Давай перед Смертью возьмёмся за руки,
Чтобы быть как статуи прошлых веков,
связанные не только историей,
Но и любовью
Первый фронт
Когда Сукуна выбежал из леса, он не увидел знакомых блондинистых волос, хмурых черт лица, серых глаз, к которым как слепец брёл на свет сквозь мрак. Он не увидел холодных зрачков, которые были аккуратно вырезаны из льда. Вместо меня или даже моего сражения с Гето, Двуликий увидел огромный тёмный купол, возвышающийся над хрупким распластанным по земле телом. Если присмотреться, то можно было увидеть, что это не тьма, поднявшаяся из недр Преисподней, а рой проклятий, кружащихся в воздухе как коршуны. Двуликий нашёл моё тело в самом эпицентре, лежащим безжизненным ошмётком посреди грязи — ничего во мне больше не напоминало авторитарную Хараду. Ничто во мне не походило на Его Антарктиду. Гнев наполнил каждую клетку тела короля проклятий, заструился по венам. Лёгкое облегчение придавало осознание, что я была жива, об этом говорили мои едва шевелящиеся губы и хриплое бормотание одной и той же фразы: — Хватит… хватит… — поблёкнувшие зрачки не шевелились, не реагировали на свет, на появление Двуликого. Всё во мне напоминало куклу, которая сломалась. Я дышала, говорила и моргала чисто механически. Душа моя, однако, канула в небытие. Сукуны не было рядом слишком долго, а ведь он, кажется, обещал помочь в нужный момент. Опоздал. Да сделал это так, как никогда в своей жизни. Посреди тёплой майской ночи всё поле покрылось инеем. Лёд сковал растущие побеги, а холод, ведомый одному богу, обернул закат весны в самую настоящую зиму. Мужчина сделал один шаг в сторону Антарктиды — в мою сторону, и огни за его спиной погасили все до единого. Пожар заканчивался, сдуваемый бурей одного шага за другим. Разрастался ливень. Гром прорывался сквозь тучи, а холодные капли били мне по лицу. Рёмен шёл решительно, оборачивая каждое своё движение в грозу — приближение стихийного бедствия. Колено мужчины рухнуло рядом с моей головой, от чего почва под ней прогнулось. Знакомая рука сжала мой искалеченный подбородок, приподняла, чтобы я смогла взглянуть на Двуликого. Он впился в мои глаза сталью, оставляющей новый шрам под рёбрами. — Кто. — Голос проклятия пробирал до дрожи. Челюсть сводило от силы, с которой её сжимали. — Покажи на того, кто это сделал. С моего лица катились слёзы. Сердце стискивали оковы. Их не разломать, не уничтожить, проигнорировать подавно было невозможно — не после того, каким требовательным тоном их создатель задавал вопросы. Моим надорванным голосовым связкам не представлялось возможным ответить, даже дыхание выходило с огромным трудом, но Сукуна и не ждал от меня многого. Моя голова вновь пала на землю. Двуликий всё понимал без слов. — Никто не выйдет отсюда живым, — прогремел голос выпрямившегося мужчины. — Я уничтожу каждого, кто посмел к ней притронуться. Ливень обрушивался на головы присутствующих вперемешку с гневом. Осязаемая злость катилась от мышц Двуликого, от его силуэта, источающего злобу. Сукуна бегло оценил обстановку и количество противников. Вникать в глубинный анализ было сложно с учётом тех эмоций, что он испытывал. Мужчина отметил лишь то, насколько хорошо я постаралась: поле в округе было выжжено, по периметру горы трупов. Это всё ещё не тот результат, который бы удовлетворил проклятого духа. Он намеревался показать, сколько выживших здесь должно быть. Двуликий искал глазами Сугуру. Я слышала, как тот к нему обратился: — Ты первый. — Оставишь Анриэтту лежать в таком состоянии? Я поражён суровостью проклятий. Гето был искусным манипулятором. У него хорошо получалось выводить из себя, но в сражении с Сукуной это было глупостью. — Её раны заживут, а как насчёт твоих? Раздался мощный удар, сотрясший землю. Что там происходило? Я хотела