ххх
Сумерки опустились на Галилейскую деревню. Ветер со свистом пролетал через пустыню, закручиваясь у скал вдалеке. Невидимые для людей, на эти скалы спустились ангелы, и белые одежды покрыли их человеческие воплощения. Азирафаэль раньше не был в этой деревне, но слышал о ней. Она особенно сильно пострадала из-за чумы. Если в других деревнях, похожих на эту, еще можно было увидеть типичную суету, предваряющую ночной отдых, то в этой деревне все двери и окна были закрыты. Кашель был слышен почти из каждого жилища, но в целом было тихо. До тех пор, пока группа людей не показалась с востока. В основном она состояла из мужчин, но можно было увидеть и нескольких женщин, и все они были в одеждах землистого цвета. Кроме одной фигуры в центре, одетой в белое. — А вот и он! — произнес Гавриил с улыбкой. — Вау. Он был таким крошечным, когда я видел его в последний раз! «Когда ты разбудил его в яслях и заставил плакать, пока объявлял о его рождении на весь хлев», — подумал Азирафаэль, но не стал озвучивать свои мысли. Вместо этого он произнес: — Да, теперь он вполне дееспособен. Как только появился караван последователей Иисуса, деревня оживилась. Здоровые метнулись из своих домов, чтобы поприветствовать этого целителя, путешествующего из города в город. Они мчались навстречу, хватали его руки, восклицая: «Добро пожаловать, Мессия!», «Слава Богу, ты пришел!», «Помоги нам, Христос!» Подняв руку, Иисус мгновенно привлек внимание толпы своей харизмой, которой владел так же хорошо, как и самим собой. — Прошу, отведите меня к вашим больным. Радостно восклицая и аплодируя, толпа расступилась, освобождая проход к площади для своих больных семей. Последователи Иисуса, стоявшие вокруг него, начали расходиться по окрестностям. Некоторые из них шептались о чудесах, которые они могут увидеть сегодня вечером. Некоторые вопрошали, смогут ли они попросить в деревне хорошего хлеба. Женщина — Мария Магдалина, вспомнил Азирафаэль, — тронула Иисуса за руку и улыбнулась ему. Он улыбнулся ей в ответ столь же тепло. Один мужчина среди них, однако, бродил вокруг своих компаньонов, как зоркий пёс. Он внимательно оглядывал окрестности, изучая лица каждого, кого видел. Стоило ему услышать, как его товарищи заговорили о чудесах, он закатил глаза. — Так вот он каков, Иуда, — произнесла Михаил. — Он определенно ведёт себя как предатель. Интересно, почему Иисус вообще держит его подле себя. Гавриил пожал плечами. — В конце концов, Христос — человек. Иногда они не обращают внимание на такое. А ещё он кое-что знает о Плане. Он знает роль, уготованную Иуде в Гефсиманском саду. Азирафаэль отвел взгляд от архангелов. То, что они говорили правду, не означало, что слова о будущем Христа становились менее болезненными. Кроме того, пока архангелы разговаривали, они упустили момент, когда Иисус поймал взгляд Иуды. Тепло, наполнившее его взгляд, когда он улыбнулся своему апостолу, заставило бы любого пасть ниц. Но Иуда смог только улыбнуться в ответ. Глубокую дружбу люди ценили больше, чем ангелы, Азирафаэль знал это; он не мог винить архангелов за то, что они упускают этот фактор из виду. Но это не означало, что он был менее важным, чем остальные. — Христос! Крик прозвенел с деревенской площади. Женщина в лохмотьях пала ниц, её кожа была покрыта красными пятнами. Она протянула такую же покрытую пятнами руку к Иисусу. — Исцели меня, Христос! — закричала она, а затем согнулась пополам в приступе кашля. Теперь вся доброта улыбки Иисуса была направлена на неё. Он шагнул вперед, прочь от своих последователей, и расположил свои руки с двух сторон от головы женщины. Пятна исчезли. Её