Пусть растает лёд

На улице держится стойкий мороз — Леорио совсем не холодно. Он всем своим видом словно бросает вызов погоде: руки без перчаток, лежащие на холодных перилах, распахнутая куртка, небрежно повисший поверх совершенно открытой шеи шарф. Опирается об ограждения, с явным участием наклоняясь вперёд: из-за своего высокого роста мужчина на территории ледовой площадки уже почти наполовину, мешает держащимся краёв посетителям своей головой, но совершенно не желает этого замечать. Объект его внимания впереди, затерялся своей светлой макушкой где-то среди больших и маленьких фигур. Курапика маневрирует среди людей с завидной ловкостью. Огибает неуклюжих прохожих, плавно сворачивая на тонком лезвии в тот момент, когда столкновение, казалось бы, неизбежно, тормозит ногой на свободном участке льда ради краткого перерыва — чтобы взъерошить пальцами светлую чёлку, свежим взглядом наметив себе новую траекторию — и вновь срывается в стремительный полёт. Леорио совсем по-глупому улыбается. Не может всё-таки, как ни старается, сдержать восхищения тем, с какой лёгкостью берут верх над суровой стихией. Следы чужих тонких лезвий причудливыми узорами прячутся среди десятков таких же — а он всё уверен, что конкретные плавные линии сможет отследить. Курута на долгие секунды пропадает в снующей по катку толпе: люди там суетятся, пытаясь удержаться прямо на разъезжающихся ногах, смеются в совершенно не смущающей неловкости. Видны стайки подростков, держащиеся за руки пары — едва ли кто-то появляется здесь в прохладный день один. Не Курапика, то есть. Курапика, ни с кем не сравнимый со своей грациозностью, вообще выделяется из общей массы, и Паладинайту за проскочившее в мыслях желание точно так же взять холодные ладони в свои, обеспечив в своём лице надёжную опору, становится даже стыдно. Не слишком-то и романтична перспектива свидания, если заранее знаешь, что в шаге от ограждения растянешь на льду собственные ноги. Повезёт, если не оставишь на втором своей неловкостью ссадины и синяки. Где-то в толпе рождается почти испуганный вздох: плотный покров из разноцветных шапок расступается, в сумбурной спешке расчищая исчезнувшей было фигуре путь. Чужой разгон остался где-то на той стороне катка, и обзору невольных зрителей открылось лишь то, с какой смелостью юноша рассекает воздух. Оборота два — и ровное приземление ноги, словно на ровную землю, на лёд стихает под волной восторженных хлопков. Чистота спонтанного манёвра едва ли оценена простыми зрителями по достоинству, но никто не поспорит — было красиво. И по какому принципу, спрашивается, судьба свела Леорио с фигуристом? Наверное, в наказание за самонадеянность и гордость — желание покрасоваться уникальным в своём роде парнем на городском катке, в итоге, вышло ему боком. Он ясно чувствует, взгляд Курапики направлен прямо на него. — Хвастаешься? — Леорио усмехается чуть глуше, чем изначально хочет. — Да нет, — Курапика легко жмёт плечами. Скользит к ограждению до упора, чтобы затормозить об него руками: Паладинайт аж распрямляет спину и дёргается назад, освобождая место для прикрытых длинными рукавами чёрной водолазки локтей. — Просто вспоминаю свой репертуар. Ты идёшь? Бросает ли в холод от твёрдого тона или жжёт щёки под пристальным взглядом карих глаз — Леорио ещё не понял. Но дёрнуть собачку молнии вверх на всякий случай решает всё равно: сущая малость, но оттянет немного неизбежное. — Не сейчас же! Ты вокруг себя собрал целый фан-клуб, меня же разорвут. — Разойдутся, значит. На тебя места точно хватит, не стесняйся. — Да не стесняюсь я! Просто… Курапика поднимает бровь. Он протягивает руку в безмолвном приглашении, но Леорио тушуется, в этот самый момент позабыв обо всех своих фантазиях. Взгляды, что бросают на него девчонки поодаль, кажутся ему неодобрительными как минимум: он, довольно большой в сравнении и до очевидного неловкий, в представлении рядом с фигуристом ну никак не вяжется. Курута шумно выдыхает. — Ты буквально попросился выступить со мной сам на любительской программе. Думаешь, зрителей будет меньше? — Ну… — Одних только наблюдений не будет достаточно, если не хочешь ударить в грязь лицом прямо перед камерами, — свободной рукой Курапика трёт переносицу, неодобрительно покачав головой. — Раз уж пригласил меня сюда, воспринимай это как тренировку. Курута тянется рукой дальше, чтобы ухватить того за край куртки — безуспешно. Только вот блеснувшие где-то в глубине глаз черти тут же заставляют Леорио пожалеть о своём решении дёрнуться назад. Всё же, не так он представлял себе долгожданный день: хотелось вести Курапику по скверу, покупать ему кофе с каким-нибудь мудрёным названием и греть бледные кисти под собственными рукавами — а каток изначально не