О дивный новый Ты

                                    Когда он нас меняет на других,                                     Что движет им? Погоня за запретным?                                     По-видимому. Жажда перемен?                                     Да, это тоже. Или слабоволье?                                     Конечно, да. А разве нет у нас                                     Потребности в запретном или новом?                                     И разве волей мы сильнее их?                                     Вот пусть и не корят нас нашим злом.                                     В своих грехах мы с них пример берём.                                                 - Уильям Шекспир «Отелло». Акт IV, сцена 3.       Стабильность. Из года в год Лондон населяли люди с одинаковыми лицами, генами, стилем жизни и, иногда, именами. Равное соотношение блондинок и брюнеток, равное соотношение волевого подбородка у мужчин к греческому прямому носу. Всё в этом мире было циклично, а смертовоспитание вводилось у детей с пяти лет: в палатах крематория будущие граждане играли в салочки между постелями мирно доживающих скоротечников с установленными околоножными телевизорами, воспроизводящими какой-нибудь спортивный матч. Цивилизация избавилась от страха, ненависти и неприязни.       И только людям со случайным сочетанием генов и казусов в воспитании удавалось пробудиться от эфемерного сна и взглянуть сквозь пелену эйфории, а затем лихорадочно искать друг друга в этой утопии.       В мире, предопределяющем каждому беззаботное счастье и сладкую жизнь, Ганнибал был единственным заскучавшим зрителем. Еженедельно в двери его цитадели проходил строй любопытных студентов альф и бет по программе университетской экскурсии, и каждый раз Главноуправитель не мог пройти мимо, чтобы не проводить каждого скучающим взглядом, - ровно таким, который бросает опытный зритель, видавший одну и ту же картину тысячи раз. Одинаковые молодые альфовики в серой униформе проходили по Центральному Инкубаторию робко, будто боялись разбудить дремавших в капсулах эмбрионов. Вдоль конвейера они следили за тем, как распределяется судьба будущих граждан их Цивилизации: после равного количества прививок от смертельно опасных болезней и назойливых аллергий капсулы шли прямиком на одиннадцатый участок ленты, определяющий насыщаемость кислородом кровозаменитель. Чем ниже уровень кислорода, тем ниже умственная и телесная способность плода. Студенты следили за процессом, как за святым обрядом, с немым восторгом. В мире, где за тебя всё решили на конвейере, люди не борются за право выбора – они о нём попросту не знают. На глазах у юного альфа-плюсовика, самой высшей касты, эмбрион угнетают до эпсилона – самого чернушного и безобразного разнорабочего, обитавшего в низах цивилизации. Кто знает, может быть, он стал бы высококвалифицированным альфой? Младшим помощником бетой? Техником гаммой или, чуть более глупым, дельтой? Но нет, конвейер определил ему судьбу обезьяноподобного лифтера, если не хуже. Как не повезло оказаться по распределению именно на этом участке ленты.       - Его фордейшество Ганнибал Лектер! – встречал Директор Лондонского Инкубатория и Воспитательного центра Постоянного Главноуправителя Западной Европы. Студенты все, как один, тушевались и жались в кучу, смущаясь неожиданной встречи с одним из десяти Главноуправителей мира.       