кашель резко прекратился. Вся деревня разразилась радостными криками: «Спасибо, Христос!» и «Он правда Мессия!» звенело со всех сторон. Остальные заражённые двинулись вперед. Кто-то мог идти, кто-то полз на коленях, кого-то несли родственники, способные ходить. Иисус дотронулся до ещё одного человека и исцелил его. И ещё одного. И ещё. — Христос! — закричали сильнее. — Исцели нас, прошу! Иисус послушно касался головы каждого больного своими нежными руками. Одно за другим, красные пятна исчезали на глазах. Исцеленные опирались на своих любимых, чтобы встать, они уходили обессиленными и рыдающими от чудесного прикосновения. — Очень впечатляюще, — сказал Гавриил. Азирафаэль повернулся к нему, чтобы увидеть, как остальные три архангела рядом с ним закивали. Азирафаэль повернулся обратно к сборищу. Хотя с тех пор, как началось исцеление, солнце успело сесть, лучи света все еще окутывали деревню. То был Свет Божий, вызванный присутствием Её Сына. Это случалось и раньше, когда Азирафаэль наблюдал Иисуса за сотворением чудес и обучением. Выглядело это так, словно Богу не хотелось оставлять работу Своего Сына во тьме. Пока он работал, свет становился всё более завораживающим. Вся деревня словно оказалась зачарована. Жители плакали в экстазе от божественного касания. С каждым новым чудом, которое сотворял Иисус, степень истерии всё возрастала. И происходящее влияло не только на жителей. За Иисусом находились апостолы, и они были словно парализованы своим учителем: рты их приоткрылись, а глаза были широко распахнуты, сияя светом Спасителя. Мария Магдалина расплакалась. Пётр и Иаков вскоре к ней присоединились. Всех охватил благоговейный страх перед божественной любовью, которую они были способны ощутить. Пленённые благодатью Мессии. Всё это привело к постепенному изменению в атмосфере, которое ещё больше встревожило Азирафаэля. Сначала это было незаметно. Лишь неприятное ощущение, словно кто-то царапает ногтями по затылку. Волоски на теле человеческого воплощения Азирафаэля встали дыбом. Страх тяжестью осел на дне желудка. Пока ангел продолжал наблюдать за происходящим, он услышал плач исцеленных жителей деревни, хрипло кричащих от охватившей их истерики. Они отчаянно взывали к своему Спасителю, крича: «Пожалуйста, Боже, пожалуйста!», «Исцелишь ли ты нас?». Стоило Азирафаэлю подумать, что Иисус уже видел их рядом с собой, ещё трое подошли к нему, умоляя об исцелении. Иисус покорно подарил всем троим божественное касание, но вскоре его брови нахмурились, когда он оглянулся на толпу, давящую на него. Они вторглись в его пространство, лихорадочно хватаясь за его робу, его руки, его ноги. — Исцели нас, Христос! — кричали они. — Пожалуйста, ещё! Ещё? Затем Азирафаэль увидел это: некоторые из жителей, окруживших Иисуса, уже были исцелены. Пожалуй, они не были теми, кто действительно нуждался в исцелении. Они все были под властью странной мании, опьянённые экстазом, который давали чудесные силы Иисуса. Они получили толику Бога из его чудес и теперь лишь жаждали большего. Иисус пытался коснуться каждого из них. Но это было невозможно — они продолжали лезть вперед, сильнее и сильнее требуя его рук. И если бы то был вездесущий Бог, а не человек, запертый в смертной плоти, он бы смог сотворить необходимое количество чудес. «Если бы он был ангелом, — подумал Азирафаэль, — лишь по щелчку пальцев все бы были исцелены, вот бы мы могли помочь…» Азирафаэль взглянул на архангелов. Они с восторженным вниманием взирали на происходящее, самодовольно улыбались, наблюдая за тем, как Сын Божий демонстрирует своё могущество. Это был его невольный экзамен; не