Если не поторопитесь, — говорит домашний помощник откуда-то сверху, — то опоздаете в первый же рабочий день. Соответствующая запись будет занесена в личное дело.
Кей этого нисколько не боится, ведь опоздать на работу не самый худший проступок, который может совершить инспектор Бюро Общественной Безопасности. Но в одном бездушная машина была права — опаздывать в первый же рабочий день попросту непозволительно. Особенно в его положении. Кей выходит из душевой кабины в небольшое помещение, выложенное кафелем тёмно-изумрудного оттенка. В нём пахнет мятой и цитрусовыми — запах геля для душа, который рекомендуется министерскими аналитиками как наиболее подходящий для поддержания положительного уровня психопаспорта. Кей всегда строго выполняет всевозможные предписания, потому что в его положении действовать исходя из собственных предпочтений — непозволительно. Проходя мимо запотевшего зеркала, он изо всех сил старается не смотреть на своё отражение. Словно боясь увидеть человека, который в нём отразится. Потому что этот незнакомец одним только своим видом способен внушить ему чувство отвращения… к самому себе. В коридоре прохладно, Кей оставляет на деревянном полу мокрые отпечатки своих ступней, но автоматизированный пылесос в форме небольшого блина уже спешит стереть их и наполировать доски до масленичного блеска. Кей не обращает на прибор внимания, он заглядывает в их с Маико спальню — жена всё ещё спит, хотя вечером обещала проводить его. Кей не собирается её будить, Маико нужен отдых. В квартире почти всегда царит полумгла, для глаз Майко яркий свет вреден. Кей надевает заранее приготовленный костюм, одевается меньше чем за минуту. Выглаженные брюки, накрахмаленная белая рубашка, атласный галстук, сковывающий движения пиджак. Кей не привык к такой одежде, но он привыкнет. Так же, как привык говорить и думать на неродном ему языке. Привык есть еду, отличающуюся от родной и по вкусу, и по консистенции. Привык к технологическому прогрессу и к тому, что машины дают «рекомендации» о том, что есть «хорошо», а что «плохо». Привык к телевизионному вещанию, показывающему лишь благоприятные для психопаспорта передачи. Японцы не знают, каков мир за пределами их страны, и это… злит. — Ты уже уходишь? — Маико бесшумно ступает по ламинату, на её движения миганием индикатора отзывается блин-пылесос, готовый в любой момент убрать любой оставленный хозяйкой след. — Кей?.. — Да, ты спала, и я не хотел тебя будить. Помнишь же?.. Не буди спящего человека. Маико идет к нему навстречу. На улице она всегда идет под руку вместе с Кеем, держась за него, но внутри квартиры ориентирует так, что незнающий человек и не догадается об её проблемах со зрением. И все же по утрам Маико ступает по полу осторожно и несколько неуверенно, как если бы ей была нужна посторонняя помощь. Но Кей стоит на месте, не предпринимая попытки сделать шаг к ней навстречу. Маико это ненавидит — чувствовать себя беспомощной и принимать подачки. — Чёрный цвет тебе идет, дорогой. — Маико говорит как типичная японская жена, в её тихом бархатистом голосе проскальзывают нотки послушания. — Делает тебя старше. Она протягивает пальцы к его щеке и нежно проводит по лицу Кея. Тот отзывается на прикосновение, ловит пальцы Маико в свою ладонь и нежно целует её запястье. — Я постараюсь в первый же день не задерживаться, но у инспекторов ненормированный рабочий день, поэтому… если буду опаздывать, то сообщу. Губы Маико растягиваются в лёгкой улыбке. — Я всё понимаю, тебе не нужно беспокоиться обо мне. Я способна позаботиться о себе в твое отсутствие. — Я знаю об этом. Просто не хочу, чтобы ты волновалась, если я буду задерживаться. Здесь безопасно. Маико перестает улыбаться. Для них обоих эти слова не более чем лживый лозунг. Домашний помощник вновь напоминает об уходящем времени и торопит Кея, пугая отметками о непунктуальности в личном деле. — Тебе нужно поторопиться, — повторяет за инфантильным голосом Маико, отстраняясь от мужа. Кей идет к входным дверям, проходя мимо настенного зеркала. Его взгляд цепляется за отражение, и Кей не успевает отвести глаза, замирая на месте. Чёрный цвет волос не сделает его японцем в глазах граждан этой страны. Светлыми глазами и высоким ростом уже мало кого удивишь — согласно статистике количество детей, рождённых в межнациональных браках, растёт из года в год, не смотря на весь присущий японцам консерватизм. Но черты его лица европейские, и этого ничем не скрыть. В глазах соседей, прохожих на улицах, даже в глазах коллег из Бюро он и Маико всегда будут иммигрантами. Чужаками. Посторонними. — Кей?.. Людьми второго сорта. И этого не исправить выученным языком или знанием местных законов, соблюдением традиций и ведением японского быта. Так для чего столько стараний? Для ощущения безопасности? Для мнимого чувства свободы? Да, в Токио люди редко берут в руки оружие, ведь на территории Японии хранение, изготовление и распространение огнестрельного оружия является незаконным, а те немногие экземпляры, попадающие в руки преступников, попадают на территорию страны вместе с иммигрантами. — Кей. Люди не умирают на улицах от взрывов бомб и непрекращающихся налетов противника. Японцы не голодают. Не умирают от воспалений, ведь все операции — если до них доходит, ведь уровень выявления заболеваний на ранних стадиях достигает почти ста процентов — проводятся без помощи человека. А значит, никакой заразы. Никакого человеческого фактора. На этой островной земле, окруженной водами нескольких морей и океаном, под надзором всевидящей Сивиллы безопасно. — Миша. Голос Майи тихий и твердый, для ушей японцев даже грубый. Он так давно не слышал своего русского имени, что от неожиданности вздрагивает и смотрит на жену с некоторым непониманием. Они давно договорились оставить прошлую жизнь там, на бескрайних просторах Родины, утонувшей в крови таких же, как и они сами, солдат. Им просто повезло выбраться оттуда живыми. Майя улыбается, опираясь плечом о стену и скрещивая на груди руки. В ее глазах отражаются блики потолочной лампы, но зрачки практически не реагируют на свет. — Ни пуха ни пера, — говорит она. И его отпускает. — К чёрту.Сегодняшний день войдёт в историю Бюро Общественной Безопасности как день, когда их ряды пополнит первый в истории Бюро иммигрант. И пусть те, кому это не понравится, захлебнутся собственной желчью.