Великая Китайская стена

— Я тебя люблю, хён. — Понимаю твои чувства. Я тоже себя люблю. Сокджин жмурится, растягивая пухлые губы в улыбке, исполненной невинной хитростью, и огибает Намджуна дугой. Его статный плечистый силуэт удаляется, растворяясь в огнём обжигающих закатных лучах. Или это стыд совместно с досадой от бесконечных отказов так сильно жжётся? Намджуну остаётся лишь проводить его печальным взглядом и отступить ни с чем. — Думаю, тебе стоит сменить тактику, — делится не спрошенным мнением Юнги. Намджун вздыхает горько, вынимает из миски кусочек редиса и, проводив его в рот со вселенской тоской на пол-лица, грустно прожёвывает. Пресно, специй пожалели, но он на грани того, чтобы это исправить, щедро сдобрив блюдо солью собственных слёз. — Есть предложения получше? — подперев щёку ладонью, кисло интересуется он. Юнги удивлённо вскидывает брови. Между прочим, это Намджун славится тем, что может высказать слишком умные для школьника мысли, дать советы и найти слова, ободряющие лучше, чем «ну, ты это, давай». Но дерьмо случается, и сегодня он тот, кто маринуется в жалости к себе. И именно Юнги, привыкшему уже к отмашкам, типа, «отыбись», «ты ничего не понимаешь, хён» и длинным нудным разговорам по телефону, полным страданий не окрепшей психики, какие позорно изливать в музыку, но допустимо — в уши бро, видимо, придётся отговаривать Намджуна от того, чтобы придушиться лапшой. Юнги складывает руки на груди, чтобы выглядеть авторитетнее. — Что-то получше «ятебялюблей»? Дай-ка подумать, — он тихонько задумчиво мычит, обводя взглядом тарелки с закусками, и бухтит раздражённо: — Да что угодно лучше! Вы же незнакомцы! Хоть пригласи его похавать нэнмён, будь мужиком, блять! — Не незнакомцы, — всё, чем защищается Намджун. Юнги, не больше его сведущий в подкатах к красивым мальчикам, покрывается красными пятнами, не то от злости, не то из-за аллергии на тупость, пока Намджун уныло всасывает лапшу и сосёт как гений. Сокджин — главный школьный недотрога, виртуозно отстреливающийся отказами, а Намджун — крупнейшая пиявка в броне слепого обожания. Юнги допускает, что они бы спелись, если бы были хоть немного сговорчивее. Один совместный проект по биологии про кольчатых червей, сблизивший их на месяц аж в седьмом классе — вроде бы не в счёт, но пробрало Намджуна знатно. А после этого они разошлись по разным классам, и Намджуну оставалось лишь исподтишка глазеть, как с каждым годом хорошел недоступный хён. И вот, за полгода до выпускного, Намджун решил во что бы то ни стало заиметь себе сразу два геморроя по цене одного — ведь никто не отменял итоговые тесты — с надеждой в ближайшем будущем счастливо обзавестись третьим — с Сокджином в обнимку. Даже Юнги втянул в свои страдания. И Юнги, честно говоря, Сокджина понимает и даже втихаря ему сочувствует. У Сокджина очевидной мотивации для сближения и не должно быть: разве придётся по душе назойливый мальчишка, который «ятебялюблит» при встрече в коридоре так же, как множество других — ничем не подкреплёнными словами, без намёка на оригинальность? Особенно Юнги проникся после того, как стал случайным свидетелем признания. Он прямо-таки восхитился Сокджином, его вежливой сдержанностью и деликатностью с ноткой цинизма. И это учитывая, что популярность его не снижается с годами, и желающих попытать счастья, обоих полов, — тьма. Юнги, окажись он в такой ситуации, когда каждый второй норовит сократить личное пространство, уже на третий день начал бы без лишних слов тупо отбиваться в рукопашную. В общем, совершенно не понятно, с чего вдруг Намджун проникся такой неуязвимой симпатией и почему по сей день продолжает на что-то надеяться. Юнги не знаком с подробностями, а Намджун упёрто умалчивает о тесноте их с Сокджином взаимоотношений, не позволяя окончательно понять, сколько баллов помешательства на шкале его чувств. Вполне возможно, что, как и многие, Намджун всего лишь повёлся на внешность. Залип на красочное оперение, теша себя иллюзией, что после выпуска птичка не упорхнёт прочь в тёплые края, оставив его жопку в холодном одиночестве — остужаться. И всё же, прямо объявить о провальности надежд и бросить Намджуна в этой трясине Юнги не может, как и оставить попытки образумить неудачливого влюблёныша словесными тумаками. Возможно, ему сто́ит всеми силами Намджуна поддержать, чтобы развязать или наконец-то окончательно затянуть этот узел, придушив наглухо все его чаяния. Намджуна развозит со второго стакана спрайта, нытья становится в разы больше, и слегка меланхоличные дружеские посиделки летят в пропасть. Юнги, под нос бормоча, как ему всё это осточертело, расплачивается ворчанием и оттягивающими штанины монетами, а после волочёт Намджуна на свежий воздух — проветриваться. Намджуна надо срочно спасать, думает Юнги спустя пару недель, когда заунывные стенания о безответной любви мигрируют из реальности во сны и обратно цепью с бесконечными звеньями. Как минимум, спасать от Юнги — нервы у того сдают. Удивительно, но именно это помогает отыскать лазейку в этой, казалось бы, безвыходной ситуации. Хосок опасливо, мелкими шажками семенит к ним, пока Намджун куксится обиженной девочкой, а Юнги после своей сокрушительной речи пытается отдышаться со скрипами и хрипами. — Услышал тут о вашей проблеме, парни, — настороженно начинает