стоило ждать вмешательства ни от архангелов, ни тем более от Азирафаэля. В отчаянии Азирафаэль посмотрел на апостолов. Но они тоже были под чарами, загипнотизированные благодатными чудесами. Их глаза сияли божественным светом, их души трепетали при виде силы Господа в человеке, которого они зовут своим другом. Кроме одного апостола. Иуда медленно поднял голову, его брови взволнованно взметнулись. Хотя его тело было неподвижно, сжато, как пружина, его лицо исказилось от ужаса, когда он увидел, что происходило в толпе с Иисусом. Иисус поднял руку над толпой, желая утихомирить их, или хотя бы отбиться от толпы на время. Это возымело обратный эффект — толпа схватилась за его руку, затем за другую, а потом чужие руки обвились вокруг его торса. — Исцели нас, Христос! — кричали они ему в ухо. — Пожалуйста, Мессия, это лишь тебе под силу! Присутствовавшая до этого момента спокойная уверенность начала исчезать с лица Иисуса. — Пожалуйста, не все сразу… Его голос потонул в мольбах селян. — Коснись нас, Христос! — слышались крики. — Исцели, исцели нас, прошу! Иисус споткнулся, но его вес удержала толпа, зажав его ещё сильнее. — Не все сразу… — Исцели нас, Мессия! — кричали они. — Прошу, Христос! Азирафаэль видел пот на лице Иисуса, выступивший из-за тепла, исходящего от толпы. Его грудь вздымалась и опадала слишком часто. Он пытался сделать так, чтобы его услышали, но тщетно. Азирафаэль больше не мог молчать. — Мы можем что-то сделать? Гавриил усмехнулся. — Он Сын Божий! Ему придется столкнуться с куда более сложными испытаниями, чем небольшая работа с массами. Позволь ему пройти через это! Пораженный Азирафаэль повернулся обратно к Иисусу. Этот бедный человек был лишь белой песчинкой, затерявшейся в море рук и голосов. Он выглядел так, будто пребывал на грани панической атаки. В отчаянии Азирафаэль посмотрел на апостолов. Они точно должны были увидеть, что что-то не так. Но они были слишком охвачены пьянящим приливом силы Христа. Сейчас пробудить их был способен только удар по голове.. Но только не Иуду. Тяжелое беспокойство уже давно омрачило его лицо. Он вертел головой, выискивая друга. — Иисус? Никто не слышал его в шуме толпы. — Мессия, пожалуйста! — кричали люди. — Ещё раз, Христос, исцели нас! — Не все сразу, — задыхаясь, сказал Иисус, — вас слишком много… — Исцели нас, Христос! Вылечи наши семьи! — Не окружайте меня... не топчите меня...! Иуда, должно быть, наконец его услышал — в мгновение ока он поднялся на ноги и стал продираться сквозь толпу. Он схватил кого-то за руку и грубо оттолкнул. Лихорадочный жар толпы достиг своего апогея. Возможно, повлияли одновременно и паника Иисуса, и срыв Иуды. Но этого хватило, чтобы пробудить Симона от чар. Он вскочил и тронул Иуду за плечо. — Иуда… Тот стряхнул его руку с себя и продолжил протискиваться сквозь селян. Теперь крики смешались вместе с экстатическим плачем. Звучали знакомые крики «исцели нас!», но теперь они перемешивались с растерянным «остановите его!». Но Иуда всё равно продолжал своё шествие, расталкивая людей на своем пути, чтобы добраться до друга. Наконец, Иисус вдохнул достаточно воздуха, чтобы закричать. Это был, возможно, самый худший звук, когда-либо слышимый Азирафаэлем, что родился из голоса, сотканного из безмятежности и любви. Крик пробудил в Иуде новую волну отчаяния. Он продолжал проталкиваться, хватая людей и оттаскивая их в сторону. — Шевелись! — крикнул он. Его лицо покраснело, Иуда закипал от ярости. Апостолы наконец насторожились. Они растерянно переглянулись между собой. Азирафаэль увидел смятение в их глазах — он сам едва понимал, что делать. Было ли