узнать, но сил не было, чтобы пошевелиться. Сложно было даже о чём-то соображать. Хотелось спать. Я устала, я так, чёрт возьми, устала. «Поражение» въелось в голову, пожирало меня изнутри. От этой мысли не уйти, не убежать, она крепкими клешнями вцепилась мне в шею и постепенно душила. Я уже не жилец, во мне не осталось ни капли проклятой энергии. Так почему же не встретить Смерть именно так? Отринув гордость и честь, утратив желание сражаться. Я была пуста изнутри, опустошена после провала, разрушена до основания. Без поддержки Двуликого что бы я смогла? Он и сам пока не понимал, что мои раны не подлежали исцелению. Мне не поможет обратная проклятая техника, божья милость, гнев Дьявола. У меня не было даже желания подниматься, собирать себя по частям, жить после провала заново. Это не та преграда, через которую просто переступить. Это был очередной проигрыш на пути к цели, в которой я всё меньше видела смысла. Хотелось спать и больше никогда не просыпаться. С момента прибытия Двуликого треть проклятий была изгнана. Оставалась более сильная их часть, в которой Сукуна по-прежнему не видел себе равной. Его атаковали духи рангом ниже и натыкались на общую странность: их нападения не действовали на короля проклятий. — Почему техники не работают? — верещали твари, обращаясь к своему предводителю. Они забыли, что их предводителем был тот, с кем они сражались. Рёмен сжал кулаки. — Ни ты, — процедил он Сугуру, — ни этот паршивец не понимаете истинной сути проклятия. Ливень скрывал большую часть силуэта Сукуны, но это не помешало Гето разглядеть чужие намерения. — Все назад! — крикнул он, когда ладони Двуликого с хрустом сложились в печать. Бежать было некуда. — Расширение территории. Демоническая гробница. Магический взрыв разорвал пространство, отправив во все стороны молнии и огненные вспышки. Грохот и ужасные крики воссоздали атмосферу хаоса. Земля пошла трещинами от мощи взрыва, небо затянуло пеленой тьмы над местом бедствия. Удар оказался настолько сильным, что даже задел часть расположенного рядом леса. Теперь в ближайших ли не было видно деревьев. Проклятия пали, покрывшись огнём и сажей. В мгновение ока Гето лишился половины своей армии. Для всех демоническая гробница приносила ужас, в меня же она вселяла веру. Я почувствовала родственное касание к щеке, вынудившее приоткрыть веки. Знакомая техника ласкала верхнюю часть моего лица почти невесомыми прикосновениями. Я глянула в сторону, не двигая головы. Сукуна застыл в воздухе, обращая сотни проклятий в пепел, безжизненные кусочки их тел. Пожар смешался с дождём. В небо взмыли пары тёмного дыма. Пользуясь воцарившейся вакханалией, мужчина обратился ко мне: — Не смей умирать. У меня появились на тебя кое-какие планы. Я ничего не ответила. Между сном и бодрствованием я улавливала отголоски боя: крик Сугуру, плач духов, гнев и угрозы Двуликого. Пока моё тело постепенно теряло литры крови и шансы на выживание, меня не покидало удушающее чувство пустоты. Зачем я всё время сражалась? К каким целям стремилась? Я хотела вернуть прошлое, почувствовать стены родного дома, обзавестись чем-то знакомым в реальном мире. Не имея возможности больше поднять своё тело, я поняла, что мои желания ничего не стоили. Мне не хватило сил добиться их. Не хватило способности понять раньше, что желать невозможного — бессмысленно. Чувствуя, как пальцы начинали неметь, я слышала неприятные мысли в голове. Они говорили, что у меня изначально не было шансов одержать победу. Я не разобралась в себе, втянула в свои цели, состоящие из иллюзий, Двуликого. Я проиграла и не понимала, почему сражается мужчина. За что он борется? Разве всё это не имеет смысла? Я не стоила того риска, на какой шёл Сукуна находясь здесь. Он-то должен был понимать, что идти в