Tomorrow will be awkward...

Его пальцы подрагивают, едва касаясь твоей обнаженной груди. Ты знаешь, что означает этот жест, ты знаешь – он хочет тебя оттолкнуть. Хочет… и не может этого сделать, он медлит, растерянно глядя тебе в глаза. «Марти…», - он пытается слабо протестовать, не отводя при этом взгляд от твоего лица. Он лежит на кушетке в своем гараже, а ты склоняешься над ним и взглядом просишь о том, о чем никогда бы не смог попросить прямо, на словах. Он мог тебя оттолкнуть, мог убежать, а ты мог остановиться. Но этот момент – когда ты вот так стоишь над ним в расстегнутой рубашке и смотришь ему в глаза, и он, как загипнотизированный, также не может отвести от тебя взгляд – все длится и длится, и становится как-то странно и неуютно. В его глазах ты видишь растерянность, как будто он не понимает, кто ты и что вообще происходит, которая в какой-то момент сменяется сомнением – он знает, что тебе еще даже нет 18-ти. И медлит, не в силах принять решение. Зато ты уже все решил. За вас обоих. И тебе плевать – на его растерянность и сомнение и на свой возраст. И на его возраст тоже. Вы столько пережили вместе. Он столько раз вытаскивал тебя из неприятностей, спасал твою жизнь, а ты – его. Все будет хорошо и правильно, ведь ты – это ты, а он – Док, твой Док, и если он перестанет пытаться проанализировать происходящее и просто расслабится, все будет хорошо. Твоя кожа пахнет морем и свежей травой – утром ты был на пляже, учился кататься на серфе (если ты умеешь кататься на скейтборде, с серфом должно быть проще, не так ли?), а после обеда помогал ему косить траву на маленькой лужайке за гаражом. Не потому, что он тебе за это обещал заплатить, а просто потому, что ты привык ему помогать. С его изобретениями, и просто так, по жизни, везде, где от тебя может быть хоть какая-то польза. В другой руке он сжимает листок с какой-то диаграммой – он был бы рад тебе объяснить, что это и для чего это. В нормальных обстоятельствах. А эти обстоятельства не совсем нормальные. Все, что сейчас происходит на кушетке в его гараже, – за пределами нормального. В любом случае, все это крайне необычно и неожиданно. Неожиданно ли? Кажется, ты уже какое-то время пытался ему намекать на свои, тебе самому еще не очень понятные чувства, взглядом, прикосновением давал ему понять, что тебе от него что-то надо. Что-то еще. А он не дурак и не слепой, он все замечал, каждый твой взгляд, каждое твое случайное (или как будто случайное) прикосновение. Нет, Док совсем не глупый, черт, да он самый умный из всех, кого ты когда-либо встречал в своей жизни! Просто он тебя игнорировал, наивно полагая, что если притвориться, будто чего-то не существует, оно и правда не будет существовать. Но ведь он ученый, он знает, что все не так, совсем не так. И теперь его растерянный взгляд – расплата за эту наивность. И ты понимаешь – сейчас или никогда… Он аккуратно проводит рукой по твоей груди, вверх, мягко касается ключицы. Рубашка скользит вниз, обнажая плечо. В его глазах ты в очередной раз ловишь сомнение, пришедшее на смену растерянности. Кажется, он смирился с происходящим и понял, что игнорировать тебя и дальше уже не получится. Ты не отступишь. Ты уже все решил. Если он не оттолкнет. А если бы он хотел, то уже давно бы сделал это. Нет, ты видишь в глубине его карих глаз, что он тоже этого хочет. Но сомневается. Черт. «Все в порядке, Док», - уверенно говоришь ты, «Просто не думай об этом». Ты склоняешься еще ниже, твое колено между его ног, и стоит тебе придвинуться чуть ближе, ты замечаешь, как он нервно вздрагивает, по-прежнему не отводя взгляд. Тебе хочется попробовать. Тебе кажется, что это должно быть интересно. И ты знаешь, что Док – твой Док, с которым ты прошел огонь и воду, - все поймет, примет и не выдаст тебя. Ты можешь ему доверять, как себе самому. Кому еще, если не ему? Ты хочешь знать, на что способно твое тело, и неважно, что ты парень. И он тоже. И ему 65. Да, он почти такой же старый, как бабушка Бейнс. Но он не выглядит таким же старым. Ты не воспринимаешь его таким же старым. Он относится к тебе как к равному, и ты тоже уже давно не замечаешь разницы в возрасте. Ты привык ему доверять, привык рассказывать ему обо всем, обсуждать то, что не смог бы или не хотел рассказать своим родителям или даже брату. Он умный, понимающий, его искренне интересует все, что