***
Занятия Хосок никогда не пропускает. Приходит с температурой, на ватных ногах. Голова трещит, в глазах плывет, и нос, зараза, чешется. Одноклассники у виска крутят, но ничего не говорят. Слушок пошел, что за бельчонком сам Бан Чан приглядывает. Не трогают и те, кто вчера рвал на мальчишке одежду и царапал спину. Отводят взгляд, цыкают, а на вопросы, откуда фингалы и смятые лица, отмалчиваются. Стыдно им, не расскажут. Бан оприходовал троих, четвертый удрал, но и ему достанется. — Живой? — по столу рассыпаются орехи: грецкие, арахис, кешью, миндаль, фундук и фисташки. — Что? Ты же белка. Не поспоришь. Хосок отчасти действительно белка, но и человек, который не жрет орехи круглосуточно. Денег нет, это да, а еще и желания. — Чтобы ты знал, белки всеядны. Мясо я люблю не меньше. — Понял. Ты как? Выглядишь… — вовремя заткнувшись Бан, обернулся на притихших школьников. — Уши чего развесили, лишние? Ученики зашевелились, кто в книгу уткнулся, кто от греха подальше в коридор выбежал. — Обаятельный ты… — чихнул Хо, — парень. Люди так и тянутся. — Я такой. Так, как чувствуешь себя? Заболел? — Еще и экстрасенс, — язвит бельчонок, челку с глаз потемневших убирает, — как догадался? — Вооот, теперь я тебя узнаю. Сопли не распускай больше. — Прости, они сами просятся на свет божий. Насморк. — Бан смеется, руки в карманы прячет. Уж больно они чешутся, просят бельчонка по волосам потрепать. Держись, командует себе, любуется издалека. — За вчерашнее, еще раз спасибо. Дверь там. — Мягко намекаешь, что мне пора свалить? — Намекаю. — Лады. Орехи кушай, поправляйся. Ни с кем не делись, — грозит пальцем, — А лекарства принял? — Иди уже… — Понял. Загляну на большой перемене. — Может, не надо? — Надо, — сказал, как отрезал. И заглянул, и утащил в столовую, и накормил через «не хочу, не могу, руки убрал». Друзья Бана даже бровью не повели, словно ничего удивительного не произошло, и вообще это место давно за Хосоком числится. — Наигрался в папочку? — в рот Чона запихивают еще один кусочек яичного рулета. Жует он зло, под столом на ногу парню наступает. — Не сопротивляйся, — Хо похлопывают по плечу справа. Бан напрягается, надавал бы Лею по рукам, да тот же специально провоцирует, на эмоции вывести хочет. Мстит за что-то, о чем Бан Чан и не подозревает. Больно коты злопамятные. — Доброта нашего Кристофера беспощадна, целым и невредимым еще никто не уходил. — Кристофера? — удивляется Хо, новую порцию рулета проглатывает безропотно. — Обязательно было рот открывать. Ненавижу, когда меня так называют. — Крис, — пробует имя на вкус бельчонок, — мне нравится, как звучит. Зря психуешь. — Ого, — все же Лею руки только мешают, выдрать бы их с корнем. Снова на плечо Хосока устроить попытался. — Крис, дельфиненок мой синеволосый, да ты покраснел. — Сам смотри не посиней, киса. — Утопишь? — щурятся зеленые глаза. — Задушу на месте. — И на этой прекрасной ноте я, пожалуй, откланяюсь, — Хосока усадили обратно, намекнув, что если чизкейк малиновый перед ним не исчезнет, жопу поднять он не сможет. — А я говорил, расслабься. Он еще дурацкие подарки не дарил? Знаешь, у дельфинов особенность такая, когда им… — Бан вспыхивает, сгребает серые уши наглого кота и тащит от стола и от Хосока особенно подальше. — Хвост не трожжжжь, рыбья морда! -Ты кушай, кушай, — улыбается Хосоку более адекватный и спокойный друг Бана, ворон Сынмин. — Он вернется, обязательно проверит. Чон поджимает губы, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках. Вот это попал. Как теперь мягко, но далеко и очень надолго послать замерзшего в углу дельфина. Отвлекся Бан зря, отхватил от Лео когтями по личику. — А все чертовы ямочки, — прошипели там же.***