Хосок, не переставая натянуто улыбаться; его глаза, слово маятники, мечутся любопытно с одного на другого. — Позвольте поделиться информацией? — Валяй, — сипит Юнги, тут же прокашливаясь; голос сорвал, тц. Не смея тянуть, Хосок обстоятельно докладывает, сразу, без предисловий, переходя к сути, а у парней лица вытягиваются с каждым словом всё больше и больше. Ну, охренеть. Из рассказа Хосока следует, что у Сокджина имеются способности. Да не какие-нибудь математические или спортивные, а самые что ни на есть сверхчеловеческие. Что-то вроде очаровывающих чар. Кто под них угодит — хвостиком виляет, в рот заглядывает, в любви неземной признаётся и творит с подачки всё, что от него потребуют. Но чары, скорее всего, неконтролируемые, и эффект временный. — М-да… — Юнги сочувственно похлопывает поражённого Намджуна по плечу. — Твоя принцесса оказалась с сюрпризом. Кроме очевидного. Джун сдвигает брови, пыхтит, насупливается по-детски и тоном, не терпящим возражений, заявляет: — Его силы тут ни при чём. Мои чувства — настоящие! Каждый взгляд, каждая эмоция — искренние. И я найду способ доказать это, вот увидишь, хён! — последнее эхом отдаётся по коридору, пока Намджун скрывается вдали. Юнги с Хосоком переглядываются. — Такие дела, — пожимает плечами Хосок. Юнги осматривает его внимательнее и щурится с подозрением. А много ли оснований словам Хосока верить? — А ты сам откуда такое про Сокджина знаешь? — А, ну, — Хосок улыбается смущённо, почёсывает затылок. — Моя суперспособность — старостой быть. Мы с Сокджином в одном классе учимся, и я случайно его разговор с учителем услышал. Стало любопытно — я в личном деле подсмотрел… — И теперь ходишь по универу и всем об этом рассказываешь? — хмурится Юнги. — Не-не, только вам! Честно! Хосок, словно на него ружьё наставили, обезоруженно выставляет ладони. Юнги оглядывает его с макушки, полной кудряшек, до утеплённых ядерно-жёлтыми носками пят. — Я и не хотел никому говорить, — продолжает Хосок, озираясь по сторонам, и подступает на шажок ближе. — Просто подумал: скоро выпускной, взрослая сложная жизнь, а у Сокджина — совсем нет друзей. Обожателей — много, вьются, как мошки, но все они отваливаются со временем, словно жвачка на морозе. А он хороший парень, добрый… — Котиков кормит? — серьёзно спрашивает Юнги, и Хосок теряется. — Не знаю… Но меня как-то яичными роллами угощал, когда я обед забыл! Я хотел его отблагодарить потом, а он такой: «не стоит», и улыбнулся так, знаешь, грустно… Я тогда подумал, что он из-за своей способности людей к себе не подпускает. Не верит, что кто-то может заинтересоваться им, как обычным человеком. Звучит как что-то, что имеет смысл, соглашается Юнги. Он и без способностей людям не доверяет, а у Сокджина, так выходит, все основания на это есть. — Вот только он не обычный… Юнги приваливается к стене и вздыхает, ощущая на своём хрупком чуть искривлённом позвоночнике всю тягостность и бренность бытия, которое подкидывает вот такие задачки на стрессоустойчивость. А лучше бы подкинуло простого человеческого поспать. — Даже если необычный, — горячо отзывается Хосок, — Сокджин заслуживает любви и понимания! Вы, парни, не просто так ведь на него запали, поэтому… — Я не западал, — строго отрезает Юнги. — Только Намджун. — Ладно-ладно! Тем лучше! Будем ему друзьями, — Хосок развязно хлопает Юнги по плечу, словно нарываясь на внеплановое посещение травматолога. Юнги складывает дернувшиеся было руки на груди и придерживает за зубами острый язык, потому что, да, идея годная. И чисто по-человечески, поддержать «хорошего парня Сокджина», который, предположительно, подкармливает котиков, и в целях корыстных, чтобы создать мостик для сближения их с Намджуном. Кто знает, может, из этого и выгорит что-то путное. Вдруг они друг друга ближе узнают и, если не крепкую любовь, то надёжную дружбу породят. Сокджин не будет одинок, Намджун достигнет цели, а Юнги выдохнет спокойно. Одно только смущает. Юнги хмурится задумчиво. — А ты уверен вообще, что друзья Сокджину нужны? Может, ему и без тебя, меня и, тем более, Намджуна, живётся прекрасно? — Всем нужны друзья! — с чувством отзывается Хосок, словно не за того парня, с которым не знаком особо, а лично за себя переживает. — Хотя бы попробовать можно! Правда ведь? Хосок смотрит проникновенно, сложив в молящем жесте ладони, и Юнги поддаётся, соглашаясь кивком, чем обрушивает на себя лавину восторженных звуков и несанкционированную попытку обнимашек. Чёрт знает во что ввязался. Хосока этого, явно желающего прийти на выручку по каким-то сомнительным причинам, Юнги не знает совсем, но воротить нос от возможной помощи не в его интересах. Любая подмога в этой дерьмовой ситуации будет к месту. — Эй, Хосок. А нет у тебя, скажем, друга со сверхспособностями, который мог бы в этой, — Юнги неопределённо обводит стены движением руки, — помочь? — Нет, такого друга у меня нет, — сияющий счастьем Хосок на мгновение тускнеет. — Но у моего друга есть друг, у которого такой друг! — добавляет внезапно и горячо обещает: — Я помогу устроить вам встречу! Юнги моргает медленно, пытаясь осмыслить неосмыслимое, и просто кивает. Недосып сказывается или тупость заразна, но за полной эмоций мыслью Хосока он едва поспевает. — Круто, — роняет он, вытягивая из кармана мобильник. — Супер. Разбитый экран долго