происходит с тобой, и он… совсем не старый. Он – Док, всегда Док, и все. Сильный, смелый, отрицающий любовь в том ее проявлении, в каком ты ее испытывал с Дженнифер (ты рассказывал ему, на что похоже это чувство – ты видишь девушку своей мечты и сразу понимаешь, что это ОНА). Но ты знаешь, что в нем это есть – скрытая чувственность, невероятная (и, вероятно, не совсем реализованная) сексуальность. Это тоже интересно, это тоже хочется попробовать. Его рука медлит, осторожно касаясь твоего обнаженного плеча. В комнате жарко, душно, и становится тяжело дышать. Как перед большой грозой. В какой-то момент тебе начинает казаться, что вот сейчас он наконец отдернет руку, с ужасом и отвращением, столкнет тебя на пол и прикажет убираться вон. И не возвращаться. Но этот момент был и прошел. А он все медлит. А потом вдруг берет тебя за воротник рубашки и несильно тянет вниз, так, что ты теряешь равновесие от неожиданности и едва не падаешь на него. Твоя щека касается его, и ты лежишь в этой неудобной позе, боясь лишний раз пошевелиться. Боясь спугнуть его. «Тебе не о чем волноваться», - шепотом напоминаешь ты. «Вступать в интимные отношения с несовершеннолетним запрещено законом, Марти, не говоря уже о том, каким ударом это будет для захолустного американского городка вроде нашего», - лекторским тоном говорит он. И мягко добавляет: «Если кто-нибудь узнает…». Ты устало прикрываешь глаза. Да, в этом весь Док. Однако звук его голоса тебя успокаивает. Потому что молчание слишком затянулось, отнюдь не прибавляя тебе решимости. «А если посмотреть на это с медицинской точки зрения, несколько лет назад гомосексуализм считался ментальным расстройством и подлежал насильственному лечению. Как ни посмотри, ничего, кроме проблем, это нам не сулит», - негромко продолжает он. Ты слушаешь его с закрытыми глазами, не очень вникая в суть его слов. Он тебя не прогнал, это уже хорошо. И, возможно, в чем-то он прав. Ты не считаешь себя больным, как и его, ты просто… экспериментируешь. Тебе просто любопытно. Ты как ребенок, который только начал познавать мир и все интересное в нем. Ты не хочешь ничего плохого, ты просто хочешь попробовать, как это. «Так значит, ты совсем не хочешь попробовать? Док… хотя бы попробовать?» - неуверенно уточняешь ты. «Я этого не говорил». Ты открываешь глаза и слегка отстраняешься, чтобы заглянуть ему в лицо. Снова. И он снова не отводит взгляд от твоих голубых глаз, и в этом взгляде ты уже не замечаешь ни сомнения, ни растерянности. Кажется, он окончательно справился с первым шоком и взял себя в руки. Он тоже знает, что ты – это ты, с тобой можно все. Ведь тебе он доверяет так же, как ты ему. И сейчас он понимает, что ты просто немного запутался, ты поссорился со своей девушкой несколько дней назад, и она все еще в обиде и не хочет с тобой разговаривать. Он знает, что это временно, что это пройдет, все снова станет как прежде. Он видел твое будущее. Ты был женат и до какой-то степени даже счастлив, хотя и карьера твоя в том будущем не удалась. Но ведь будущее нигде не написано, ты сам творишь его для себя и своих близких. Он не хочет испортить что-то в твоем будущем. А ты не думаешь об этом. Ты знаешь, что Дженнифер никуда не денется, все будет как и должно быть, обязательно – свадьба, дети, счастливая семейная жизнь. Все это будет. Но сейчас ты об этом не думаешь. Тебе хочется попробовать чего-то совсем иного, хотя бы раз. Ты никому об этом не расскажешь, и будешь примерным мужем и отцом, но это потом, а сейчас тебе хочется бунта, сейчас ты должен знать, каково это. «Я не сказал, что не хочу этого», - медленно повторяет он. Вот она, эта смелость. «Тогда… больше не о чем говорить. Я уверен», - говоришь ты, не двигаясь, выжидая, давая ему возможность в свою очередь принять решение. Он кивает, слегка касаясь, мягко и осторожно проводит пальцами по твоей груди. Какое-то время не происходит совсем ничего: он просто смотрит на тебя, как будто изучает – твое тело, слегка напряженные мускулы, легкий загар. Потом он проводит рукой по твоим волосам, очерчивает пальцем скулу, спускается ниже, мягко касаясь шеи, ключицы, и еще ниже, до самого низа живота. Ты непроизвольно вздрагиваешь, веря и не веря в происходящее. Все кажется каким-то невероятным сном, но не кошмаром. Хорошо. Он неожиданно встает, опрокидывая тебя на кушетку. Присаживается рядом, еще