Ганнибал дарил им улыбку, не отражающую никаких эмоций. Студенты уже побывали в цехе развития безусловных рефлексов и гипнопедии, а теперь осматривались на заднем дворе Центра в окружении голеньких детей, резвящихся с игровыми инструментами. В цивилизации, выстроенной на постулатах Форда, - или Фрейда, - чьё имя было превознесено до Божьего, - но кто такой Бог, никто не ведал: для них существовал только Форд, - мир гражданина был до банального прост: воспитанный государством, ты служишь государству, ты пользуешься благами государством, ты отдаёшь дань государству с гордостью и посмертно. Дети из пробирки смеялись над легендами о «матерях», «отцах» и «семье» - таких низменных вещах. Упаси Форд, если ты попробуешь даже представить, каково им было жить в нищете, печали и тоске друг по другу.       Его фордейшество любил рассказывать альфам, как самой разумной из каст, про черты былого мира: о религии, семье, государстве, привязанности и тяге к уединению. Всё это вызывало в студентах отвращение и неподдельный ужас, словно Ганнибал говорил на другом языке.       - Ваше фордейшество, - Директор боялся подать голос, чтобы не вызывать у Ганнибала гнев.       - Не переживайте, - успокаивал тот всё той же, пустой улыбкой. – Мои беседы не развратят их.       И он был прав. Студенты от этого лишь больше насыщались неприязнью к «прошлому» человечеству. Зачем столько боли и страданий, когда существует такой дивный уклад, как в их цивилизации? Все принадлежат друг другу, все занимают отведенные им места, все рады пойти на работу, все горды встретить свою смерть в Лондонском крематории. В такие моменты Ганнибал тихонько выдыхал себе под нос разочарование.       Один альфовик из толпы хмуро следил за детскими забавами. Среди широких лиственных кустов в просветах виднелись сплетенные детские тела, объятые примитивной эротической игрой. Ганнибалу показалось, что на протяжении всей экскурсии этот студент не выдал ни удивлённого вздоха, ни возгласа несогласия или отвращения на его слова. Глаза его были пусты и залиты отчаянным принятием. Когда колонна студентов двинулась в следующий цех, Ганнибал аккуратно вывел его из строя лёгким касанием плеча. Теперь высокий и отлично сложенный студент остановился, взглянул на его фордейшество с недоумением.       - Тебя что-то взволновало? – задал вопрос Главноуправитель.       Тяжелые каштановые кудри покачались от отрицательного мотания головы, но взгляд, наоборот, был зафиксирован на паре детей, уже подводящих к концу свою шалость. Ганнибал внимательно вгляделся в кусты, а затем на студента. В один момент он начал понимать.       - Вспоминаешь своё время в Воспитательном центре?       Альфовик молчал, но Ганнибал сообразил и сам. Все студенты, проходящие экскурсию, были почти идентичны: другое и невозможно, когда методики синтеза генетического материала не меняются годами. У Главноуправителя не было причин запоминать конкретного ребёнка или альфовика, однако что-то в этот раз пошло не так. Он вспомнил этот же двор, этот же час, такую же высоту солнца на небе, таких же детей. Кудрявый мальчишка носится с остальными в центробежной лапте, но когда его насильно уводит в кусты славная девчушка, он заливается слезами и бежит к смотрительнице. Не первый раз, когда этот мальчик бежит от эротических игр в слезах. Няня ведёт его к старшему психологу для диагностики на какие-нибудь «ненормальности». Главноуправитель останавливает её, берет обязанности и ладошку нагого мальчика в свои руки. За углом уже мужчина успокаивает ребенка своим бархатным и певучим голосом, стирая размазанные по лицу слёзы атласным платком: «Нужно потерпеть, мой мальчик. Нужно потерпеть».       Пустой взгляд стоящего напротив альфовика оказался обманчив, ведь в глубине затаил не обиду, а закопанные и похороненные чувства. Детское бунтарство и неподчинение, которое ежедневно пытался скрыть, чтобы тело не посадили на курс анестетиков. Главноуправитель улыбнулся, узнав выросшего мальчика, и на лицо его лёг теплый свет июльского солнца.       - Как тебя зовут, мой мальчик?       - Уилл Грэм, - ответил он нерешительно, потому что догадался, что его фордейшество мог узнать ребенка из прошлого.       Сухая рука пару раз приободряюще похлопала по плечу, как сказала бы старомодная и запрещенная литература, с «отцовской любовью». Как мерзко называть подобным термином поступок столь благородного человека.       - Молодец, Уилл. Постарайся оправдать мои ожидания.       Ганнибал отпустил растерявшегося студента и сам вернулся на верхние этажи Центра, утопая в кожаном кресле и синтетической музыке. Записанная мелодия и упрощенная версия запахового органа играли тихо, а вместе с ними обонятельные рецепторы опылялись лёгкими нотами сандала, можжевельника и лаванды. Юный альфа-плюсовик, дотянувший до шестнадцати лет, раздразнил в нём былой азарт. Главноуправитель ожидал, когда же на него поступит донос и просьба для проведения личной беседы, если уж не заявка на перевод на острова, - изолированные от цивилизации места, где собрались все «ненормальные», а вернее не согласные. Каштановые кудри пахли как смесь нескольких разных краников духов, а в совокупности открывали самые невероятные нотки соблазнительной отчуждённости. Пустые голубые глаза, следящие за эротической игрой со скрытым отвращением и сопереживанием. Ганнибал залез в стальной сейф за книжным стеллажом, заставленным трудами Форда, и вынул оттуда пожелтевший томик запрещенной литературы: Уильям Шекспир «Макбет». Многие знали, что его фордейшество хранит запрещенную литературу и учебники по старой истории, но его разумение и рассудительность были настолько превосходны, что не вызывали сомнений в чистоте его помыслов. Ганнибал составлял и корректировал законы, но сам им не подчинялся – вот основное преимущество Главноуправителя.       Перспективный, в понимании Ганнибала, студент заявил о себе только через пару лет. Его фордейшество вскрыл скальпелем письмо с университетской печатью, а затем диагональю прочёл напечатанное содержимое. Молодой преподаватель с кафедры творчества и технолог-формировщик чувств декларировал студентам неклассическую поэзию сомнительного качества: о достоинствах уединённости и расточительности взаимопользования. На лице всплыла довольная улыбка, седоволосый мужчина прикрыл глаза и откинулся на кресло. Заброшенный с детства крючок, наконец, насадил на себя рот амбициозной рыбки.       Уилл Грэм, как характерный пример альфа-плюсовика, обладал неотразимой внешностью и телосложением, был на голову выше бет и легко привлекал женское внимание. По окончании университета он не отказывал ни одной, кто предлагал ему провести совместный вечер: гулял по концертам синтетической музыки, изучал скупую картотеку осязательных фильмов, сопровождал подруг на вертоплане до игровых полей для гольфа или тенниса, а вечером зажёвывал секс-гормональную резинку, чтобы оставить только приятные впечатления и для себя, и для своей спутницы. Через год ситуация изменилась, размеренное течение жизни наскучило, Уилл отказался от забав и девушек, сконцентрировался на собственных мыслях, работе и составлении рекламной прозы. Сложно было отыскать существенную причину, его разум всегда был особенно чувствителен к некоторым эмоциям, которые, судя по всему, не испытывали другие. Женщинами он увлекался из своего положения, в гольф играл только от скуки. Жизнь начала казаться донельзя скучной, и только рассуждения и мысленные эксперименты приводили его в некоторый восторг. Один из друзей как-то раз остановил Грэма в коридоре университета.        - Хмуро выглядишь, приятель, - Брайан, тоже альфа-плюсовик, не скупился каждый вечер летать на поле для гольфа, а при возможности – с какой-нибудь подружкой. – Таблетка сомы, вот что тебе нужно. «Сомы грамм – и нету драм».       