грузит заставку приложения для отслеживания домашних животных, которое должно пролить свет на то, куда унесло Намджуна сливной волной. Юнги сосредоточенно хмурится, разглядывая хаотично вьющуюся петлями красную линию, словно Намджуна вместо ленты использовала гимнастка. Отнесло его от универа на добрый километр закоулками. Можно нагнать и предотвратить очередную глупость, если поспешить. Хосок тем временем не уходит. Перекатывается с пятки на носок, с любопытством поглядывая на Юнги. Терпеливо выдерживает игнор и подаёт голос только тогда, когда Юнги срывается с места. — Хэй, какой у тебя номер? Юнги кидает на Хосока вялый взгляд и с секунду осмысливает, что это не попытка к нему подкатить. С чего бы Хосоку к нему подкатывать. — У меня нет мобильного, — пожимает Юнги плечами и сверяется с экраном, сообщающим, что маршрут построен. — Прости, я спешу: этот кобель слишком быстрый. Спустя сутки Юнги устало выдыхает: бессонная ночь не разбавляется кофеином и глюкозой. Белёсым маревом молочной пенки застит взгляд, соблазняя вздремнуть. Но нельзя — за Намджуном нужен глаз да глаз, честное слово, а то его отрицательно умная голова точно встрянет в проблемы или накренится крышей. Того гляди, этот бывший умник деградирует в неандертальца и попытается отлюбить Сокджина дубинкой по темечку, что явно пахнет криминалом. Как старший, Юнги несёт за него ответственность. Особенно с тех самых пор, как прошлым вечером снял этого отчаянного полудурочка с дерева. Юнги не стал уточнять, собирался ли Намджун обучаться лазанию по методу Тарзана, чтобы аутентично, свесившись с ветки вниз башкой, исполнить брачную серенаду на языке зверей, или грел ствол своим телом, приближая цветение, чтобы преподнести Сокджину осквернённую сакуру с корнем — ни тому, ни другому, заоконный сентябрь никак не способствовал. Юнги бы с удовольствием оставил Намджуна под чьим-нибудь бдительным присмотром, но нет поблизости того, на чьи плечи можно было бы повесить такую ответственность. И в какой-нибудь ячейке на сохранение его не оставить — незаконно. А было бы очень кстати избавиться от него без последствий хотя бы на часик. Ведь сразу после первого урока их подкараулил Хосок — улыбчивый почти до непотребного для девяти часов утра и всё ещё ничуть не очевидно замотивированный для такой вовлечённости в чужие проблемы. Хосок доложил, что успешно договорился с другом друга, и просил ожидать встречи на большой перемене в школьной столовой. И именно на это Юнги тратит свою жизнь. Уже минут десять как, но по ощущениям — все три часа. Потому что наблюдать за стремительно дуреющим Намджуном — испытание для нервной системы. Юнги чувствует себя, словно он — недавно осчастливленная мамочка, притащившая непоседливое дитя на важное собеседование. Намджуну такое амплуа подходит идеально — он на помятой салфетке со следами кимчи корябает строчки, зарифмованные банальным «кровь-любовь». Жуткая безвкусица, пробирающая дрожью до самого нутра. — Лучше бы я позволил твоим яичкам отмёрзнуть, — искренне соболезнует Юнги. Намджун привычно ворчит и дуется, Юнги вздыхает — привычно тоже. Если так и выглядит влюблённость, Юнги её не хочет. Он предпочтёт до конца дней своих остаться злобным карликовым девственником, лишь бы уберечься от пугающих перспектив. Всё лучше, чем страдать по чьим-то «сладким улыбкам в обрамлении нежных губ и выразительным глазам цвета остывшей кометы». Прежде Намджун был падок на внешность, только если это была румяная корочка на свиной отбивной. И где он сейчас? Врагу не пожелаешь. Проходит ещё пара минут, за которые Намджун методом нетерпеливого трения джинсов о поверхность стула почти высекает искру, а Юнги его за это от души обкладывает органами, прежде чем случается нечто необъяснимое. — Здравствуйте, хённимы! — с улыбкой говорит Чимин. — П-привет, — в ответ впервые в жизни заикается Юнги. Юнги обводит Чимина взглядом, дивясь тому, насколько точно Хосок его описал. «Чимин — это Чимин, ты сразу поймёшь, что это он», — сказал Хосок, а Юнги ещё повозмущался, мол, а где конкретика? Как ему одного черноволосого парнишку в форме отличить от другого, когда их в школе несколько сотен? Но Хосок был прав, на самом деле. Вряд ли Юнги осмелился бы спутать Чимина с кем-то в семимиллиардной толпе. — Меня зовут Пак Чимин. Юнги-хённим, Намджун-хённим, позаботьтесь обо мне, — произведя неизгладимое впечатление одним своим появлением, Чимин уважительно кланяется. — Позволите присесть? Юнги с отвисшей челюстью кивком разрешает шокирующе вежливому Чимину к ним присоединиться и совсем не контролирует мысли. О чём он не думает точно, так это о том, что Хосока за это знакомство надо как-нибудь поощрить. Или вломить. Чимин неспешно обустраивается на месте. Изящными движениями одёргивает подчёркивающий его стать жилет, поправляет воротничок кипенно-белой сорочки, слегка ослабляет атласный галстук и поднимает взгляд. Юнги краем сознания подмечает неуловимые перемены. Будто преломляется свет, заглушаются голоса, а Чимин, словно ни с чего, обращается акулой бизнеса. Внушает аурой, обрушенной на Юнги мощью изысканного образа, вплоть до хищного блеска на радужках, словно отражённого от понтовых часов, одна стрелка в которых по стоимости превосходила бы цену почки. Простецкая по декору столовка тоже преображается, сменяет