будущее, постоянно оглядываясь, у меня не выйдет. В конце концов он всегда говорил мне об этом, так почему продолжал заслонять моё тело собой от поступающих атак противника? Собравшись с остатками сил, я проговорила: — Уходи. Ему не нужно было оставаться здесь, но сосредоточенный на бое Двуликий не услышал мои тихие речи. Сражаясь за наши жизни, его голову ни на миг не посещали сомнения. — Любопытно видеть, как ты пытаешься защитить того, кто без раздумий бы тебя предал, Двуликий. — Я слышала, как издевался Сугуру, который всё ещё имел возможность говорить. Проклятия атаковали Сукуну, пока тот отражал их ещё на стадии зарождения. Жалкие потуги духов второго уровня для него не имели значения. — Ты целишься в моё сердце, где я уже ранен, — сказал он. Я смежила веки, полагая, что меня одолевал бредовый сон. Стыд, чувство вины, беспокойство за мужчину, — эти ощущения накладывали свой отпечаток на непрошедшую боль от поражения. Когда я вновь пришла в себя, Двуликий обращался уже ко мне: — Поднимайся, скоро сюда нагрянут маги. Я поделюсь с тобой немного энергией. К тому моменту тело Сугуру Гето лежало безжизненным ошмётком недалеко от меня. О том, что он жив, говорили проклятия, которые не прекращали нападать. — Откуда магам взяться здесь? — спросила я, хотя мир стремительно терял в моих глазах краски. Безразличие к происходящему было болотом, которое ухватило за ногу и тянуло на дно Марианской впадины. Я не обратила внимание на то, что у меня появились силы на разговор. Только потом до меня дойдёт, что внезапный прилив жизненных способностей, ранее равный нулю, не обошёлся без вмешательства Сукуны. Когда Двуликий не ответил, догадки волей-неволей закрались в мой мозг. Маги могли прознать о войне благодаря Сатору, но это бы значило, что на втором фронте тоже пошло что-то не так. — Что с тобой? — пытаясь сфокусировать взгляд на проклятии, я слишком поздно поняла, что его состояние далеко от понятия нормы. Он раздражённо глянул на меня через плечо. Его злило, что я не слушала его требований подниматься, злило, что я обращала внимание на его самочувствие, когда сама находилась в плачевном состоянии. — То, что происходит под влиянием войны. Не задавай лишних вопросов, Анриэтта, поднимайся. Он говорил: «Подумай о себе», но я не слушалась. В моих зрачках скапливалась вселенская печаль. — Что произошло во время боя с тем магом? Проклятие скривилось как от зубной боли. Он ненадолго замер на моих глазах, но, послав к дьяволу весь этот мир, отвернулся. Его резервы были пусты на половину. У меня закралось подозрение, что со второго фронта сбежал не Сатору, а Двуликий, но зачем бы ему...? — Не говори, что пришёл сюда из-за меня, — молвила я, чувствуя, как глотку обжигало спазмами. Близился мой последний вздох, после которого веки навсегда закроются. Я ощущала приближающийся холод Смерти. Она шла за мной. Дыхание становилось непосильной ношей для бренного тела, ему бы освободиться от физической оболочки — больше не чувствовать боли, но похоже за все мои деяния небесная кара будет предательски долгой. Сукуна молчал, старательно делая вид, что занят активацией барьера. Мужчина, который готов Бога переспорить, лишь бы последнее слово осталось за ним, никак не комментировал моё утверждение. От собственной правоты мне впервые захотелось взвыть от бессилия — Гето говорил правду — мой мир зациклился на проклятии, а его — на моём спасении. Я стала его слабостью. Он был моей болью в груди. Два мага, что раньше не имели равных ни перед кем, теперь находились на краю обрыва только потому, что позволили обзавестись открытыми ранами — позволили врагам узнать про них. — Прошу, не молчи, — умоляла я с хрипом. Не говори, что мои мысли правда. Они сожрут меня, не оставив костей, и будут преследовать, пока рассудок не утратит возможность думать. Двуликий скривился, но послушно отозвался вслух: — Я пришёл сюда не из-за тебя, — слова слетели с его губ, — я сделал это ради тебя. Слушать его стало невыносимо.Пятый фронт