Покачиваясь на стареньких качелях, сколоченных на скорую руку одним из ухажеров матери, Хо не отводил глаз от своего единственного жилья, старенького сарая. Стены от времени и сырости потемнели, плоская крыша собрала почти все опавшие листья росшего рядом дуба, а дверь тихо поскрипывала от ударов ветра, словно звала мальчишку вернуться в тепло, одуматься и не мерзнуть. Поздно уже. Мать и братья спят. Соседский фонарь жалобно моргает, вот-вот погаснет, растаяв, как и все вокруг в темноте. Хосоку страшно заходить внутрь. Там так много чужого запаха. Даже сейчас, на одежде он его ощущает, сладкая ваниль и какао, любимое сочетание дельфина. Разве он не ароматы моря должен обожать? Да и сладости почти не ест, Хосока заставляет. И витамины пить заставляет, и шапку носить, и перчатки запасные с собой таскает, грелки для рук, зонт и мятные леденцы. То, что бельчонок давно себя прекрасно чувствует, парня не отрезвляет. Забота, внимание, подарки, Бан ведет себя так, словно… Хосок спрыгивает неудачно, носом в грязь. А говорят белки ловкие, посмеивается над собой, устало переворачиваясь на спину. Руками нащупывает мокрые от начавшейся мороси листья, подгребает к телу, наслаждаясь мягким шуршанием. Перед глазами не черное небо, а синие волосы, с ниспадающей на густые брови челкой, чуть завиваются, противясь попыткам дельфина их по утрам выпрямлять. Хо видит голубые глаза, сверкающие, когда Бан улыбается, и ядовито-холодные, когда раздражен или зол. Рука тянется вверх, ласкает воздушный образ, раскачивает серебряное колечко на правой мочке, поглаживает подушечками пальцев приподнятые уголки губ. — Уходи… — царапает бельчонок воздух, пытается развеять, стереть лицо, что видит в пустоте вокруг так ярко, — из мыслей моих, из снов, из сердца… уходи, пожалуйста. Фонарь гаснет, пугает мальчишку, прогоняя в сухое и теплое укрытие. В сарае повсюду игрушки, новенький плед с длинным сиреневым ворсом на матрасе, ноутбук в спящем режиме, ждет хозяина, гора упаковок с орешками и конфетами, большую часть парень отнес братьям. Все это от Бан Чана. — Захотелось, — пожимал он каждый раз массивными плечами. На скулах легкий румянец, глаза отводил. — Бери и не беси. Хосок сбрасывает куртку и обувь, ныряет под плед как есть в одежде и мокрой шапке. Дельфина здесь нет, но Чон его чувствует, словно тот уже пометил и его самого, и пространство вокруг. «Мой» — читает Хо в глазах парня ежедневно и так же взглядом отвечает — «Зачем я тебе нужен?». Бан красивый, уверенный в себе. Не обделен вниманием и талантами. Спортсмен, рекордсмен по плаванью, продолжатель династии победителей. У него прекрасные родители, живут порознь, но сына любят и уважают друг друга, огромный дом и куча друзей. Не идеален, конечно. Буянит, срывается и дерзит. Приходит в школу после вечеринок помятым, с отпечатками губ старшеклассниц на шее. Не задумываясь, легко вступает в споры, хотя прекрасно понимает последствия. А еще он добр ко всем. Особенно к Хосоку. Но дельфины, как и белки, полигамны. Бан в серьезные отношения не вступал, Хо об этом не слышал. Менял омег каждый месяц, никого не обижал при расставании, обговаривая все нюансы сразу. Бельчонок ждал, когда придет его очередь. Ждал и боялся, что