angel eyes

В комнате так дымно, что невольно в голове всплывает сравнение с утренним туманом, какой бывает только в Лондоне, такой плотный хоть ножом режь, выйдя в такой туман на улицу, ты невольно рискуешь быть сбитым психом, отважившимся поехать на машине в такое время. Будет ли это так уж несправедливо? Ведь почему то вы оба оказались в такой туман на улице, и либо ты такой же псих, либо в конец отчаявшийся человек. Большинство личностей зависавших в пропахшем травкой и алкоголем помещении подходили под оба эти определения. В задурманенных веществами глазах присутствующих едва ли через раз проглядывались проблески разума. Ведомые всеобьемлющей невидимой волной, захлестнувшей с ног до головы, молодые мужчины и девушки, словно зачарованные Гамельнским крысоловом, следовали лишь одним им известному ритму, заставлявшему брать от жизни всё больше, больше, больше, пока в конце концов не произойдет взрыв, разбрызгивающий серые ошмётки мозгов в перемешку с яркими веществами, занимавшими добрую часть глупой черепушки. Это похоже на то, как гриб кордицепс захватывает мозг несчастных муравьев, заставляя их покидать свои муравейники, выбиваться из дружной массы муравьишек обывателей, из всех канонов поведения, и в конечном счёте умирать на благо новых хозяев, становясь уютным мертвым домиком для их спор. Страшнее всего увидеть это в своих собственных глазах, увидеть эту пустоту, ничтожность собственного существования погрязшего в бесконечном потреблении, потреблении, потреблении, потреблении. Он старательно всматривается в свои темные радужки, пытаясь найти там нечто, то самое, что отличает его от такого же как он сам бессмысленного юного сброда, что-то должно быть, точно должно. Зеркало приятно охлаждает лоб, и когда он наконец отстраняется от гладкой поверхности и касается лица рукой, становится ясно, насколько же его температура резонирует с остальными разгоряченными частями тела. Должно быть он просидел прислонившись к зеркалу уж слишком долго, в поиске этого "чего-то". Живой искры, что промелькнула в глубине расширенного зрачка, пока не пламя, но искра, начинающая разгораться всякий раз, когда его пальцы ложатся на струны и гладкий гриф гитары и превращающаяся в самый настоящий пожар – не высказанные чувства, эмоции, слова, мысли, что таились на глубине сознания – всё это вырывается наружу с тяжёлыми гитарными рифами, преображаясь в нечто ужасающе прекрасное и до боли настоящее и живое. Это как чистящее средство вылитое на свежий порез, как зажженная сигарета на заправке, как танго на стеклах, это единственное, что правильно, единственное, что по настоящему имеет значение. Картинка перед глазами плывёт и шатается из стороны в сторону словно в дешёвом фильме, оператору которого пришло в голову, что снимать сцену в усмерть пьяным – отличная идея. Сол поднимается и делает пару шатких шагов к раковине, опирается на кафельный край, вода ледяная и пахнет хлоркой, лучше не становится. Неудивительно. Намокшие кудряшки неприятно липнут ко лбу и щекам. Пытается убрать их, но руки тоже мокрые и он лишь безрезультатно размазывает пряди по лицу. Господин оператор всё хорошо? Почему стены вновь начинают свой незатейливый хоровод? Разве это есть в сценарии? От столкновения с стеной его спасает Стивен. – Эй, Слэш... Чувак, осторожней, – Невнятно бормочет Адлер, тот похоже тоже в щи. Тёплые пальцы барабанщика на своём лице чувствуются нереальными, что-то из разряда Санта Клауса или зубной Феи, в которых он не особо то и верил даже будучи ребенком. Шершавые подушечки скользят по лбу и скулам, скидывая налипшие пряди. Надо бы отстраниться и задать Стивену вопрос, какого хуя он сейчас делает, но Слэша хватает только на то, чтобы зачарованно пялиться на совершенно идиотскую улыбку Адлера. Стивен его немного раздражает и вызывает странное щемящее чувство, он похож на бездомного щенка – мол подобрал с помойки, так возьми ответственность. В разрез с этим чувством, в глазах Стивена нет ничего от бездомного щенка – ни забитости, ни надежды, ни страха. Они отличаются от всего, что Сол видел ранее, одновременно слишком живые и слишком мертвые. Будто он жив, но уже успел умереть тысячи раз и вот родился вновь.Такие глаза должны быть у бога. Или у ангелов, если они действительно существуют. Бред. Хадсон всегда считал, что Стивен был куда большим, чем являлся, намного большим. Внезапно, Солу до ломоты в суставах хочется отдать Стивену часть своей искры, чтобы тот почувствовал это, чтобы вдохнуть чуть больше жизни в глаза напротив. И Сол это делает. Губы Адлера немного пухлые и очень мягкие, податливо сминаются под чужим напором. Спустя мгновение, Стивен подаётся ему навстречу, неуверенно отвечает. И Слэш даёт ему все, что может, всё что получается дать, ему хватит того, что останется, а Стивену действительно нужно. Они будто становятся единым целым, и он чувствует, как нечто циркулирует по их венам смешиваясь и растворяясь друг в друге, образуя что-то новое и искрящее как бенгальские огни, нет, скорее как запущенный новогодний фейерверк. Когда искры утихают, Сол отстраняется и видит, как вспыхивают и загораются две маленькие и такие яркие звёздочки.