Холли...

Чуткий сон нарушил пробежавший по спине холодок, совсем бестактно забираясь под одеяло. Бледная кожа покрывается мурашками, а девушка полностью приходит в сознание. Постель шуршит под телом, которое всё не может найти позицию в которой холод бы не находил и клеточку тела ниже шеи. Горячая ладонь касается ледяного уха, пытаясь согреть. Свеча, что медленно капает своим воском в миску, даёт рассмотреть стоящие у дверей в комнату часы. Те показывают на без пятнадцати четыре. На улицах Сохо тихо... Совсем. Даже странно, учитывая, частые драки или отсутствие у многих людей шанса вздремнуть на улице из-за полиции, что будит их. И само собой, стоит крик, мат, свист. Видимо, это утро – самое, что ни на есть чудо... Ещё и снег за окном... Начало декабря, а влажный и туманный Лондон покрывается снежными хлопьями. На окне даже выступили ледяные узоры, что не удивительно, в их пору столица уж очень холодная зимой... Ещё и на реке стоят... Совсем собачий холод. От него не скрыться даже под тремя одеялами и полностью одетым в пижаму. Само собой, и постельное бельё не из шерсти, но сколько то, да греет. Так что приходится химику прямо в кровати делать разминку, чем и спровоцировав пробуждение соседа по койке, коим являлся Эдвард Хайд. Учёную притягивают к себе спиной, укладывая когтистую руку чуть ниже рёбер, которые он бы с удовольствием пересчитал пальцами, не будь он в лёгком негодовании от нарушенного короткого сна. А всё почему? Потому что, вернулся вандал в двенадцатом часу ночи. Явно был не в самых приятных местах, раз по приходу в дом, где его ждала Кейт, в нос ударил лёгкий аромат Темзы, смога. И само собой, табака, ведь мужчина любит по выходным баловать себя хорошими вещами. Верно ответить, что такая близость дала ощутить уже еле слышимый запах. Хайд укладывает голову на чужую, ощущая щекой холод от Кейт. Само собой, это ему не нравится, но сейчас всё холоднее чем девушка. – Холли... Спи, и мне не мешай. – Низкий и хриплый голос вблизи левого уха устроил небольшой табун мурашек внизу живота, заставляя вздрогнуть. – Мне холодно... – Жалобно шепчет Холидей, словно повысив голос, нарушит ту тихую, сонную атмосферу в комнате. – Чёртова старуха не растопила печь и камин на ночь... Будь она проклята. – Твоё ворчание не поможет согреться... – Приходится развернуться, дабы оказаться замёрзшими руками и грудью поближе к тёплому Эдварду. Маленькие ладони скрещиваются на лопатках Хайда, подрагивают, прижимая ближе к себе. В ответ он вздыхает, хмурясь, но не отталкивая. Даже наоборот. Наконец проходится холодными когтями под рубашкой Кейт, из-за чего она ту же застывает, краснея. Чем Эдвард и пользуется, поднимаясь выше, ощупывая тонкую кожу и углубления между костями. Желая идти выше, но его останавливают мелкие ладони, ненароком прижимая холод лишь ближе. Преступник также не намерен сдаваться. – Н-ну уж нет. – Кто-то пришёл в себя, останавливая похотливые исследования её тела, которые ясно чем могли закончится. – Да. – Его не сказать, что волновало согласие на подобные простые прикосновения. Да и не на простые тоже. – Получить хочешь? – Голубоглазая кажется, наконец начала согреваться. В то время как лёгкая доза адреналина зажгла в выпивохе ту страсть к битве, которую он ощущал совсем недавно, из-за чего язвительно ответит, останавливая кулак у своего лица. Небольшая драка, в которой Кейт осталась проигравшей, подарила приток крови к конечностям, и лёгкое вожделение Эдварду, от чего мужчина и улыбался, прижимая к себе Холидей, которую усадил на колени. Укрывая одеялом, дабы самому не дать дуба. – Холли, ты такая слабачка. – Вновь шёпот на ухо, во время которого он лезет под одежды, гладит её по спине. Эта мелкая победа щекочет раздутое эго, усиливая желание как можно больше показать свою доминантность. – З-заткнись! – Девица тарабанит градом кулачков по груди, толкается, пытаясь отползти. Бесполезно, он сильнее, и поддаваться не намерен... Зато поддались пуговицы рубашки, за которым последовали остальные вещи.