это частью Божественного Плана для Её Сына? Божественное испытание, как думал Гавриил? Или, может, Иисус сейчас действительно задыхался из-за обезумевшей толпы, и весь План оказался под угрозой… Кажется, Иуда был единственным, кто доверял своим чувствам. Он протиснулся внутрь толпы, оказался поглощен ею, но целеустремленно двигался вперед. С каждым, кого он отталкивал с пути, его негодование становилось всё сильнее. — Исцели нас, Христос! — скандировала толпа вокруг него. Они схватили Иисуса, вцепившись в его руки, волосы, грудь. Иисус пытался вдохнуть немного воздуха. — Пётр... — Азирафаэль видел его шевелящиеся губы, — Матфей... Ф-Фаддей... Иуда… Иуда, похоже, услышал своё имя. Рыча, он оттолкнул троих мужчин и повалил их на землю. — ОСТАВЬТЕ ЕГО! Крик эхом разнесся в тишине, возникшей следом за ним.ххх
Жители разбрелись прочь от своих гостей. Дети хватались за родительские рукава, с опаской наблюдая за лежащим на земле человеком. Крика Иуды было достаточно, чтобы разогнать зачарованную толпу. Он кружил вокруг Иисуса, расправив плечи и будто говоря «только попробуйте к нему приблизиться». Никто не осмелился. Он упал на колени рядом со своим другом. Иисус едва дышал, все краски схлынули с его лица, из-за чего он казался мертвенно-бледным. Когда он уставился на божественный свет, витающий над ним, Азирафаэль мог поклясться, что увидел слёзы в глазах Мессии. Однако, он взял Иуду за руку, помогая себе принять сидячее положение. — Ты в порядке? — прошептал Иуда. До того, как Иисус ответил, их окружили остальные апостолы. Возможно, они пытались помочь своему учителю подняться, но Иисус напрягся из-за их появления. Память о приступе клаустрофобии всё ещё была свежа. Иисус махнул им, призывая отойти подальше, и встал на ноги. Единственной рукой, за которую он держался, была рука Иуды. Иуда попытался поймать взгляд опущенных вниз глаз Иисуса. — Завтра скажем им быть более организованными. Можно сформировать очередь, или… Иисус затряс головой. — Я должен был... всех их сегодня исцелить… — Не в мою смену, — отрезал Иуда, — на сегодня с тебя достаточно чудес. — Нет, — прошипел Иисус, — неужели ты не понимаешь, глупец? — он указал на скалу, где стоял Азирафаэль. — Сегодня ангелы наблюдают за нами. Они испытывают меня, и… Иуда закатил глаза. — Ангелы. Хорошо, ты покажешь мне, где здесь ангелы, а я тогда повешусь на дереве. Иисус, я знаю, что ты хочешь помочь этим людям… — Исцелить их — мой долг… — Но ты — всего лишь человек. Вот оно. Иисус наконец-то встретился с глазами Иуды, но его обычно яркий взгляд сейчас был затуманен такой скорбью всеведения, что та грозила поглотить сердце Азирафаэля целиком. — Я должен быть больше, чем просто человек, — прошептал Иисус. На лице Иуды отразилось смятение. Азирафаэль знал, что тот понятия не имеет, о чём толкует Иисус. Этого не понимали ни его последователи, ни кто-либо ещё в деревне. Но Азирафаэль понимал, и его сердце обливалось кровью, когда он смотрел на этого молодого человека — всё ещё слишком юного, — несущего судьбу всей человеческой расы на своих плечах и содрогающегося под её тяжестью с каждым сделанным шагом.ххх