Дьявол пристально смотрел на воина, приготовившегося к бою. Напряжение росло попеременно с тем, как тишина между ними затягивалась. Владыка тьмы молчал слишком долго, уперевшись спиной в косяк двери. В конце концов он не выдержал — вздохнул и сказал: — Не думал, что всё дойдёт до этого. — Ты сам до этого довёл, — спокойно ответил хозяин темноты. — Я не думал, что это затронет тебя, — делая акцент на последнем слове, прояснил Дьявол. Впрочем, его опасения понимались без слов. Опасения, которые для воина ничего не значили. — Оставь меня. Мне нужно подготовиться. — От холодного оружия в его руках исходил меньший лёд, чем от слов. Владыка тьмы замолчал. Небеса хорошо постарались, переписывая Судьбу Двуликого. Несмотря на старания Дьявола, он был бессилен. Смерть необратима. Её нельзя остановить. Разворачиваясь к выходу и последний раз бросая взгляд на хозяина темноты, мужчина даже не знал, что пожелать старому другу. Его намерения шли вразрез желаниям Дьявола, и это хорошо понимал каждый из них. — Выполняй свою работу, — в конце концов сказал он, ибо другого выбора у него не было. — Ты тоже, — проговорил собеседник в ответ, прежде чем двери в его покои захлопнулись. Уставший палач сидел на полу, заглядывая на поле битвы, где уже разворачивались боевые действия. Его усталые глаза сверкали от неопределенной решимости, но их блеск приглушала тень изнеможения. Разум был наполнен волнующими мыслями о том, что ждало его в ближайшие часы. Он видел перед собой кровопролитные сцены, слышал вопли сражавшихся, ощущал запах горения. Перед ним мелькали лица павших людей, их последние слова и улыбки, которые больше не осветят пути. Но даже в усталости и отчаянии палач чувствовал в себе огонь борьбы и веры в свою силу. Он знал, что его бремя — нелёгкая ноша, но отказаться от неё он не сможет. Безоговорочная преданность и вера в праведность своего дела заставляли отринуть усталость и сосредоточиться на инстинктах. Воин внимательно слушал происходящее на поле боя — скоро его выход.Первый фронт
— Вставай, — я слышала, как кричал Двуликий. Чувствовала, что завеса покрывалась рябью с каждым ударом врага. Казалось, она вот-вот обрушится, впустив тех, как напишет на могильной плите наши имена. Он был прав, когда сказал, что скоро явятся маги. Они появились сразу после того, как мужчине удалось разобраться с проклятиями. Гето был мёртв, забрав в могилу лихую долю сил Двуликого, но на его место подоспели новые противники с полными резервами проклятой энергии. Сукуна снова крикнул: «Поднимайся!», но я не могла. Тело не пошевелилось бы, даже если над душой стоял сам Дьявол. Я не могла. Голос мужчины отозвался уже в голове, вызывая дурноту и слезливый ком в горле: «Можешь». Я почувствовала, как завеса пошла трещинами. С трудом открыла глаза, из которых тут же хлынул поток слёз: «Нет». Сколько раз я уже проигрывала? К чему приводили мои попытки встать и снова пойти в бой? Всё, к чему они приводили — к новым поражениям. Я была разбита, но на этот раз без шансов собраться по частям. Голова сама повернулась чуть в бок, лицезрея облик Двуликого. Мужчина стоял, раскинув руки в стороны и усилиями, наверное, только воли поддерживал барьер. Ничего не заставляло его продолжать, он говорил: «Я всё ещё в порядке», но я знала — он врал, его резервы уже давно были пусты. Ком в горле душил, град слёз обжигал, хотелось закричать в ответ на слова проклятия встать: «Прекрати сражаться!», но вышло хриплое, надломившееся: — Сил нет. Мужчина, словно почувствовав мой взгляд, обернулся: — Тогда забери мои. Нижняя