цвета, обстановку, звучание, и обретает атмосферу, характерную для звездатых ресторанов, в каких вместо палочек или набора из десятка столовых приборов предлагают покинуть заведение. Юнги даже незаметно для себя, инстинктивно приосанивается, взгляда не сводит и забывает моргать. Как и забывает любые слова, смявшиеся в горле, словно салфетка с банальными рифмами — во взмокших пальцах. — Итак, — говорит Чимин и складывает ладони домиком. — Я готов услышать ваши предложения. Мгновение спустя Намджун и Юнги тупо переглядываются. Ох, бля, Намджун всё ещё здесь. Юнги успел уже позабыть о его существовании и цели первоначального плана. Ведь Намджун со вчерашнего дня явно поутих в инициативности и согласился слушать, что скажут взрослые дяди, даже если по факту они его сверстники. Злой Юнги — очень убедительный. — Заткнись, — на всякий случай предупреждает Юнги, после осторожно обращаясь к Чимину: — Какие предложения? — Сложноподчинённые, желательно, — не проливая ясности, неиронично заявляет Чимин, но Юнги не провести: он сладкий аромат язвительности чует ярче, чем подсунутый под нос нашатырь. — Без союзов не видать нам союзников? — выдаёт он с очевидным сарказмом. — Предпочитаю короткие предложения, встречи, знакомства… Пальцы Чимина легонько поддевают кончик его носа. Так он то ли прикрывает мимолётно скользнувшую ухмылку, то ли без слов призывает затихнуть. В любом случае, Юнги задерживается взглядом на этом жесте и остаётся там, в уютной ложбинке над верхней губой, ещё на несколько мгновений. — Я Вас понял, хённим. Тогда не смею отнимать время. Хосок-хён вкратце описал мне вашу проблему. У меня как раз есть пара мальчиков-зайчиков, которые смогут поспособствовать в её разрешении. Я лишь хотел подробнее разузнать о ваших вкусах. Возможно, есть особые предпочтения. Не стоит скромничать. Чем больше подробностей мы будем знать, тем точнее исполнится ваша фантазия. «ваша фантазия» «особые предпочтения» «пара мальчиков-зайчиков» Юнги дёргается и поднимает глаза, встречаясь с загадочным прищуром, ни в одном из зрачков не выдающим смущения. Он на самом деле сказал всё это? Или Юнги спит так редко, что ему уже наяву всякое странное мерещится? — Так же я считаю необходимым заранее обсудить продолжительность сеансов и способ оплаты услуг, — сообщает Чимин невозмутимо, и Юнги напряжённо сглатывает. Секундочку. Как беседа докатилась до этого? И откуда там она катилась? И самый главный вопрос… Юнги облизывает губы и подаётся чуть ближе, заставляя себя уточнить: — Ты что, сутенёр? Чимин, в свою очередь, склоняется навстречу, не прерывая зрительного контакта. Вблизи заметно, как игристыми всполохами мерцают радужки его тёмных глаз. — В моём возрасте неправильно знать значение таких слов, — заявляет Чимин, и улыбка его становится шире. — Да и неуместно было бы выбирать для обсуждения такой деликатной темы школьную столовую, верно? Юнги моргает. Ещё раз. Снова. Словно стряхивает с ресниц вуаль седых пылинок, исказившую реальность. Странный таинственный флёр спадает с Чимина, обнажая его школолольность с макушки, естественного каштанового цвета, абсолютно типично «под горшок» подстриженной, до пят, обутых в обычные белые тапки. Юнги жмурится и окидывает Чимина испуганным взглядом, а после озирается по сторонам встревоженно, убеждаясь, что все метаморфозы с преображением ему померещились. Столовка тоже обретает привычные черты. Сероватый беж пасмурного дня льётся из окон — свет больше не кажется интимно приглушённым, а гомон спорящих учеников отчётливее доносится от витрины с булочками. — Стесняюсь спросить, — с любопытством тянет Намджун, выглядывая сбоку, — кто победил в гляделки? Или вы так флиртуете? — Чё?! — Юнги награждает его суровым взглядом и, возможно, несварением на ближайший месяц, а после с тем же насыщенным недовольством, излитым в шипении, обращается к Чимину: — Что за чертовщина только что была? — Демонстрация, — Чимин улыбается мягко, откидываясь на стуле расслабленно. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, правильно? — Хуявильно. Юнги буравит его тяжёлым взглядом, с клокочущим внутри негодованием и без прежнего необъяснимого трепета. Он зол и самую малость настроен на насилие, но не может не признать: правда в словах Чимина есть. Однако, без предупреждения проверять чьи-то способности на себе, оказываясь жертвой того, что неизвестно по сути и даже настораживает — неприятно. Пугает даже. — Больше так не делай, понял? — Юнги хмурится жёстко, и Чимин даже вежливую улыбку снимает, словно уберегается от новой волны раздражения. — Понял, — послушно соглашается он. — Больше этого не повторится. При встрече можете передать Чонгуку, что остались недовольны его планом продвижения наших услуг. Юнги не успевает ответить — раздаётся звонок, и Чимин подскакивает с места. — Что ж, меня ждёт урок. А вы, Юнги-хённим, Намджун-хённим, надеюсь, будете ждать нас возле спортзала после занятий. До встречи! Чимин поспешно вливается в отступающую волну учеников, исчезая из виду. Юнги, стиснув эмоции в одной руке, а палочки — в другой, прикармливает нервную почву комочком остывшего риса. Вот же ж угораздило жить в этом и без того сумасшедшем мире — со всеми этими сверхлюдями, всё чаще оказывающимися «среди нас». Таким его не знали дедушки и бабушки, а Мин Юнги, древнему старику в душе