К тому моменту, когда Азирафаэль смог оторвать взгляд от деревни, площадь опустела. Жители вернулись в свои дома; Иисусу и его последователям предоставили ночлег в местном трактире. Даже отсюда Азирафаэль мог видеть, что апостолы ещё не отправились спать — их силуэты всё ещё мелькали в окнах, переговариваясь приглушёнными голосами. Архангелы тем временем были увлечены обсуждением произошедшего. — Это не самое худшее, что я видел, — произнес Гавриил. — Ты смеёшься? — накинулась на него Михаил. — Это абсолютная катастрофа! Ты говорил, что он будет готов, он уже через два года должен расширить своё влияние! Превращать воду в вино, быть способным накормить одной рыбой целый город… — Мы могли бы сменить курс, — предложил Уриил, — дать ему больше времени. — Нет, — категорично заявил Гавриил, — у него скоро будет очень плотный график. В нём есть каждая проповедь, каждое чудо, каждая ёбаная притча, которые он должен сотворить до тех пор, пока его не пригвоздят к этому хренову кресту! Он будет к этому готов, вот увидите. Это была лишь заминка. Михаил вздохнула. — Хорошо. Мы можем стереть людям память об этом. Последнее, что нам нужно, так это чтобы этот маленький инцидент попал в Евангелие. — Христу стирать не нужно, — напомнил Уриил, — на нём не работают ни ангельские, ни демонические силы. — Что ж, — произнес Гавриил, — я уверен, он не из тех, кто будет болтать об этом направо и налево. Он будет выглядеть жалким. — Эм… Четверо архангелов повернулись к Азирафаэлю, прервавшему их. Похоже, они забыли, что он вообще здесь был. — Азирафаэль, — вкрадчиво произнес Гавриил, — мы, вроде как, в разгаре важного собрания… — Ага, всё верно, — кивнул Азирафаэль, — вот только... раз уж мы подчищаем память всем людям, кроме Христа... можем ли мы не трогать вспоминания Иуды? — Зачем? — вежливо поинтересовался Сандальфон. — Эм, ну, — Азирафаэль запнулся, — Я-я не мог не заметить, что он был весьма эмоционален посреди всего действа. И с... с людьми такое бывает, что чем более они эмоциональны, тем... сложнее изменять их память, — он нервно хихикнул. — Вы знаете, какие они, эти человеческие синапсы. Архангелы обменялись взглядами. Михаил кивнула головой, соглашаясь. — Он всё равно умрёт через несколько лет. Если он расскажет об этой истории, то такую попытку оклеветать содержание Евангелия будет несложно опровергнуть. Гавриил пожал плечами. — Ну хорошо, нам пора улетать. Ты же позаботишься о стирании памяти, Азирафаэль? — А, д-да! — воскликнул Азирафаэль. Но до того, как он успел закончить фразу, архангелы исчезли во вспышке белого света.ххх
Изменение памяти было достаточно простым тогда, когда люди спали. Азирафаэль заставил каждого поверить, что та толпа была лишь странным сном; на самом же деле Христос пришёл исцелить только одного человека, обещая, что все остальные исцелятся, когда проснутся утром. («Вы должны верить, что Бог творит незаметно» — вероятно, объяснил он. Да, хорошо бы превратить это в ещё один урок для его последователей.) Один за другим, Азирафаэль обошел все дома, невидимкой проскользнул в каждый, аккуратно взмахивая пальцами над головой каждого человека и видя, как выражения их лиц смягчаются, как только странные события стираются из их разумов. С теми, кто был в трактире, было посложнее, но в силах Азирафаэля было повлиять и на них. Всё ещё невидимый, он щёлкнул пальцами, и взволнованные апостолы расслабились и повеселели. — О чём мы говорили? — спросил Варфоломей у Симона. — Я забыл, — озадаченно ответил Симон. Они пожали плечами и завели разговор о новых сандалиях Филиппа. Азирафаэль проверил предпоследнюю комнату, где Иоанн и Иаков уже спали в своих постелях. Всё шло хорошо. Каждый проснётся посвежевшим и чудесно исцеленным, и жители деревни позавтракают со своими гостями, желая заполучить еще частичку мудрости. И затем проповедники отправятся в следующий город, а за ним — в следующий, и так далее. Но Азирафаэль не мог не проверить последнюю комнату. В бедной комнатке Иуда сидел, сгорбившись на самом краю маленькой койки, на которой лежал Иисус. Благо, заметил Азирафаэль, дыхание Иисуса теперь стало