услышит предложение переспать. Не согласится в любом случае, и тогда произойдет самое страшное, Кристофер отдалится. Дело даже не в том, что он единственный, кто заботится о Хосоке, просто он тот самый. Чон это чувствует. От того и мучается, злится на себя, за бесконтрольное желание стать центром вселенной Бан Чана. «Не спится. Поговорим?» «Сплю» — стонет Чон, но телефон из рук не выпускает, сжимая между ног метающийся пушистый хвост. Вот уж кто точно рад позднему сообщению. «Ты поужинал?» — игнорирует, что-то снова набирая. «Я пиццу заказал. Большая, с ананасом, как ты любишь. Есть спрайт. Приехать?» «Совсем дурак? Три часа ночи» «Завтра воскресенье» «И?» — Хосок улыбается, поджимает колени к груди, носом в хвост утыкается. «И я уже…» «Что уже?» На улице сигналят. Чон подорвался с места, о куртке не вспомнил, так и выбежал в носках, но зато в шапке. Знакомая машина подмигивает и тут же выпускает злого хозяина. Бан несется к бельчонку, резко под ягодицами подхватывает, приподнимая. — Ты бы еще голый вышел! — тащит в машину, не слушая жалких оправданий растерявшегося Хосока. — Крис… — Что? — Ты меня только что украл? — Возможно, — улыбается довольно, отъезжая от дома подальше. Вообще, красть Бан никого не собирался, хотел посидеть в машине, поболтать, сблизится или хотя бы с чертовой мертвой точки сдвинуться. — Ну, пицца, так пицца, — сдается Хо. Сам краснеет, пряча улыбку за воротом свитера. Ехать по ночному городу прекрасно. Музыка льется спокойная, баюкает салон, успокаивает нервы. Чон тайком косится на парня, радуется близости и возможности лишний раз полюбоваться. Кстати, Бан в пижаме. Желтой. С орешками. — Ты… — давится от смеха Чон. Слезы с уголков глаз смахивает и снова смеется до боли в животе. — У меня и для тебя есть, — кивает смущенный Бан на заднее сиденье. — Она парная. Больше как-то не смешно. Хо отворачивается к окну, брови сдвигает. Не сейчас, пожалуйста. Позволь еще немного побыть рядом, кем-то значимым для тебя, а не минутной слабостью, умоляет мысленно, а перед глазами огни расплываются и в носу зудит. — Не нравлюсь я тебе, да? — в голосе слышится дрожь. Бан сглатывает, ждет удара в самое сердце. Знал же, что так и будет. Не подпускает его бельчонок близко. Только сдаваться не хочется. — Шанс хотя бы есть? — руки сжимают руль, а нога сильнее давит на газ. — Не хочу говорить об этом. Скорость выше. Машину чуть заносит на скользкой дороге, когда парень поворачивает. Музыка бесит, Бан вырубает ее, чтобы слышать тяжелое дыхание рядом. Хосок пытается максимально отодвинуться, вжаться в дверь. Боится? — Если не заметил, я за тобой больше месяца ухаживаю. — Намекаешь, что давно ни с кем не спал и самое время мне подставиться. — Прекрати нести чушь, — почти рычит и давится возмущением Бан Чан. Руки вспотели, ноги не слушаются. Пора сбросить скорость, пока оба не разбились. — Да, я люблю секс, и у меня было много партнеров. Очень много, доволен? О белках тоже наслышан, только какая к черту разница кто ты. Если бы я захотел, думаешь, не соблазнил бы? — Ммм, так ты не хотел, — язвит бельчонок. — Хо, пожалуйста, не выводи! — А то что?! — Сорвусь же… — шипит, паркуясь, чтобы освободить руки, за грудки схватить, да в самые губы выпалить, — зацелую. Помечу собой каждый сантиметр твоей кожи. Заберу себе навсегда, больше не буду осторожничать. Бан к мальчишке лбом прижимается, выдохи его ловит губами. Желание исполнить свои же угрозы клубиться в голове ядовитым