и по результатам теста на психологический возраст, приходится с ними уживаться в одной жизни. И Юнги, в целом, не против того, что кто-то разительно отличается от него. Он очень толерантен, и Намджун - всё ещё живое тому доказательство. Просто стрессует Юнги в последнее время регулярно и слишком усердно, вот и выходит из себя с полпинка. Юнги вздыхает утомлённо, задумчиво прикусывает палочки и бормочет на грани слышимости: — Что-то я теперь сомневаюсь, что игра стоит свеч… — Если трахаться аккуратно, свечи и не понадобятся, — добродушно делится недетскими познаниями Намджун. Щёлк. Юнги случайно раскусывает палочку, отплёвывается от щепок и смотрит на друга шало. — Точно не ты в гляделки победил, — заключает Намджун с умным видом. Потом, правда, получает поджопник и долго жалуется на насилие в семье. Но Юнги не об этом думает. Чимин выходит из зоны видимости, но не из его мыслей. Смазливая круглая мордашка преследует обрывками воспоминаний весь день. Стоит только всерьёз задуматься о том, чтобы послать всех в кругосветное путешествие по хуям, отрастить пару смертоносных клешней, научиться пятиться и найти раковину для отшельничества, Чимин эфемерным ощущением присутствия прокатывает мурашки вдоль позвоночника. Брр. Или это сквозняком продувает? Ещё больше продувает у спортзала, куда окрылённый Намджун, игнорируя угрозы распятием, притаскивает Юнги после уроков. Он недолго делает зарядку для шеи, высматривая, с какой стороны пожалуют «они» во главе с Чимином. И, в который раз, ожидание себя оправдывает. И вовсе не из-за Чимина, а из-за его дружков — один верхом на другом, словно Всадники Апокалипсиса, обманутые цыганами. И все трое улыбаются так ослепительно, словно снимаются в рекламе отбеливающей зубы жвачки, а не занимаются сверхъестественным сутенёрством. Однако, Юнги не теряется даже перед противником, двукратно превосходящим его и ввысь, и вширь. Уперев руки в боки и нахохлившись, он обращается к верхнему: — Ты Чонгук? — Он Тэхён! — откликается нижний с очевидной гордостью в голосе. — Я Чонгук! Чонгук отрывает одну из ладоней от ляжки Тэхёна, вознося, словно прилежный ученик, совсем забывая про своего наездника. И «Пизанская башня» почти идёт по пизде. Юнги роняет сердце в пятки и за мгновение забывает претензии, ведь Тэхён, опасно накренившись и дрыгнув ногой, ожидаемо теряет опору. Но находит её тут же, одной рукой вцепившись Чонгуку в отросшие кудри, а второй ухватившись за ветку — легко и непринуждённо, словно это обыденность. — И-и-и-и-ха! — выдаёт Тэхён восторженно, и Чонгук реагирует молниеносно гортанным ржанием, в подобии галопа срываясь с места. Видимо, это становится последней каплей для Намджуна, и так перевозбуждённого внезапной возможностью щегольнуть перед Сокджином серьёзностью своих намерений. Он спонтанно выскакивает к ним, не стесняясь ситуации и не страшась усилившегося дождя. Тянется к подобному на инстинктах и искреннем идиотизме. Юнги приваливается к стене, скрываясь от капель под козырьком, и наблюдает отрешённо, в мыслях прикидывая, сколь трудно будет пояснять полицейским, свидетелем какой херни он стал, если кто-то нечаянно убьётся. Цензурных слов явно не хватит. Намджун ведёт себя ни много ни мало как гамадрил в сезон дождей — когда хочется и перед сородичами неотразимым быть, и в банановый лист завернуться целиком, чтобы каплями по лысой жопе не хлестало. А наездники беззаботно гарцуют рядом и вокруг, то ли инсценируя загон зверя, то ли исполняя ритуальный танец для посвящения в Великий Орден Ебобушков. Хорошо, хотя бы, что Чимин к ним не присоединяется. Плоховато, конечно, что он присоединяется к Юнги. Пристраивается рядышком, раздражающе спокойный. А порой даже сдержанно хихикает. Юнги мужественно сдерживает скупую слезу, ни одним мускулом не выдавая внутренней истерики. В отличие от природы, что явно настроена открыто рыдать и грохотать тучами. Стрёкот капель по навесу учащается, дождь встаёт стеной. Тройняшки, вереща, и не думают прекращать свои мокрые пляски. — Ты их не остановишь? — бурчит Юнги, скосив взгляд. — Зачем? — невинно удивляется Чимин. Его глаза круглые, а волосы, скорее всего, из-за влажности, пушатся и кое-где вьются. Юнги аж подвисает, замирая с приоткрытым ртом, но всё же озвучивает очевидное: — Они могут простыть. Ещё и взглядом поясняет, что вовсе не о здоровье троих идиотов печётся, а о миссии, на них возложенной. Очень навряд ли Намджун осилит очаровать хоть кого-то своим нездорово горячим телом и соплями, проистекающими горными ручьями, если только у Сокджина нет необычных пристрастий по выхаживанию тяжело больных, в том числе на голову… Юнги обрывает мысль и зрительный контакт. Чимину, кажется, этого хватает, чтобы проникнуться предложением, и он кивает согласно. — Вы правы, хённим. Я сейчас же отзову своих парней. Но за Намджун-хённима я не отвечаю. Юнги вздыхает, целую секунду посвящая сожалению на эту тему. Но приободряется, вспомнив, что в его силах это изменить. Скинуть Намджуна на чужие широкие плечи — мечта, исполнения которой Юнги добьётся чужими руками. Надо лишь немного потерпеть и не сублимировать Намджуна в пыль вместе со всеми его влажными фантазиями о Сокджине. Чимин — как Юнги хотелось бы верить — освистывает творящееся пред ними безобразие, и парочка моментально реагирует на призыв. К