спокойным и ровным. И, что забавно, его волосы, лежащие рядом с лицом, вздымались и опадали с каждым вздохом. Он мог быть Сыном Божьим, но сейчас он был растерян, как любой другой человек. — Знаешь, ты можешь идти, — пробубнил Иисус из-под волос, закрывающих лицо, — я не ребёнок, вокруг которого нужно суетиться. — Что ж, иногда ты невероятно хорошо играешь роль ребёнка, — возразил Иуда с некоторым укором, — слушай, Иисус, то, что произошло там… — Зачем на этом зацикливаться? Больше никто об этом не вспомнит. (Лицо Азирафаэля обдало жаром — порой его пугало, как проницателен был Иисус насчет работы Божьей и Её агентов.) Иуда покачал головой. — Я просто не понимаю, почему ты подвергаешь себя этим испытаниям. Учить других доброте и милосердию — это одно, но... если бы я им не помешал... они могли убить тебя. — Нет, — произнес Иисус, — они бы не смогли. Моё время ещё не пришло. Иуда вздохнул, как он делал всякий раз, когда Иисус упоминал какие-то мистические события грядущего, о которых никто больше не мог знать. — Всё, о чём я прошу — будь осторожнее. Ты можешь взволновать толпу или две, хорошо, но не обещай исцелить всю деревню за одну ночь. Ты — всего лишь человек, — он уставился на свои ноги, — мне кажется, иногда ты об этом забываешь. Иисус зашевелился. Он пропустил волосы сквозь пальцы, убирая их с лица. Когда он посмотрел на Иуду, его усталая улыбка была омрачена знающим, горестным взглядом его глаз. — Как же мне повезло, — сказал он мягко, — что у меня есть ты, Иуда Искариот, чтобы напоминать мне о собственной смертности. Азирафаэль был вынужден задержать дыхание, чтобы избавиться от скорби, навеянной словами Иисуса.. Но Иуда, не имеющий понятия об их общей с Иисусом судьбе, лишь закатил глаза на эту «шутку». — Я иду спать. Пока Андрей и Фома не украли моё одеяло. Он встал, чтобы уйти, но Иисус схватил его за запястье. — Иуда. Иуда посмотрел вниз на своего растрёпанного, измученного друга. Сонливость окутывала эти тёмные, одухотворённые глаза. — Спасибо, — прошептал Иисус. На губах Иуды мелькнула улыбка. Он накрыл своей рукой руку Иисуса. — Отдыхай, — ласково шепнул Иуда. Рука Иисуса обмякла рядом с расслабившимся владельцем. В считанные минуты его дыхание выровнялось, судя по всему, он крепко спал. Но Иуда медлил. Азирафаэль наблюдал, как мужчина изучал своего спящего друга. На его лице была какая-то эмоция, которую Азирафаэль не мог распознать. Может, это было беспокойство. Или желание защитить. Иуда всегда казался Азирафаэлю любопытной фигурой. Судя по тому, что о нем было сказано в Божьем Плане, в частности о предательстве Христа, он казался зловещим и коварным. Кем-то скорее похожим на демона. (Впрочем, если бы Азирафаэль был до конца честным, то признал бы, что демоны не соответствуют подобным стереотипам. В частности, один конкретный демон.) Но, вместо этого, Иуда вырос в городке Кериоф как обычный мальчик, ослабленный страданиями своего народа, но неспособный увидеть, как мир может измениться. В своё время он общался с несколькими проповедниками и так называемыми пророками, но быстро в них разочаровался. Пока не пришел Иисус, знающий, что найдёт в этом городе своего следующего апостола. Азирафаэль думал, что понадобится ещё одно чудо или грандиозная речь, чтобы склонить на свою сторону будущего мятежника. Вместо этого понадобилась лишь обычная беседа в переполненном пабе. Они разыскали друг друга, каждый по своим причинам, проверяя, соответствует ли один из них критериям другого. Только чтобы уйти к маленькой группе Иисуса с одинаковыми широкими улыбками. Их дружба была настоящей. Это было тем, что удивило и ранила