туманом. Травит изнутри, но парень терпит, выдержку свою рвет в клочья и снова натягивает канатами, чтобы обуздать тело, потому что боится разочаровать, боится сжечь хрупкую соломинку, связывающую с бельчонком. — Пожалуйста, Хосок, подумай о нас. Я не могу гарантировать тебе, что будем жить долго и счастливо, но мечтаю об этом. Только тебя рядом с собой вижу. Тянет, понимаешь. Сердцем тянет к тебе. Подумай. Правда, — горький смешок слетает с губ, — не уверен, что отказ, меня остановит. Я продолжу пытаться. Мне слишком нравится заботиться о тебе и… любить тебя. Хосока отпускают так же неожиданно, дают отдышаться, прийти в себя. Легким кислорода мало. Открытое окно не спасает, да и Бан ругается, боится, что бельчонок снова заболеет. А ему так невыносимо жарко. — Пицца, наверное, остыла, — потирает затылок Бан, тему переводит, чтобы мальчишка не убежал от него. — Ничего. Но мне бы сначала попить, — хрипит, — горло что-то сушит. — Да, отличная идея, — щелчки. Пузырьки газировки щиплют нос, Хо обожает этот момент, морщит носик и забавно дергает ушками-кисточками. Бан наблюдает, любуется. — Хочешь узнать, когда я на тебя запал? Чон только набрал в рот напиток. Щечки раздулись, глаза удивленно распахнулись. Еще секунда и спрайт вместе со слюнями полетел бы в сторону дельфина. — Прости, — смеется парень, — Тогда ты только в библиотеке подрабатывать стал. Все с книжками таскался и шипел на меня, когда приносил их слегка потрепанными… — Слегка? — перебивает Хо, быстренько расправившись с помехой во рту. Он прекрасно помнит книги с потеками и пятнами на страницах. — Я люблю читать в ванной, подумаешь, — оправдывается Бан. — бесил ты меня. Все время нос задирал, отчитывал, как первоклашку. А потом, — голос парня дрогнул, — потом увидел, как ты стоял на автобусной остановке, дул щечки и забавно вилял хвостом, в ладоши хлопал, чтобы рассмешить чужого малыша. Тот тянул свои руки к твоим ушкам, и мне неожиданно захотелось дотянуться до них первым. Дома стал к тебе присматриваться. Присмотрелся на свою голову. Долго думал, как бы подобраться ближе. Ты же альф шугался, пришлось посещать библиотеку по пять раз в день, чтобы пересечься. Никакой реакции. В упор меня не видел, пока те идиоты не напали. Крышу сорвало основательно. Если бы ты меня за руку не схватил и не успокоил… Вспоминаю, а руки так и чешутся еще раз им уши надрать. В общем, шел за тобой следом не только, чтобы убедиться, что в порядке, хотел голову проветрить. Дальше сам помнишь, как меня напугал. Кстати, я всю ночь у квартиры караулил. На всякий случай. Бан прикрыл глаза, прижался затылком к сиденью. Слышал, как Хо стучал коготками по жестяной банке, как вздыхал, так же вспоминая о переломном моменте, когда почти опустил руки. Тепло благодарности плавило сердце бельчонка, просачивалась в кровь доверием. Что если Бану можно довериться? — В среду придешь меня поддержать? Плыву пятьсот метров. Соперники серьезные, переживаю, — врет и не краснеет. О скорости дельфина Хо прекрасно осведомлен. — Без тебя победить не смогу, веришь? — Глупости. — Плавник даю на отсечение. И если придешь, — Бан поворачивает голову, смотрит в любимые карие глаза, — буду считать, что ты мои чувства принял.***