должен был стать конечной точкой их маршрута. Только вот как убедить самого юношу в том, что это не он здесь должен успокаивающе ловить чужие ладони, упрямо тянуть в сторону входа на ледовую арену на себя? Паладинайту дозволено только не менее упрямо бурчать, тщетно пряча поалевшие скулы в распахнутом воротнике: как бы уверенно тот ни держался на льду, неосторожной попыткой вырваться он всё равно опасался стать причиной падения, выставить на посмешище уже их обоих. — Ты не надел бы коньки, если бы совсем не хотел, — Курапика подмечает, когда преградой между ними встаёт один лишь порог. — Леорио, — он поднимает голову в желании заглянуть в чужое лицо, подтягивает к груди крепко сжавшие его собственные ладони. — Со мной ты не упадёшь. — Ты явно недооцениваешь меня, — он всё не унимается, пусть в тоне и различается явная неуверенность. Большие пальцы бездумно растирают замёрзшую кожу, пока ноги напряжены, должно быть, до предела: лезвие конька вместо подошвы едва ли тянет на особую устойчивость. — Не все из нас, знаешь ли, к соревнованиям по полгода непрерывно готовятся. Мне бы не встревать в твой звёздный час. — Какой же звёздный час? Не говори ерунды, — хмурится юноша и, окончательно отбросив остатки терпения, резко тянет на себя. — Курапика, стой— Конечно же, Леорио спотыкается об этот злосчастный порог: сердце по ощущениям срывается в пятки с тем, как беспрепятственно его ноги теперь скользят вперёд. Ухватиться за что-то, чтобы не очутиться сразу же спиной на льду, жизненно необходимо. Выбора особо и нет: впереди только Курапика, крепко держащий его запястья и невозмутимо едущий навстречу неизвестности спиной. Он, недолго думая, вжимается пальцами в юношеские плечи и чуть ли не налегает на него всем весом целиком — за собственным невольным ругательством слышит от того рваный вздох. Падения, вопреки ожиданиям, не следует. Они, вцепившиеся крепко-накрепко друг в друга, только проезжаются ещё от силы пару метров по катку — когда Курапика тормозит ребром лезвия, носками обуви Леорио, не имеющий и понятия о том, как вопреки трению удержать себя на месте, практически упирается в чужие. — Выдвигай ногу вперёд, — юноша командует под чужим подбородком: намеренно отодвигается назад и за запястья отстраняет напряжённые руки, не расцепляя вокруг тех собственных пальцев. — Нет, носком вовнутрь. — Курапика, я упаду сейчас! — Леорио рявкает, намертво вцепившись в его предплечья. Сейчас, когда попытка освоиться на льду привела их чуть ли не на середину катка, осмыслить даже самые простые наставления едва ли выходит: ступня не выдвигается так, как положено, и только скользит взад-вперёд по уже намеченным им самим бороздам. — На носок опирайся, не на меня, — шипит в ответ Курапика. — Расцепи руки, Леорио, ты же сам почти стоишь- Не столько нервирует ругающий его нерасторопность фигурист — с фактом его перфекционизма и невозможности ужиться с мыслью о том, что далеко не каждый с первого раза освоится с привычными для опытного спортсмена движениями, пришлось мириться чуть ли не с первых дней совместной работы — сколько обжегшее даже сквозь шарф дыхание. Паладинайт опускает голову, чтобы убедиться — и чуть не сталкивается с растерявшимся от такой спонтанной близости Курапикой лбами. Резко дёргается назад и в сторону, позабыв о том, что под ногами скользкий лёд. Приземление едва ли можно назвать мягким — глухой стук заставляет толпу всколыхнуться ещё раз, на этот раз огибая молодых людей в одном лишь нежелании повалиться следом. Леорио сквозь тихую брань потирает спину выше копчика, когда как Курапике, утянутому вслед за немаленьким весом вниз, досталось от столкновения подбородка с острой ключицей. Что одному наверняка придётся стирать брюки, что второму — обрабатывать саднящие колени. — Подумать только, — юноша глухо фырчит, подгибая под себя ноги. Хочет отстранить от чужого рукава пальцы, но второй реагирует быстрее: цепляет их со своими и тянет к себе. — Ты всё-таки меня уронил. Куруте бы подняться как ни в чём не бывало, но вид раскрасневшихся на морозе щёк и низкий смех неясным образом заражают слабой улыбкой и его. И этот небольшой успех затмевает собой все возможные косые взгляды, которые Леорио так не хотелось изначально на себе поймать. — А ты сомневался! Сколько у нас там времени до первого эфира? — он сжимает ладонь меж своими, заглядывает в глаза Курапики с таким живым азартом, словно только что выполнил с ним синхронный прыжок. — Как думаешь, с моими успехами есть шансы хотя бы проехаться прямо и не снести ограждение? Да уж, ведущим на льду Леорио никак не быть. Но если подумать о согревшем лучше всякого кофе смешке, пусть с ним Курапика и сокрушённо качал головой… Наверное, это временное упущение того стоит.