Азирафаэля больше всего, потому что он видел, что Иуда правда заботится об Иисусе. Да, бывали редкие споры между ними двумя, касательно методов Иисуса о распространении своего Слова. Но то была лишь рябь на поверхности воды; океан же их взаимного восхищения был гораздо глубже. Что приводило к непостижимому заключению, еще более болезненному для Азирафаэля. Возможно, озабоченность вызывало то, как Иуда молча разглядывал Иисуса в тот самый момент. Что-то было в его взгляде, какая-то скрытая смелость, которую, Азирафаэлю, казалось, узнал. Было ли это предательство? Но для него очень рано, ещё должны быть сад, и римские стражи, и серебряные монеты, и… Иуда поддался чувствам и пропустил волосы Иисуса сквозь свои пальцы. Тепло вновь прилило к щекам Азирафаэля. Ох. О, Боже. Всё, что он замечал за Иудой, сейчас встало перед глазами. Неравнодушные взгляды. Мягкие улыбки. То, как он оглядывался вокруг и старался держаться ближе к другу. Это стремление защитить от всего на свете. Это не было частью Плана. Этот миг почти застыл, но Иуда сам разрушил его, едва осознав, что именно он себе позволил. Он спешно одёрнул руку и покинул комнату, склонив голову, прошёл мимо Азирафаэля, не ощутив присутствие последнего. Азирафаэль закрыл глаза. Он точно не упомянет эту часть в своём отчёте. И, так как ему больше нечего было здесь делать, он развернулся, собираясь уйти. — Азирафаэль, верно? Он замер, так как мягкий голос Сына Божьего окликнул его на полпути. Азирафаэль повернулся. Иисус привстал и опёрся локтями на койку. Он мягко улыбнулся Азирафаэлю. — Ты наблюдал за мной издалека, но мы не имели удовольствия встретиться наедине, не так ли? Азирафаэль остановил себя, хотя собирался отмахнуться от случайно увидевшего его человека. Но, в конце концов, это был не обычный человек. — Нет, я... я не думаю, что был удостоен такой чести. Иисус кивнул. — Я благодарен тебе за исправление воспоминаний всех тех, кто был там сегодняшним вечером. Мне лишь жаль, что тебе пришлось быть тому свидетелем. — О, не извиняйся! — тут же успокоил его Азирафаэль. Он поджал губы, подбирая правильные слова, а затем обнаружил стул в комнате и присел на него. Глаза Иисуса с ироничным весельем следили за каждым движением Азирафаэля до скрипящего стула. — Я имел в виду, — продолжил Азирафаэль, — что та толпа была... весьма пугающей. И была бы такой для каждого. Улыбка на лице Иисуса увяла. Его взгляд потемнел. — Ты знаешь, какова моя судьба. Агония, которую я должен выдержать до того, как всё кончится. Что взвешивать на весах, если я не смогу её вынести. И если я не могу стерпеть даже это… — Ты слишком себя недооцениваешь. Иисус покачал головой. — Что ж, это что-то новенькое. Я же Сын Бога. Азирафаэль рассмеялся. — Даже если так, — он стал нервно потирать колени руками, — у каждого человека на Земле есть судьба. Но я вижу, что вам всем нужно... принять её. И верить, что Бог даст вам инструменты, которые понадобятся, чтобы встретиться с судьбой в отведённое время. Улыбка Иисуса вновь ожила. Но когда он наблюдал за Азирафаэлем, его взгляд настолько загорелся тем самым знанием, что стало почти дискомфортно. Как будто он мог узреть всё, что таилось в сердце Азирафаэля. — Ты только что видел Иуду, — наконец-то произнёс Иисус. Лицо Азирафаэля вытянулось. Он сочувственно кивнул. — Это, должно быть, не моё дело. Но я думаю, он может быть… — Влюблён в меня? Азирафаэль задержал дыхание. Он изначально думал о том, чтобы перевести тему, особенно учитывая взгляды местных на подобного рода отношения между мужчинами в те времена. Только Иисус мог посметь свободно дать этому название. После