Школа, в которой учились Бан и Чон, множество раз становилась главной площадкой для проведения чемпионата по плаванию. Школьные команды со всей страны, тщательно отобранные и проплывшие не один километр, выгрызали свои места для участия. Победителей приглашали в университеты, а родной школе — честь и хвала. Бан Чан, как и его родственники, всегда побеждали. Первое место прочно закрепилась за семьей дельфинов, как бы не рвались туда акулы и прочий народ имевший жабры. Даже сейчас зрители, заполнявшие подготовленные трибуны, в шикарнейшем их школьных бассейнов заранее подготовили плакаты с Кристофером. Отец и мать тоже приехали. Не часто удавалось вырваться, тем более в будни, но сын всегда был в приоритете, тем более в заключительном этапе чемпионата поддержка лишней не будет. — Бан Чан, — рядом с парнем появился главный соперник. Он никогда не упускал возможности зацепить дельфина перед заплывом, — ты нервничаешь? — Нет, — отвечают неуверенно, не сводя взгляда с трибун. Всего десять минут до начала. Хосока нет. И дело не в том, что в людской массе не видно знакомой медной макушки, Бан его не чувствует. Все тело напряжено, зудит. Привычное чувство, когда вода так близко. Спину ломит и, стоит смочить ладони, расправляется плавник. Уже не болезненно, как в средней школе, только чешется чувствительная кожа. Опустив очки, Бан теряет последнюю надежду. — Слышал, ты за бельчонком таскался. Смотри, что мне знакомые с твоей школы сегодня прислали, — Юджин демонстрирует фото на телефоне, играет ехидной улыбкой на акульих губах, скалится, словно чувствует кровь. Бан успевает заметить знакомый профиль и чужие руки на пояснице. Кто тот мужчина, что прижимает его мальчика к себе? Почему Хосок так ярко ему улыбается? — Кажется, бельчонок переезжает к очередному папику на квартиру. — Тренер вырывает из рук пловца гаджет, отчитывает, напоминая о правилах. Сейчас будет дан отсчет, не время играться. — Скажи по дружески, правда, что белки трахаются как сумасшедшие и им все равно с кем? Перед глазами пелена, Бан не слышит свисток, не слышит удивленный гул, когда не стартует. Его оглушили чужие слова и собственные догадки. — Вперед! — кричат на ухо, почти сталкивают в воду. Кристофер ныряет, гребет медленно, как во сне. Победа? Хах, он уже проиграл и дело вовсе не в чемпионате. Гул вокруг усиливается. Зрители покидают места, несмотря на просьбы не мешать соревнованию, обступают бассейн. «Скажи по дружески, правда, что белки трахаются как сумасшедшие и им все равно с кем?» Бан кричит, почти захлебывается водой и болью. Сокращает расстояние стремительно, чтобы содрать кожу, впиться в кости зубами и утопить Юджина. Тот опасность чувствует, плывет, надрывается, чтобы поскорее выползти на сушу, где его могут защитить. Отпор можно попробовать дать, только бесполезно. Бан Чан сейчас себя не контролирует, а физически Юджин ему уступает. Из бассейна буквально выпрыгивает в руки тренеру. Бан за ним, ловит за запястье, тащит за собой. — Убью! Сволочь! — Сынок! — отец бьет парня по щекам, отрезвляет, но приходится воспользоваться помощью еще троих парней, чтобы увести Кристофера в раздевалку. Тот хрипит, вырывается, но оказавшись запертым один на один с отцом, без сил падает на колени. Цепляется дрожащими пальцами за волосы, кусает губы, сдерживая расплавленную соль в глазах. — Что случилось? — Не важно! — Ты маму напугал, засранец. Придется извиниться, — мужчина садится на пол, приобнимает. — Дела сердечные? Бан всхлипывает, утыкаясь в плечо отца. — Понятно. Бывает, сынок. Ничего, скоро отпустит, поверь моему опыту, — заботливо поглаживает мокрые синие волосы теплая ладонь. — Не отпустит.***