счастью, Намджун, едва не дерябнувшись на повороте, следует за ними. Они надвигаются, потешно трепыхаясь и чавкая раскисшим газоном, пока не оказываются в укрытии. Пока Чонгук трясёт головой, словно длинношёрстный пёс, обдавая Юнги струями брызг, Тэхён соскальзывает наземь, поднимает руку и предлагает радостно: — Пятюню?! Юнги не успевает выразить в громкой и насыщенной бранью форме свои недовольства сегодняшними знакомствами — из-за угла вовремя выруливает Хосок, выглядывая из-под огромного, едва ли не двухкомнатного зонтика, и вспыхивает улыбкой. — О, парни, вы встретились! Хосок подкатывает ближе и вещает о том, что в условиях потопа готов предоставить для продолжения переговоров свою хату. Его родичи уехали на выходные, и он не против компании, даже на ночёвку согласен. Святая троица тут же единогласно выражает одобрение идеи дружными воплями и срывается с места. Чимин, глянув на Юнги, пожимает плечами и юрко ныряет к Хосоку под зонтик. А Юнги только и остаётся, что возвести очи горе, чертыхнуться и натянуть капюшон пониже. Десяти минут не проходит — Юнги оказывается в чужой квартире, со спущенными штанами, в компании полуголых парней. Что ж, вполне ожидаемая развязка сумасшедшего дня. Трое ебобо без вопросов распаковались до трусов и теперь стучат зубами, облепив радиатор батареи. С ними всё понятно — они вымокли до нитки. Чимину же почти не досталось, а Хосок и вовсе у себя дома, но они всё равно посчитали необходимым оголиться. Из солидарности, наверное. Или в них пробудились задавленные цивилизацией папуасы. Хосок тянет руку, подначивая ускориться. Нехотя, Юнги всё же отдаёт ему штаны. Он уважает нежелание Хосока разносить сырость на промокших шмотках по квартире и благодарен за предложение высушить вещи. Но верить в необходимость светить оголённым телом перед малознакомыми парнями ему не хотелось до последнего. — Чувствуйте себя как дома! — гостеприимно заявляет Хосок. Юнги, не смея теряться, по уши заворачивается в брошенный на кресле плед. Чимин тоже быстро ориентируется и, сотворив чай, дефилирует важно, разнося кружки. С последней он опускается на подлокотник возле Юнги, и тот замирает в надежде прикинуться камнем, пока не наступит конец. Дня, жизни, света. Потому что в рубашке, не скрывающей вид на крепкие бёдра, Чимин закидывает ногу на ногу, свешивающейся ступнёй в сторону Юнги, и предлагает полушёпотом: — Чаю, хённим? Юнги сглатывает. Словно вьетнамский флешбэк, всплывает их совсем недавняя беседа, полная странных намёков и напряжения, и к Юнги возвращается острое ощущение, будто он немного ошибся адресом и скачал фильм для семейного просмотра не с того сайта. А Чимин отпивает из кружки, причмокивает раскрасневшимися губами, и ощущение усиливается. — Не слишком горячий, — уверяет он с улыбкой и убедительностью менеджера по продажам, предлагающего подержать в руках ужасного листолаза, чтобы убедиться в качестве яда на его натуральной коже. Но Юнги хранит безмятежность, когда забирает кружку и делает глоток. Клал он болт на «косвенные поцелуи» и прочую чушь. Особенно, если Чимин намеренно пытается его этим смутить. Ведь Юнги уже. И из-за своей физической формы, уступающей в сравнении с формами малолетних качков-переростков, и из-за всей этой сосисочной вечеринки в целом. А вот у троицы дела обстоят прекрасно. Они быстро находят общий язык и шумно шушукаются, словно друзьяшки с детского садика. Закашливаются чаем, посмеиваясь над формами пупков друг друга и названиями брендов трусов. Юнги даже рад, что Намджун нашёл приматов своего вида. Не повезло в эволюции, может, в дружбе повезёт. Юнги допивает чай под дурашливое хихиканье, сопровождающее и групповое лобызание батареи, и групповое насилие над пятой плойкой. Хосок великодушно делится запасами снэков, футболок, техники. Им весело, а Чимин продолжает безмолвно торчать рядом, словно выросший на пеньке гриб. Он подпирает голову ладонью, и с этого ракурса Юнги открывается отличный вид на его ноздри. Аккуратные такие дырочки. Чимин посмеивается над своими друганами, и они растягиваются, а Юнги не сводит косой взгляд. А ведь он потенциально рискует. Бабушка в детстве говорила не баловаться так, а то из-за испуга от какого-нибудь громкого звука косоглазие может навсегда остаться. Компания сложилась весьма к этому располагающая — визги, вопли, гогот. У Юнги один глаз уже слегка подёргивается. Хоть Чимин никак Юнги не касается, само его присутствие малость напрягает, усиливая желание отодвинуться подальше или как-то разрядить молчание. В какой-то момент становится слишком жарко в коконе пледа, но Юнги не решается высовываться наружу целиком, только ступням позволяет выглянуть наполовину. Ему неуютно, но просто встать и уйти он отчего-то не решается. Чонгук и Тэхён тем временем соединяются в двухголовую четырёхрукую хрень в одной футболке и, вцепившись в один джойстик, объявляют себя одним целым игроком. Намджун радостно аплодирует хитрожопой находчивости, пока Хосок бранится, что они мошенничают, играя вдвоём. Удивительно, но такой на вид неуклюжей конструкцией они лидируют несколько раундов подряд, чем вызывают у Хосока громкую попоболь. И немного любопытства у Юнги. — Эй, — подаёт он голос и кивает на парочку, что, празднуя очередную победу, прокатываются по полу обнимающейся колбаской. — Они хоть иногда