губа дрогнула. Я зажмурила глаза, чтобы белый свет не увидел новый поток слёз. В груди зажгло так, как не жгло никогда. У Двуликого не было сил кроме тех, благодаря которым он до сих пор стоял на ногах. Он давно дал мне карт-бланш, я могла забрать его способности и сбежать. Раньше он доверял мне их безвозмездно, сейчас твердил забрать остатки, но я знала, что без них Рёмен умрёт. К моему сердцу без разрешения подползли тёплые языки проклятой энергии. Я распахнула глаза, устремив взгляд на Сукуну, который расслабленно смотрел на меня, словно весь мир не против нас, а за. Словно сам Двуликий готов свернуть его для меня. Ради меня. Ради нас. Словно я и есть весь его мир. — Забери мои силы, Анриэтта, — со спокойной уверенной улыбкой проговорил он вновь, — и спаси нас. Огненная, греющая, но не обжигающая энергия пробралась в сердце — самый очаг истощённых сил. Я не разрешала, не позволяла, не грела надежду, но Сукуна, наплевав на сотни «нет», отдал их мне и наполнил пустую дыру верой.«Сгорая сам — согрей другого»
— Сгорев, я согрею тебя, — выдавил он, роняя обессиленные после изнурительных сражений руки... уходя коленями в сырую землю, а затем тяжёлым камнем падая в неё, как труп. Пересилив себя, наверное, лишь благодаря ужасу, я подползла к Двуликому. Моя рука нащупала чужую кисть и сжала в поисках пульса. Из глаз катились слёзы. Всё внутри дрожало. Тёмный купол, отрезающий нас от всего мира, начал рассеиваться. Полчище тёмных тварей, окружавших его, норовило пробраться внутрь. — Любовь то ещё проклятие, — сказала я, стискивая мужскую руку. Холодные капли дождя начали бить на мою макушку, стекать по щекам. — Хотя бы прокляни меня напоследок, — шепнул дух на последнем вдохе. Едва ощутимый пульс исчез окончательно. Я устремила взгляд к небесам, затянутым побагровевшими тучами. Горечь смешалась со слезами. Грудь разрезала боль. Барьер, отделяющий нас от магов, разрушился. Я не верила своим глазам, когда видела леденеющее тело Двуликого. Не верила своему слуху, когда мужчина предупреждал забрать его силы, если что-то будет мне угрожать. Мне была привычна подлость, нежели доверие, — я не ждала от короля проклятий многого во время войны. Поверить в то, что он оставит меня здесь одной было проще, чем то, что он отдаст мне последние силы. Но он к Дьяволу рушил мои представления о мире. Подрывал устоявшиеся нормы в моей душе. Заставлял сердце дрожать от ужаса, пока глаза продолжали смотреть на мужской труп. Увидев мой сгорбившийся силуэт над телом Сукуны, маги замерли. Их руки сжимали оружие, но никто не смел прерывать этот момент, наполненный горечью по утрате близкого. Я подняла взгляд на противников. У меня не осталось сомнений. Больше не было целей, которых бы я преследовала. Единственный человек, которому я безоговорочно верила, попросил меня перед Смертью убить здесь всех и спастись. Видел Дьявол, нарушать его последнюю волю я была не намерена. Моё сердце забилось с мертвенным холодом. Влага в глазах иссохла. Я чувствовала, как леденели кисти моих рук, которые продолжали искать пульс на мужском теле. Очень скоро я прекратила попытки вернуть силу Двуликого и отбросила его ладонь. У меня не получалось отдать обратно энергию мужчине, так как она была не его. Он отдал мне то, что изначально принадлежало мне. Сейчас я, наконец, чувствовала, что готова. Готова отбросить иллюзии о прошлом и построить в настоящем что-то своё. — Расширение территории, — маги напротив навострили уши и покрепче сжали оружие. — Разлом времени.02:13
Второй фронт уничтожен
Пятый фронт
И вот, характерный звук призвал к бою. Уставший воин встал со своего места, вооружившись косой. Он шагнул вперёд на поле битвы, где его дорога уже была переплетена с Судьбой многих других.02:15
На поле боя вмешивается Смерть