Ни одного сообщения или пропущенного звонка. Пугает. Хосок впервые сам набрал Кристоферу, но телефон парня оказался вне зоны. Чтобы успокоиться и не накручивать себя попусту, Хо позвонил родителям парня. Те к нему хорошо относились. — В школе он. Приходит в себя, — ответили сухо. — Что-то случилось? — Проиграл… Дальше Чон не слушает. Просит мужчину, что готовит ужин отвезти его в школу прямо сейчас. Тот удивляется, но просьбу выполняет. — Я один пойду. Не волнуйся. Вернусь, наверное, поздно, — почти выкрикивает бельчонок, выпорхнув из машины в холод. Охранник слабо верит в байку о забытом рюкзаке. Помогает только то, что Хо выглядит максимально безобидным. Мальчишку пропускают, и он несется в сторону бассейна почти вприпрыжку. Внутри тихо. Полумрак. Всего несколько ламп освещают вход и выход. Трибуны пустуют, как и пьедестал, на который Бан сегодня так и не поднялся. Хосок щурится, ищет знакомую фигуру. Находит сразу же, выдыхая с тихим стоном. Слава богу, Кристофер в порядке. Сидит у воды, погрузив в нее ноги до колен. Голова опущена, челка закрывает глаза. — Привет. — Ты? — напрягается, но голову не поднимает. — Зачем пришел? — Сам приглашал, — Бан громко хмыкает, сжимая кулаки. — Прости, что так поздно. Был занят. — Я в курсе. — Почему телефон недоступен? — Утопил. — Водонепроницаемый? Как умудрился? — нервно посмеивается Чон, подходя ближе. — Возможно, сначала он был разбит. Хосока царапают потемневшим взглядом, когда он садиться рядом. Разувшись, следует примеру парня. — Холодная… Знаешь, — Чон укладывает хвост на колени, поглаживает, успокаивая себя. Бан в чувствах признался. Сейчас самое время, чтобы обнажить свои, — сегодня мой отец вернулся в Корею. — Кристофер вздрагивает, полностью сосредотачиваясь на голосе бельчонка. — Мы не виделись двенадцать лет. Они с мамой недолго были вместе, но пока он был здесь, всегда навещал и помогал. А когда уехал… Мать сказала, забыл обо мне, вычеркнул из своей жизни. Я верил. Оказалось, все эти годы он присылал деньги, писал и пытался звонить. Вернулся, увидел, что я живу в сарае за домом и… — Что?! — Не перебивай, дослушай сначала, — Бан неохотно кивает, но взглядом дает понять, что к этому вопросу они еще вернутся. — Отец меня к себе забрал. Буду жить с ним. Он классный, веселый, тебе понравится. Пока занимался переездом, пропустил твой чемпионат. Прости. Я… — Хосок взглянул на воду. — Я всегда боялся воды. — Почему? — дельфин ожидал услышать совсем другое. — Вот говорят, дельфины умные, нагло врут. Еще в средней школе мы изучаем особенности разных видов. Если мой хвост намокнет, я утону. — Ааа, — тянет Бан, все еще не понимая, к чему бельчонок клонит. — Сейчас сижу у бассейна и мне впервые не страшно. Потому что рядом ты. Бан Чан впервые за день улыбается. Стягивает футболку, в один миг оказываясь по плечи в воде. Кажется, до него дошло. — Хосок, — тянет мокрую ладонь, — доверишь мне свою жизнь? Чон не раздумывает ни секунды, быстро раздевается до белья, стыдливо прикрывая пушистым хвостом пах. В воду погружается осторожно, тут же сцепляя щиколотки на пояснице дельфина. Вжимается в его до невозможности гладкую грудь, притягивает за шею ближе к лицу. Чужие ладони крепко держат, даже страх отступает в объятьях Бана. Глаза в глаза, одно рваное дыхание на двоих. Губы чуть соприкасаются. — Хочу быть только с тобой, — шепчет бельчонок. — Это значит, что ты согласен на парные пижамы? — Это значит, что я тоже люблю тебя, но пижаму с орешками ни за что не… мммм…