раз проводит пальцем от подбородка до пояса твоих джинсов. Ты замираешь в напряженном ожидании, лихорадочно анализируя свои собственные эмоции – нравится или нет? стыдно ли? странно ли? Ты осторожно выдыхаешь, расслабляешься, прикрываешь глаза. Это приятно. Когда о тебе заботятся. Когда до тебя дотрагиваются. Вот так, нежно и осторожно, как будто ты не 17-летний подросток, а какое-то древнее божество. Ты еще помнишь времена, когда твой отец был неудачником, а твоя мать – алкоголичкой. Времена до того, как ты отправился в прошлое и изменил его. Помнишь, как всем было вечно не до тебя. Как ты убегал по ночам из дома и бежал к нему, к Доку. Как тебя однажды отстранили от занятий в школе на неделю за драку, и ты снова не пошел домой, ты пришел к нему – поздно вечером постучал в его дверь, и он впустил тебя, замерзшего, несчастного, с разбитой губой и синяком под глазом. Коротко расспросил, что случилось, приложил к лицу холодный компресс и разрешил переночевать на его кушетке. Единственной во всем гараже. Той самой, на которой ты лежишь сейчас, сосредоточенный на своих ощущениях, пока еще необычных и непривычных. Он замечает твое напряжение, но руку не отводит, кладет ее тебе на живот, когда ты снова делаешь осторожный вдох. Ты приоткрываешь глаза, взгляд слегка затуманен: «Док?» «Марти», - так же тихо выдыхает он. «Интересно, была ли у него когда-нибудь девушка, или он тоже девственник?» - отстраненно думаешь ты, окончательно расслабляясь под его чуткими пальцами. Стоит ли спрашивать? Потом, не здесь, не сейчас. Ты с легким нетерпением и возбуждением ожидаешь, что будет дальше. И вдруг ты понимаешь, что больше не чувствуешь теплой тяжести его ладони на своем животе. Ты снова нехотя приоткрываешь глаза и видишь, что он все так же сидит рядом, слегка подавшись вперед, и все так же смотрит на тебя. Тебе становится немного не по себе под его пристальным взглядом, и ты уже было собираешься спросить, в чем дело, как он чуть слышно шепчет: «Марти». И ты сразу все понимаешь. В его голосе нет ни нотки злости, раздражения или неприязни. Он просто тихо и привычно произносит твое имя: «Марти». Но ты уже все понимаешь. Ты не знаешь, передумал ли он почему-то или изначально не собирался этого делать, но это уже и неважно. Ты разочарованно вздыхаешь, пытаешься подобрать нужные слова, разубедить, уверить, но снова натыкаешься на его взгляд – понимающий, заботливый, нежный. Рядом сидит твой лучший друг и смотрит на тебя так, что ты чувствуешь себя маленьким ребенком, который вдруг заболел и вынужден оставаться в постели. Вот так он и смотрит – как на больного, но не душевно, а просто – временно помешавшегося рассудком, потерянного и растерянного. Смотрит не как врач на пациента, а как лучший друг на лучшего друга. Он знает, что когда-нибудь ты скажешь ему за это спасибо, ты будешь ему благодарен за то, что произошло, а точнее, за то, чего не произошло. Хоть сейчас ты этого и не понимаешь. Ты, как и все подростки, живешь одним днем, не думая о будущем и последствиях своих поступков. А он уже взрослый. И он прекрасно знает, что утром вам обоим будет слегка не по себе. Он знает, что ты будешь смущаться и отводить взгляд, но со временем это пройдет. Все же есть грань, и не стоит ее переступать. Так будет лучше для вас обоих, для вашей дружбы. Он это знает точно, а ты… ты поймешь, со временем. Ты еще некоторое время всматриваешься в его лицо, потом обреченно шепчешь: «Спокойной ночи, Док!», и отворачиваешься к стене. Ты не видишь, как он улыбается, глядя на тебя, как он встает, берет с кресла легкий плед и накрывает тебя. Ночь будет жаркой, такой же жаркой, каким был день, но ему так спокойнее. Он знает, что во сне ты этот плед все равно стряхнешь на пол. Он еще какое-то время сидит рядом, слушает твое дыхание, а ты притворяешься, что спишь. Но ты дышишь слишком быстро для спящего, и он это знает. Он все знает. А потом ты устаешь притворяться и засыпаешь уже по-настоящему. Тогда он встает, гасит свет, весь, кроме маленького ночничка на столе, и склоняется на той самой диаграммой, которую собирался было тебе показать, но не успел. Завтра, вы все обсудите завтра, если захотите. А сейчас… он тоже устал, но ему надо подумать. Он знает, что все равно не смог бы сейчас заснуть, даже будь у него в гараже еще одно спальное место. Но он все равно рад, что ты не ушел.