Въевшийся до мозга костей гипнопедический напев, пускающийся в подушки колыбельных кроваток в Центре Инкубатория, всегда читался легко, а запоминался на всю жизнь. Уилл отказался от сомы, - лёгкого успокоительного, - и от секс-гормональной резинки, от гольфа и женщин. Брайан всё равно сунул ему свою порцию сомы, а сам со свистом направился к идущей вдали медсестре-бете. Грэм молча убрал коробочку с таблетками в карман.       На выходе с лифта его встретили двое бет в красных комбинезонах. Крепкие мужчины чуть ниже ростом.        - Вас ожидают на крыше, - спокойно продекларировали они. – Вертоплан А95.       Уилл встречался с подобного рода приглашением на вечер впервые, поэтому послушно шагнул обратно в лифт, поймав на себе изумлённый взгляд вжавшегося в угол щуплого и горбатого эпсилона-лифтера. Под странные напевы слабоумного спутника, они поднялись на крышу, и Уилл последовал к площадке с соответствующим вертопланом. За рулём сидел само фордейшество. Грэм опешил и затормозил с приветствием, но его успели избавить от данной необходимости.        - Присаживайся, - подгонял альфовика Ганнибал. – Или у тебя были планы на этот вечер?        - Нет, - Уилл не видел в этом чего-то постыдного, но перед Главноуправителем подобное признание казалось слишком смелым и глупым одновременно.        - Вот и отлично.       Уилл послушно забрался в кабину и закрыл за собой дверь. Лопасти с усилием зашумели, машина поднялась в воздух и плавно поплыла в глубокую темноту ночного неба. В смотровом окне на полу текла долина огней и гирлянд ночного города, пара скупых игровых площадок для гамм и дельтовиков. Впереди высились столбы выводящих труб крематория, собирающих часть газа тонкой петлей в насос с боковой стороны: фосфор из организма продолжал нести пользу обществу даже посмертно.        - Куда мы летим? - поинтересовался Уилл, стараясь не акцентировать внимание на том, какую честь ему сейчас оказывают.       - Любишь гольф?       Уилл плотно сжал губы. Ганнибал знал ответ заранее, ведь в доносе на молодого преподавателя указывались многие из его пригрешений.        - Как насчёт ощущального фильма? Может быть, ужин в «Афродитиуме»?        - Я бы перекусил, - согласился Уилл.       На столе было неравномерное сочетание синтетической и натуральной еды. Ганнибал заказал себе преимущественно мясные блюда, насыщенные минимальным количеством полезных добавок, что предложил и Уиллу, но тот дополнил свой рацион витаминизированным салатом и хлебцами. Отказываясь от некоторых средств цивилизации, приходилось восполнять их пищевыми добавками из синтетической еды. За ужином Главноуправитель говорил не много, преимущественно об успехах альфовика, его работе, достижениях, интересных идеях рекламных лозунгов. В таком людном месте, несмотря на изолированность VIP-комнаты, Ганнибал бы не стал поднимать особенно интимные вопросы, но Уилл чувствовал, что они обязательно должны прозвучать. Вместе с тем альфа заметно смущался странной природе чувств: ему захотелось зажевать секс-гормональную жвачку, чтобы не чувствовать себя на месте длинноногой беты-медсестры, которую привезли поужинать перед ночью взаимопользования. Взгляд Ганнибала на его коже ощущался чем-то на это намекающим. Он следил за Уиллом с любопытством, провоцировал вопросами, иногда случайно касался его ног под столом. Грэм отвечал короткой серией взглядов: на седые уложенные пряди волос, подчеркнутые скулы, изгибы губ, медовые глаза. Его фордейшество выделялся на фоне общей массы однотонных каст и пробуждал не то уважительные, не то восхищённые чувства.       - Уилл, - отставляя в сторону бокал искусственного вина, вдруг понизил тон Ганнибал. – Как ты думаешь, почему я решил провести с тобой время?       