la catastrophe.

дзеффирелли, по правде говоря, простой идиот, с этими его либеральными фантазиями, убежденностью в том, что революция вершится шахматным поединком, и растрепанными волосами. джульетта закусывает жемчужными зубками нижнюю губу, чуть смазывая помаду, и с громким щелчком захлопывает пудреницу, наблюдая. с этого ракурса ей хорошо видно и фигуры на доске, и напряженную спину дзеффирелли, и даже тлеющую сигарету, мелко подрагивающую в его пальцах. — милочка! ноги! у ведьмы кременц спокойный и строгий взгляд, профессиональная осанка. вся она такая правильная и скучная, что аж передергивает. джульетта не может удержаться от того, чтобы показать отвернувшейся журналистке язык, поправляет макияж и вновь устремляет взгляд на разыгравшуюся внизу битву. джульетта ставит себя на позицию наблюдателя: если весь вид люсинды буквально заявляет о том, что она здесь по работе и намерена сохранять журналистский нейтралитет, то джульетте по большей части попросту все равно. допуск парней в женское общежитие ее волнует мало, если волнует вообще. мужчины? эти грязные империалистичные свиньи со снобскими замашками? нет, увольте. ей не интересно. и меньше всего ей интересен дзеффирелли б., пусть он несколько отличается от сверстников, это лишь выставляет его в глупом свете. джульетта — девочка далеко не глупая. такие, как дзеффирелли, знает она, не привносят в жизнь ничего хорошего. кременц говорит, он излишне поэтичен, что не всегда недостаток. у джульетты, похоже, врожденная непереносимость романтики.

***

кофе горький — остатки помады стираются салфеткой. джульетта вынимает сигарету из чужих пальцев и с самым невозмутимым видом тушит ee о донышко своей чашки. — ты просто идиот, — говорит она на неровном английском, и дзефирелли выгибает бровь — непонятно, от возмущения ли или от непонимания. дзеффирелли, ровно как и вся эта чушь с шахматными революциями, ровно как и его манифест, просто какая-то абсолютная нелепица. — потому что спал с мисс кременц? — уточняет он, доставая из портсигара новую сигарету. — или из-за манифеста? — и то, и другое. в это время ночи в кафе почти никого нет, и она может позволить себе повысить тон. без мотоциклетного шлема на голове она выглядит не так угрожающе, как обычно, и дзеффирелли не может сдержать улыбку. дзеффирелли думает, она очаровательная. джульетта думает, он просто чертова катастрофа.

***

— дай сюда, — она раздраженно выхватывает блокнот из его рук и беззастенчиво проходится взглядом по страницам. джульетта смотрит на манифест, дзеффирелли — на то, какой оттенок ее кожа приобретает в лунном свете. если революция еще не выиграна, это не значит, что в аннуи нельзя найти другого местечка, чтобы переспать. — мне не нравится. — тебе никогда не нравится. — вот и неправда. — правда. ты так себя ведешь из-за миссис кременц. — вовсе нет. — да. джульетта скрещивает руки на груди и отворачивается — старая гостиничная кровать скрипит под весом ее обиды. дзеффирелли за ее спиной перебирает ей волосы — пропахшие бензином, табаком и дешевенькими духами — на студенческое жалование много не позволишь. — ты злишься. — oui. — потому что я спал с миссис кременц? повторение вопроса приводит в замешательство — и что сказать? дзеффирелли ей в постель и в сон — она никогда не поставит мужчину выше своих убеждений. эта ночь ничего не значит. как и множество предыдущих. как и потенциальное множество последующих. — pas du tout. parce qu'elle a édité votre manifeste. дзеффирелли сдавленно улыбается и оставляет на ее затылке поцелуй. — хочешь — отредактируй сама. джульетта не отвечает. то ли из-за попытки себя убедить, что им не о чем разговаривать, и секс — это большее, что они способны сделать друг с другом. то ли просто не знает, какую из вертящихся в голове мыслей стоит озвучить.

***

ветер над аннуи беснуется четвертую ночь подряд, а этот дурак и тут лезет за скобки. — дзеффирелли! джульетта старательно думает о том, что участившееся сердцебиение есть ничто иное, как злость из-за прервавшегося вещания. она смотрит наверх как можно более равнодушно. наверху, в ночном небе, где еще не рассеялся слезоточивый газ и громкие возгласы, яркой кометой тлеет кончик его сигареты — джульетта думает, он вписывается. думает, он смотрится чертовски органично среди этого звездного хаоса, среди комет — горящих, стремящихся, рвущихся. падающих. джульетте претит поэтичность, и претят мысли о том, что это роднит ее с люсиндой кременц, и она думает о том, что страшнее — быть похожей на нее или не быть похожей ни на кого вообще. и еще, несколько дней спустя, она думает о том, что холодные грязные воды городской реки — наименее поэтичное место для такого, как дзеффирелли. злая ирония сдавливает ей горло, а когда она ловит на себе сочувствующий, понимающий взгляд взрослых глаз, ей хочется отвернуться. ночной аннуи не слышит ее рыданий. еще ни одну катастрофу джульетта не ставила выше своих убеждений.