кивка Азирафаэля, взгляд Иисуса скользнул на пол между ними. — Ты не собираешься его наказывать? — и перевёл взгляд обратно на Азирафаэля, посмотрев на него с робостью и интересом. Эта фраза вдруг успокоила Азирафаэля. — Конечно нет, за кого ты меня принимаешь? Иисус поднял бровь. — За ангела Божьего? — но, подумав чуть дольше, он пожал плечами. — Хотя, если бы моей Божественной Матушке было дело до того, чтобы карать каждого возможного содомита, Она бы не сделала своего Сына одним из них. Глаза Азирафаэля едва не вылезли из орбит. Но, увидев дерзкую улыбку Иисуса, он обнаружил, что отвечает тем же. — Ты ответишь ему взаимностью? Улыбка растаяла. Иисус опустил взгляд на одеяло, накинутое на ноги. Потёр пальцы друг об друга. — Это бы всё усложнило, правда? — сказал он тихо. Улыбка Азирафаэля тоже истаяла. В очередной раз они столкнулись с упрямой госпожой, известной как Судьба, стремительно несущей их к краю пропасти. Иисус снова с любопытством взглянул на него. — Ты мне напоминаешь кое-кого, с кем я однажды встретился. — Человека? — уточнил Азирафаэль. — Или ангела? Иисус помотал головой. — Нет. Демона по имени Кровлей. Азирафаэль застыл. Но Иисус, должно быть, увидел панику в его глазах, и оттого Сына Божьего улыбка стала ещё нежнее. — Не волнуйся. Я не скажу архангелам. — Но ты... — Азирафаэль запнулся, пытаясь вновь обрести исчезнувшую было опору, — ты встречал его? Иисус кивнул. — Он пришел ко мне, когда я постился в пустыне. Я знал, что кто-то из Ада придёт ко мне, чтобы сбить с пути истинного, но, в конце концов, я могу сказать, что сердцем он не желал делать этого, — он пожал плечами, — он такой же чудной демон, какой ты — ангел. Азирафаэль покраснел. — Конечно, он чудной. И раздражающий. И удивительный. Но при этом, он демон, разумеется, что… Иисус прервал его смешком, помотав головой. — Мне кажется, мы оба знаем, что такое сложные отношения. Но до того, как Азирафаэль успел хотя бы осознать, что имел в виду Иисус под такой бесцеремонной ремаркой, мужчина улёгся обратно под одеяло, свернувшись калачиком на подушке. — Не волнуйся, кстати, — произнёс он, — и ты, и он — бессмертны. Я уверен, ваша с ним история закончится гораздо счастливее, чем моя с Иудой. Если честно, он не оставил Азирафаэлю никакой возможности для ответа, не звучавшего бы безучастно. Но, возможно, Иисус знал об этом; язык его тела сигнализировал о том, что их разговор окончен. Так что всё, что Азирафаэль придумал, это встать, пробормотав: — Тогда я оставлю тебя отдыхать, — и пойти к двери. — О, пока я не забыл… Азирафаэль остановился и повернулся, чтобы увидеть, как голова Иисуса выглянула из-под одеяла. — Я не знаю, будет ли у нас шанс ещё раз поговорить, поэтому лучше скажу сейчас… Он зевнул. Азирафаэль почувствовал себя в роли апостолов Иисуса, ловящих каждое его слово с затаённым дыханием. (Но мог ли кто-то его винить за это? Всё же это был Сын Божий. Она больше не разговаривала с архангелами, но Она всё ещё говорила с Иисусом.) В самом деле, взгляд, которым Иисус одарил Азирафаэля, был смертельно серьёзным. — Когда Кровлей подбросит книгу пророчеств Агнессы Псих в воздух, из неё выпадет клочок бумаги. Поймай его. Он тебе понадобится. Вам обоим. Бровь Азирафаэля взметнулась вверх. Он понял, может быть, процентов десять от того, что сказал Иисус. — Какую книгу? — переспросил он. Но Иисус уже спал. Со вздохом (вызванным лёгким раздражением) Азирафаэль, тем не менее, запомнил сказанные слова. Он незаметно выскользнул из комнаты, оставляя усталого-но-всё-ещё-весьма-бодрствующего Сына Божьего лежащим на кровати с широкой насмешливой ухмылкой на лице.