Уилл не хотел отвечать то, что пришло ему на ум, и позволил себе упустить какую-нибудь банальщину.       - Вы мной заинтересовались? – он коротко усмехнулся и поднял на Главноуправителя взгляд. Тот тепло улыбался.       - Не то слово.       Внутри всё упало и обмякло. Прошлые шорохи штанин показались случайностью в сравнении с тем, с какой настойчивостью по голени Уилла проскользила щиколотка Ганнибала. В голове завертелось назойливое «Сомы грамм – и нету драм», но шатен взял себя в руки. Он никогда не задумывался о том, по каким правилам живет Главноуправитель и каких вкусов придерживается.       - Ну что? – взгляд Ганнибала искрил лукавством и хищническим выжиданием. – Полетаем еще?       Через час они приземлились на новую крышу и спустились всего на один этаж, чтобы очутиться в квартире его фордейшества. Жилой комплекс превосходил по убранству и конструкции всё, даже апартаменты альфовиков. Уилл семенил вслед за Ганнибалом хвостом, обнаружив, к своему удивлению, не совсем обычный интерьер. Подобное убранство он часто наблюдал в музеях, но не в жилом помещении. Гибкие рельефы мебели, приглушенный свет и необычные музыкальные проигрыватели в каждой комнате. В ванной Уилл наткнулся на огромную стенку с краниками духов, которые решил оставить нетронутыми. Сначала шатен закинул в себя грамм сомы, а затем зажевал секс-гормональную резинку, быстро смыв её остатки в унитаз. Эффект был чуть слабее ожидаемого: стеснение спало, но некоторая неловкость и возбуждение при виде фордейшества не утихала. Уилл теперь был уверен абсолютно точно. Несмотря на свою непокорность, ему хочется заполучить честь воспользоваться Главноуправителем.       Ганнибал вышел из другой душевой и встретил Уилла в одном халате. Влажные седые волосы упали на светлые брови, тёмные глаза впитали глубокую темноту из сумрака комнаты и манили Уилла к себе так же, как чёрные дыры материю. Альфа никогда не был на месте девушек-бет и не знал, насколько естественным будет себя вести так же, как ведут себя они. Мужчина подошел к фордейшеству в сером комбинезоне, местами намокшем после душа, - решил не пользоваться халатом. Взгляд прятал в пол, чтобы избежать ответственности за инициативность. Седоволосый мужчина поднял его лицо за подбородок, прогревая воздух между ними разрежённостью тесного зрительного контакта.        - Ты съел сому?        - Да, - честно признался Уилл, не в силах оторвать взгляда.        - И резинку?        - Да.       Ганнибал тяжело вздохнул, отпуская лицо Уилла и перекладывая руку на его грудь. Альфа был почти уверен, что его пытаются расшифровать по сердечному ритму, отчего давление в ушах забарабанило еще чаще. Пальцы Ганнибала грели его кожу даже сквозь комбинезон.        - Больше не принимай их, - настоял Главноуправитель, чем спровоцировал изумление альфы. – Тем более перед нашими встречами.       Упоминания их во множественном числе скрутили Уиллу низ живота. Ощущение от собственной значимости вызывало странную эйфорию в теле, а, возможно, это было следствием употребления сомы.        - А как же «сомы грамм…»        - Уилл, - голос мужчины шелковистым шёпотом прозвучал почти в самые кудри, обжигая дыханием край ушной раковины. Горячие пальцы Главноуправителя пробрались к корням волос и распыляли сладкую истому по всему телу. Уиллу показалось, что Ганнибал знает о нём абсолютно всё. – Сейчас не нужно притворяться. Со мной не нужно терпеть.       