бывают не в состоянии сцепки? — Хённим, — с лёгким укором в тоне отзывается Чимин. — Не говорите так. Это связано с их способностями. Юнги вытаращивается на трепыхающихся Тэхёна и Чонгука — те запутались в футболке, пока Хосок хохочет, валясь с ног, а Намджун причитает о необходимости срочного разделения сиамских близнецов. В торчащих во все стороны конечностях Юнги нужных ответов не находит — вопросов больше. Один из них: откуда у Хосока сучкорез? Хоть не бензопила… Операция по разделению, на удивление, проходит успешно, даже без случайных обрезаний, и Юнги обращается к Чимину снова: — Так какие там у них способности? — При всём уважении, хённим, я не скажу. Юнги хмурится, скашивая взгляд. Чимин выглядит спокойно, но ноздри его слишком подозрительно подрагивают при дыхании. Похоже, решил покормить интригой, чтобы усилить интерес к своим «людям-хэ». Только промазал, ведь такие штучки на Юнги не действуют. — Мне надо подписать какой-нибудь договор о неразглашении? — саркастично предполагает он, усмехнувшись, но Чимин сбивает его весёлый настрой. — Нет, всё проще. Вы можете спросить у них напрямую. Юнги кривится. Он с Чимином не особо охотно беседу ведёт, а с этими… Тэхён как раз показывает, какое глубокое камбре способен сделать Чонгук, с размахом подметая его волосами пол. Чонгук в восторге, Хосок восхищён гибкостью и грацией, а Намджун и вовсе бьётся в экстазе, обещая, что однажды сможет повторить в паре с Сокджином. И, пожалуй, пока они его не трогают, Юнги тоже предпочтёт держаться подальше от малоизученной и потенциально опасной в плане заразности формы жизни. Он брезгливо морщится, мотая головой, и Чимин, хихикнув, пожимает плечами. Но Юнги не готов отступить. — А какая вообще разница, от кого я узнаю? Ты ведь свои уже показал. — Даже если так, — невозмутимо парирует Чимин; для полноты образа ему только очков недостаёт, которые он как бы невзначай поправит средним пальцем. — Обсуждать сверхспособности за спиной их обладателей — невежливо, хённим. — Ты всегда такой душный или только в дождь? — бурчит Юнги, поморщившись. — В дождь — особенно, — сообщает Чимин с улыбкой. Юнги выдыхает от досады и нарочито отодвигается на доступный ему миллиметр, раздражённо вошкаясь в припекающем уже пледе и, наконец, решается скинуть его хотя бы с плеч. Они всё ещё в рубашках и трусах, и что это, если не лучший дресс-код для переговоров? Чимин смотрит доброжелательно, улыбается шире и медовым голосом вещает: — Хённим, Вам не стоит акцентировать на сверхспособностях внимание. Как явление они, несомненно, удивительны, но в нашем случае их применение даже не потребуется. Так что можете не переживать из-за… Юнги замирает. — Не понял. — Будьте уверены, я всё продумал. У меня есть план. Мы легко обойдёмся без способностей… — Без способностей?! Чимин оборачивается через плечо, семенит взглядом по лицу Юнги, явно озадаченный реакцией. Он видит что-то кипучее в заломленных уголках губ, в колючем взгляде, в напряжённых мышцах шеи. Словно опасаясь, что это станет пищей для пробежавшей меж ними искры, Чимин выдыхает медленно: — Я решил, что это неважно. — Неважно?! — вспыхивает Юнги. — Ты, блять, издеваешься? Щелчки кнопок джойстиков под пальцами стихают, а дубасящие друг друга в щщи противники на экране издают последние эпичные звуки под энергичную музычку, и гейм овер. — Издеваюсь? — вторит Чимин озадаченно. Он сдвигается, чтобы сесть вполоборота, сталкивает легонько их колени. Юнги встречает его хмурым прищуром. Эмоции вскипают в нём и, словно разогретое молоко в кастрюльке, выплёскиваются словами с шипением: — Какого хрена, Пак Чимин? Нахуя тогда была твоя демонстрация? Сперва нападаешь со своими фокусами, а теперь не хочешь их использовать для дела? Юнги смотрит исподлобья, опаляя праведным гневом. Но, когда случайный блик света проскальзывает по карим радужкам Чимина — словно это предупреждение о грядущей промывке мозгов, какую тот ранее успешно показал, — ошпаренный паникой, тут же отступает, отворачиваясь. — Да, блять, заебал! Хорош уже! — требует Юнги, вместо того, чтобы отпихнуть наглеца, пытающегося вновь пробраться в его голову. Но тут же давится вдохом, потому что Чимин наглеет весомее, склоняясь ближе, к самому уху, чтобы сказать: — Просто ты боишься, хённим. Юнги смаргивает оцепенение. — Чё сказал, шкет? Он хватается за ворот рубашки Чимина, крепко стискивая пальцы. Чимин хмурится, заявляя возмущённо, но умело не повысив голос: — А разве я неправ? В квартире, на минуту погружённой в молчание, Намджун зажимает рот, чтобы не заорать, Чонгук предусмотрительно дотягивается до телефона, Хосок выдаёт растерянное «парни?», а Тэхён звучно хрумкает сухариком. Их внезапная стычка не остаётся незамеченной, но не это тормозит Юнги от обострения конфликта. Он сопит, стискивает кулаки, но достаточного основания, чтобы навредить Чимину, не находит. Не то что бы он раньше раскидывался тумаками направо и налево, но Чимин ведь не сделал ему ничего. Только констатировал очевидный для самого Юнги страх. Спровоцировал, высказал в лицо и совсем не выдаёт испуга по этому поводу. Юнги чувствует его взгляд, слышит собственное утяжелившееся дыхание, ощущает вздымающуюся внутри волну тревоги. Чимин, судя по виду, готов к чему угодно. А вот Юнги потряхивает. — Хосок, штаны! Юнги подскакивает на