг друга и сейчас Пятый смотрел своим пустым взглядом на неё из-под прикрытых век. Он всегда так делал, когда пытался прочитать её мысли и он мог сделать это, при этом не имея никаких особых способностей. Ощущает, как он медленно выбирается из её ладони и девушка не препятствует этому. Смотрит на лектора, что так увлечённо рассказывает свой материал, боясь дёрнуться лишний раз. Их всё равно не застукают. Это просто паранойя, на которую ведётся. Чувствует, как ладонь Пятого сжимает её колено, поглаживает большим пальцем. Чувствует, как он медленно ведёт её вверх и ловит мурашки. Это отвратительно? Да, именно так. Отвратительно. А самым отвратительным было совершенно не чувствовать его прикосновения, а получать удовольствие от них. А самым мерзким было то, что она вернулась к бывшему. А ведь думала, что не настолько глупа. Но не важно. Уже ничего не важно. Ты отвратительна, Алиса. Поддаёшься на его ласку и только шире расставляешь ноги. Ну разве не шлюха? Вчера гуляла с Девоном, а сейчас трёшься с Харгривзом. А она давится этими мыслями и закусывает нижнюю губу, когда он сжимает внутреннюю сторону бедра. Мутный взгляд голубых глаз и из губ слетает тихий выдох, как попытка ухватиться за реальность. Бесстыдно кладёт руку на его ладонь и ведёт ещё глубже. Под ткань клетчатой юбки. Пятый любит, когда на ней одежда в клетку. Он любит математику. А она знает это, а потому в её гардеробе много таких вещей. Длинные пальцы проводят по самому сокровенному в её теле, и от этого Алиса падает в магму. Густую. Обжигающую. Убийственную. Она совершила ошибку, о которой пожалеет. Закрутила роман с бывшим, что не захотел меняться ради неё, но теперь уже поздно. Не будет возможности вернуться назад. Она останется в этом дерьме, в котором ей нравилось находиться. Эта яма, из неё не выберешься, но кто сказал, что она думала о плане побега? Пятый не пытался затащить в неё силой. Сама прыгнула и сейчас наслаждалась, опустив голову на стол. Наслаждалась тем, как он гладит её и трахает пальцами под партой, а ей остаётся только зажать рот ладонью и учащённо дышать под голос преподавателя, что говорит о типах социализации. — Будь тише, — его шёпот обжигает. А может это она вся горит настолько сильно, что уже не различает за туманной дымкой ничего. Опускает руку себе под одежду и рвёт колготки своими ноготками. Отодвигает нижнее бельё и наслаждается тем, как его пальцы скользят по складочкам. Как они раздвигают лепестки этого сокровенного и влажного цветка, а после входят в неё. Ей приятно. Настолько приятно, что хочется потерять сознание. Утонуть, пока парень так заботливо подставляет своё плечо и позволяет упасть на него с придыханием. Шепчет грязные словечки на ушко, а Алиса ластится к нему и ловит фейерверки перед глазами. Волна удовольствия накрывает её быстро. Также быстро, как и он заталкивает пальцы в её рот, чтобы заглушить любые звуки. Нравится быть сукой? Да, мне нравится быть его сукой. Грубые толчки, от которых закатываются глаза. Слезы в уголках от невероятного удовольствия, что приносит его член внутри. И она такая податливая, послушная. Не сопротивляется и стонет так сладко, пока Пятый имеет её сзади. Она знает, как он любит, а потому наклоняется, прижимается лицом к подушке, сжимает простынь в руках, а всё ради того, чтобы он накрутил её волосы на кулак и заставил подняться. Ножки дрожат, а потому второй рукой цепляется за её талию, насаживает на себя. Пять любит доминировать и Алиса с удовольствием позволяет ему это. Она позволяла ему многое. Грязные словечки, плевки. Он был идеальным парнем и не менее идеальным в постели, а потому с Ниагарой между ног готова была ползать перед ним на четвереньках, пока от шеи вела цепочка. Прямо в его руки. А какие у него пальцы… Готова была насаживаться на них во время занятий каждый день. Прямо сейчас они казались творением Господа. Это отвратительно. Я знаю. Неимоверная волна наслаждения, стоило зайти слишком глубоко. Готова потерять сознание, но это приятное чувство между ног позволяет ей потеряться только в своих мыслях. Каждое движение выдалбливает все здравые рассудки из светлой черепушки, пока она шепчет без остановки: «Боже… Боже… Боже…» Она ощущала себя такой грязной. Верно. Она грязная и плохая девочка. Ей нравилось, когда он называл её так. Шлёпал по ягодицам и после поглаживал по красной коже. На ней никогда не было синяков. Пять всегда знал меру и не причинял ей боли. Только удовольствие. Но вся эта грязь не переходила границы дозволенного. Они не встречались. Алиса так не считала. Они виделись и на этом заканчивался их контакт. Пятый тянулся к ней, пытался ухаживать, позволял себе делать ей подарки, а она принимала их. Алиса знала на какие средства они покупались, но всё равно носила кольца. Она любила кольца из розового золота. А ещё любила белый фианит. Пока он рвал задницу ради удовольствия своей девочки, его девочка ни разу так и не сказала, что любит его. — Я люблю тебя, — он медленно опускает свою ладонь на её тонкую шейку, сжимает под скулами и поворачивает к себе. Встречается глазами с этим ангелом, что с таким вожделением смотрит в его болото. Грязное. Тёмное. Как их чувства друг к другу. Но Пятый знает, что она не ответит. Вместо того чтобы услышать тишину, медленно запускает в её рот свои пальцы и слышит очередной стон. Видит, как закатываются её глаза и этого достаточно, чтобы ощутить взаимность. Не хочет слышать тишину. Лучше её стоны. — Ты прекрасна. Он пытался довольствоваться хоть чем-то. Хотя бы чем-то. Маленькие крупицы надежды, которая сжирала его с каждым днём всё больше. Харгривз не мог представить никого рядом, кроме неё. Всё изменилось и уже не будет, как прежде. Она редко улыбалась в его присутствии и не обнимала первая. Не ночевала с ним и уезжала всегда на такси домой после секса. Они не смотрели её любимые сериалы про подростков, не анализировали высказывания Ницше во время того, как пили кофе или чай по вечерам. Подпустила к своему телу, но не душе. Думал, что у них отношения и нравились эти мысли. Боялся услышать ответ, если попробует уточнить. — Увидимся завтра? — Вопрос, который Алиса задаёт каждый день. Она лежит рядом и её тело до сих пор горячее. Они не живут вместе и Пять уже знает, что сейчас девушка попросит вызвать такси и встретятся лишь утром. Она уже встаёт, опираясь ладонью в его грудь, но парень ловит за запястье, просил остаться ещё на пару минут. Смотрит с мольбой в её глубины ледяных вод, что вот уже давно не может прочитать. Впервые он боялся, что у него может получиться. — Давай попробуем заново? — И случилось то, чего так сильно опасался. Голубые глаза не изменились, пока милое лицо продолжало быть пустым. Ничего, кроме равнодушия. Он лишь надеялся, что она задаст встречный вопрос. Выставит его идиотом. А мы разве не встречаемся? — Давай. Чёрт. В этот миг всё вокруг рухнуло и Пятый опускает голову на подушку. Его грудная клетка заныла неприятно, когда она оставила поцелуй на щеке. На прощание. Он вновь один на квартире с бутылкой виски и осознанием, что всё это время она не считала их парой. Испортил всё. Сломал не только их мост, но и её. Не видел той лучезарной улыбки и сморщенный носик. Не видел любви в её глазах. Боялся до чёртиков и вот осознал, как облажался. При всём этом понимал, что ему не приходилось добиваться её тогда. Она просто возникла в его жизни и они сошлись. Так легко, как скользят заточенные коньки по льду. Теперь же понимал. Ему придётся добиваться её и эта мысль не огорчала. На языке до сих пор остался вкус её сигарет и поверх он пытался перекрыть его виски. Эта горькая смесь терзала его ротовую полость. Заставляла морщиться, вызывала отвращение. Тело немело из-за того, что напиток бил в голову. Заставлял мозг работать иначе, лицо горело. Эта любовь была схожа со смесью этих двух вещей. Она опьяняла, заставляла внутренности медленно умирать, опухать, а на утро Пятый спустит в унитаз свои клетки мозга, вместе с мочой. Курит попутно сигарету, от чего в голову даёт быстрее и появляется тошнота. Он взял её из портсигара Алисы, ведь он курит, когда нервничает. Странная смесь. Неординарная. Это именно та любовь, на которую способен Пятый, но они подходили также идеально, как табак и алкоголь. При этом были совершенно несовместимы.Люди называют это любовью. Воистину волшебное чувство, не правда ли?