Грэм поднял руки на лопатки Ганнибала, не в силах совладать с эмоциями внутри. Он хотел верить, что Главноуправитель действительно узнал, вспомнил его – маленького голого мальчика, отказавшегося от эротической игры. Сейчас они у подножья широкой кровати его фордейшества, вдыхают мыльный аромат друг друга и заряжаются их общим теплом. Уилл опустил пальцы под воротник махрового халата на шороховатую кожу Ганнибала, упираясь в крепкие грудные мышцы, прикрытые мягким покровом тонких седых волосков. Мужчина превосходил его по температуре и комплекции, Уилл практически таял в крепких объятиях Главноуправителя. Зациклившись на собственных ощущениях, он не заметил, как скрипнула молния и его грудь облизнул прохладный воздух комнаты. Прозрачные волоски на груди и руках поднялись под роем мурашек, и Ганнибал поторопился их успокоить мягким поглаживающим движением. Переживания Уилла были напрасны, ведь касания Главноуправителя были донельзя простыми и ясными: шатен прижимался к нему грудью под давлением на поясницу; закидывал голову на плечо под щекочащим кожу дыханием, прижимался щекой к твёрдым перекатам скул. Ганнибал дразнил альфу поверхностными прикосновениями по голой коже, - серый комбинезон давно валялся в ногах, - прижимая его теплое тело к своему махровому халату и оголённой груди. Уилл, не в силах игнорировать налившийся кровью член, неловко тёрся о бедро и упирался во встречную эрекцию животом. Ему не было ясно, почему они не продолжают.       Альфа оторвал голову от взмокших под его дыханием ключиц Ганнибала и с укором взглянул в медовые глаза. Те блестели озорным огнём, как у заигравшегося дитя. Уилл попятился назад, но крепкие руки Главноуправителя с силой прижали обратно, отчего шатен обиженно рухнул лицом в его грудь. Его фордейшество желал его телом, но отчего-то игрался и томил мужчину, давая наслаждаться рельефом крепкого члена лишь через махровый халат.       - Ты давно ни с кем не летал, Уилл?       - Это как-то останавливает? – с недоумением поинтересовался тот, вновь поднимая голубые глаза к лицу Главноуправителя. – Я вполне здоров.       - Я чувствую, - бедро сильнее вжалось в промежность Уилла и пробудило тихий всхрип, отчего шатен сильнее стиснул мягкую талию Ганнибала. – Тебе нужно быть смелее и настойчивее в своих желаниях, ты же не бета-плюсовичка.       Шатен сердито сжал пальцы в кулаки, не причиняя Ганнибалу никакого вреда, а затем жадно вцепился в кожу на груди губами, приминая седые волоски к коже мокрым языком. Кроткой дорожкой он добрался до шеи и уха, а затем запечатлел поцелуй на крае щеки, с разрешением вглядываясь в четкий контур губ. Теперь ему слышалось шумное дыхание Главноуправителя, виделись наполненные вожделением карие глаза. Уилл импульсивно вжался в его губы, как тут же дрогнул от неожиданного проникновения языка.       Атласное покрывало натянулось под давлением приземлившихся на него тел. В тугом комке объятий Уилл с трудом развязывал затянутый узел на халате Ганнибала, а затем соскреб его с мужских плеч и отопнул ногой подальше. Главноуправитель почти не разрывал поцелуя, давая лишь секундный перерыв, параллельно с этим оглаживая гладкое тело альфы сухими пальцами. Уилл, послушавшись совета, первым спустился ладонью по натянутым мышцам лобного сочленения, пока не ухватил затвердевший член у основания. От продольного движения по стволу Ганнибал удовольственно выдохнул Уиллу в рот, вызывая у того ответный тихий стон. Пушистые ноги щекотили бёдра альфы, пока на нижние конечности не легло более приятное чувство, исходящее от крепкой сильной руки, сжимавшей его член. Уилл невольно отвернулся, чтобы дать себе больше воздуха для дыхания и стонов, но Ганнибал с силой вернул его лицо обратно, не позволяя отвлекаться от поцелуя ни на секунду. Голова закружилась, из транса его вывела только мышечная стянутость ягодиц. Главноуправитель раздвинул мужские ноги и пальцами массировал упругие мышцы, медленно приближаясь к анальному колечку. Теперь альфа забеспокоился.       - Тебя это не устраивает? – по взгляду прочитал Ганнибал, успокаивающе поглаживая того по животу.       - Я просто не пробовал.       К сомнению Уилла подталкивал крепкий член Главноуправителя, тяжело упавший на низ его живота и слабо сочившийся смазкой. Седоволосый ласково улыбнулся и стал медленно спускаться по его телу вниз поцелуями. Грэм вжался в кровать, когда его головку опалило горячее дыхание другого мужчины. Под приказывающим движением Ганнибала, Уилл расставил ноги в стороны, оказавшись слишком открытым для партнёра. Ещё секунда, и альфа стиснул зубы на тыльной стороне ладони, чтобы удержать в себе стоны наслаждения. Объятый жаром главноуправительского горла член, казалось, таял с каждым движением, и вместе с тем солоновато тёк на мужской язык. Уилл испытал ноющее удовольствие, сквозь которое лишь немного обращал внимание, как в него проникает крайняя фаланга среднего пальца Ганнибала. От связывающей истомой лобное сочленение боль и отторжение растворились, Уилл даже позволил себе двигаться чуть в такт проникающим в него движениям, чтобы скорее привыкнуть окончательно и принять Главноуправителя целиком. Чем больше пальцев в него проникало, тем с большей жаждой он ощущал скользящий по его ноге напряжённый член Ганнибала.       Седоволосый отстранился, и Уилл поморщился от комнатной прохлады, но ненадолго. Его мягко перевернули на живот, тихонько приподнимая таз. Горячий язык облизнул покрасневшее в ожидании колечко, альфа глухо простонал в атлас. Слюна Ганнибала, стекающая с члена, образовала тонкую струнку между ним и покрывалом.       - Ты не воспользовался моими духами, - заметил вдруг Главноуправитель, и шатен вздрогнул, ощущая каждый его звук чувствительной кожей.       - Я плохо пахну? – он стушевался и оторвался от покрывала, оборачиваясь на Ганнибала. Лампа светила за его спиной на уровне головы, образуя яркий лик, а тени очерчивали каждый фактурный изгиб крепкого тела.       - Наоборот, - тихо щелкнула маленькая фляжка, Уилл взвыл от объявшей его прохлады и проникающего сока. – У тебя чудесный аромат.       Шатен окаменел, когда в него упёрлась вспухшая от желания головка Главноуправителя. Он чувствовал, как медленно стягивает её своим телом, как глухо вскипает голос за его спиной, как жадно впиваются пальцы в мягкие ягодицы. Уилл с некоторой болезненностью ощущает тесноту и дискомфорт, но лёгкая пульсация всего тела приятно бьёт в головку эрегированного члена. Когда Ганнибал отступает, мужчина расслабленно выдыхает, а затем вновь с головокружением прогибается навстречу его проникновению. Слышать стоны за спиной было отдельным наслаждением, но больше всего альфе нравилась забота Главноуправителя. Он двигался неспешно, мягко оглаживал распаленное тело под собой и время от времени ласкал взмокший член, отвлекая от непривычных ощущений сзади. Губы Уилла защекотало, и он приподнялся на локтях, чтобы обернуться к Главноуправителю. Теперь ему хотелось стонать только в эти красивые губы.       Ганнибал помог Уиллу приподняться и подхватил его за грудь, прижимая к себе спиной и с силой притягивая к себе за кудри. Уилл жадно скользил по губам языком и постанывал, вскакивая от амплитудных толчков снизу и изгибаясь от быстрого скольжения крайней плоти по головке в руках Ганнибала. Стоны седоволосого были тихими, глухими, гортанными, больше напоминавшими всхрипы, но донельзя горячими и запоминающимися. Уилл сочился от смазки и предэякулята внутри него, а по ощущениям таял в эйфории.       - Представь, - опалил его шёпотом в мочку уха Ганнибал. – Как тебе было бы хорошо без грамма сомы.       Альфа представил и взвыл, в уме преумножая ощущаемое им удовольствие втрое.       - А вам… хорошо?.. – с паузами от толчков выдохнул Уилл, оборачиваясь так, чтобы увидеть лицо своего мучителя.       