ноги, решив давить на тапок немедленно. Чимин застаёт его в коридоре за шнуровкой ботинок. Выныривает из-за угла, скромно прикрывшись спереди пледом и потупив взгляд. Юнги примечает его краем глаза и усердно игнорит, делая вид, что в упор не замечает. Отвлекает себя мыслями о том, что, будь на нём сегодня кеды, те раскисли бы в простоквашу, а так всего лишь пришлось просушить шнурки и стельки. И за запасные носки Хосоку спасибо, пусть они и радужной расцветки… — Хённим. — Чё. Это выходит бесконтрольно, но с примесью лишних эмоций, а их сегодня и так было слишком много. Юнги прикусывает язык, вдыхает поглубже и кидает взгляд назад. Там Чимин, перемявшись с ноги на ногу, уважительно кланяется. Возможно, слишком низко для человека, имеющего позвоночник. — Юнги-хённим, я не хотел Вас задеть. Ни тогда, в столовой, ни сейчас. Это было невежливо и грубо с моей стороны. Пожалуйста, простите меня. Юнги фыркает. — Забей. Он накидывает на плечи куртку, за шорохом ткани не слыша приближающихся шагов, и вплотную вставший Чимин оказывается для него неожиданностью. Но не страхом. Юнги машинально обращает взгляд на его руки, мнущие в складки плед, поднимается выше, по веренице аккуратно застёгнутых пуговичек, и притормаживает на еле заметной горбинке на носу. — Чего ещё? — Вы злитесь? — настороженно спрашивает Чимин. — Из-за того, что приходится уйти, хотя дождь всё ещё не кончился. Юнги переводит взгляд Чимину за спину, где в проёме заметна какая-то экспрессивная деятельность, и прислушивается к доносящимся из комнаты звукам — кажется, Намджуна всё-таки приносят в жертву. Туда ему путь-дорога. А Юнги — подальше отсюда. Но почему он не уходит? — Не обольщайся. Я ухожу, потому что у меня рыбки не политы и утюг не покормлен, — серьёзно заявляет Юнги, и Чимин робко улыбается. — Но главная причина: ты душный, когда идёт дождь. Юнги говорит это не со зла и не из-за обиды. Это, скорее, извращённая шутка, грубоватый юмор, каким задеть вероятнее, нежели рассмешить. Чтобы вызвать на словесную дуэль и померяться остротой языков. Но Чимин моргает и поджимает губы, принимая подкол кивком. Смиряясь со своим поражением. Словно признавая, что достоин такого отношения. — Вы правы, это весомые причины, чтобы отказаться от совместной ночёвки, — бормочет он потерянно, и Юнги выдыхает неверяще. Он вовсе не этого ожидал, и теперь растерян. Так легко было поверить, что это остальные подговорили Чимина, как младшего, извиниться перед спесивым хёном. Но тогда бы они, вероятно, всей дружной компашкой прилипли бы к косяку, чтобы послушать исповедь и, если что, уберечь от откусывания головы. И Чимин не выглядел бы таким… искренне расстроенным? Да ладно. Не может же он быть настолько приторно правильным? Любопытство, за годы жизни задавленное разочарованиями, непредвиденно поднимает голову. Им бы разойтись так, больше не пересекаясь, не накаляя уже случившее новыми диалогами. У Чимина «план», Намджун на своём месте, а Юнги доучиться осталось всего ничего. Но. — Один раз мне «тыкнул» — продолжай в том же духе, — заявляет он, глядя на Чимина с вызовом. — А то что, струсил? Последняя попытка. Юнги предполагает какую-нибудь очередную кулл стори о том, как важно старших уважать, о невежестве, бестактности и прочей шняге. Но Чимин поднимает взгляд, медлит мгновение и оправдывает лучшие ожидания. — Хорошо, хённим, я ведь уже это сделал, — соглашается он воодушевлённо. — А, может, тогда ты останешься? Я не буду тебя трогать. Чтобы было спокойнее, можно даже глаза завязать. — Мне? — хмыкает Юнги, вскинув брови с намёком. — Интересные у тебя предпочтения. Пятнадцать хоть есть? — Я всего лишь на год младше тебя, хённим, — смущённо бормочет Чимин и едва заметно очаровательно краснеет. — Я имел в виду себя. — Мелковат. Через годик к этому вопросу вернёмся, — не удерживается от поддразнивания Юнги, но Чимин вздёргивает подбородок и уверенно парирует: — Думаешь, за год перестанешь меня бояться? Юнги усмехается. Цепляет вырез его рубашки указательным пальцем, тянет легонько на себя и, намеренно не поднимая взгляд выше кончика носа, выдыхает беззлобное: — Будь хорошим мальчиком, заткнись. — Как скажешь, хённим. И Чимин, действительно, замолкает. Выпроваживает с мягкой улыбкой, не обронив ни слова, и машет ладонью, вывесившись из-за двери с риском засветить трусы перед камерой на этаже. Юнги выгружается в студёный поздний вечер, обласканный до блеска дождём, и оборачивается, разглядывая окна дома, окрашенные светом в разные цвета. Забавно. Он всегда мнил себя аналогом глубоководной рыбы. Сплющенно плоский от окружающего давления, остро костлявый любитель уединённых мрачных днищ, куда мало кто рискнёт сунуться. Навроде удильщика — такой же красавчик. Только висюлька не светится в темноте и не привлекает внимания. А Чимин, в его представлении, наоборот — юный рыбачок, поцелованный солнцем. Машет палкой, орудуя на мелководье. Больше воду баламутит, рассыпая искрящиеся брызги, чем охотится. А если и атакует, то поверхностно, мальков пугая, ведь слишком осторожен и не азартен, чтобы рисковать добраться до глубины. Но. Ему и впрямь удалось задеть. Приманить на свет, застигнуть неожиданным прикосновением и оставить след. Рыбак рыбака… Юнги передёргивает плечами, словно это поможет избавиться от фантомных ощущений, и уходит в ночь.