Его ребра стянули крепкие объятия, стало тяжело дышать, но от головокружения спасали мягкие губы и редкие покусывания на шее.        - Невероятно хорошо.       Уилл вновь упал руками на покрывало, а затем излился в затянутый монолитный стон, когда Ганнибал беспрерывно вбивался в его тело и дразнил взбухший член. Их тела накалились до невозможного, Уилл почти забыл, как и когда нужно дышать, он весь воспринимался себе единым комком затопленным удовольствием плоти. Альфа замолк на секунду, когда по пальцам Ганнибала начала сочиться его горячая сперма, стекая на дорогой атлас, и мужчина за спиной излился в него следом, теснее вжимаясь пахом в его ягодицы. Оба рухнули не сразу, Уилл ещё какое-то время мирился с тем, что теперь в нем разливается и слипает густая семенная жидкость Главноуправителя. Седоволосый аккуратно лёг рядом, поднимая тело альфы на свою грудь и заключая его в объятия, а свой нос – в барханы каштановых кудрей. Шатен ощутил, что член по прежнему твёрд и медленно ослабевает с пульсацией, поэтому уткнулся им в пушистое бедро Ганнибала.       - Я тебя не удовлетворил? – коротко стриженные ногти слабо царапали гладкую кожу ягодиц Уилла.       - Мне понравилось, - с честностью и усталостью признался шатен. – Наверное, это секс-гормональная резинка.       Ганнибал раздражённо выдохнул в его голову, волосы встали дыбом.       - Оставайся до утра, Уилл. Я хочу тебе кое-что показать.       Альфа послушно кивнул и зарылся носом в мягкую и пушистую грудь, прилипая губами к взбухшему соску. Он хотел бы полежать так ещё пару минут, но пальцы Главноуправителя вновь раздвинули раскрасневшееся колечко, выпуская пару капель густой и горячей жидкости. Уилл невольно простонал в тело Ганнибала, и тот успокаивающе поцеловал мужчину в макушку.        - Пойдем. Я помогу тебе помыться.       Утром Уилл встал чуть раньше положенного с непривычки, потому как обычно ночевал только в своей квартире. Соседнее место на кровати пустовало, вместо него лежала стопка старых и пыльных книг. Какой-то внутренний голос и спазм вызвал в нём отвращение, но Уилл успокоил самого себя. Он видел на экскурсии, как эмбрионы обрабатывают на формирование безусловных рефлексов против книг и цветов. Шатен разворошил пожелтевшие страницы и с любопытством оглядел столбики живописной лирики, затянувшись в их изучение не на одну минуту. Альфа увлёкся так сильно, что не сразу обнаружил сидящего рядом с ним Главноуправителя с двумя чашками кофезаменителя.        - Нравится?       - Что это? – Уилл удивлённо глядел на мужчину. – Тут так много эмоций и похабщины.       - Это классическая литература древней цивилизации, - Ганнибал забрал из его рук книгу, самостоятельно пролистывая страницы. – Уильям Шекспир. Так тебе понравилось?       Альфа мялся в догадках, ждут ли от него честного ответа или проверяют на верность постулатам Форда. Нахмурившись, шатен всё же кивнул, а затем растаял в одобрительной улыбке.        - Тогда давай договоримся, - сухая рука его фордейшества легла на оголённое из-под одеяла колено Уилла. – Я разрешу тебе читать это и разбираться в природе чувств, но взамен ты будешь декларировать свои стихи только мне, раз в неделю летать на гольф с какой-нибудь дельтой-минусовичкой, не учить студентов ничему вздорному и навещать меня в этой квартире.       Альфа нахмурился ещё сильнее. Уилл не мог выкинуть из головы некоторые из регалий цивилизации, но искренне не понимал, почему он должен разменивать вечера с другими, когда Ганнибал так сильно ему понравился. Его фордейшество вновь начало вгонять непокорного в рамки, и это задело мужчину.        - Почему?        - Ты моя отрада, Уилл, - Ганнибал наклонился и прижался к нему щекой, зарываясь пальцами в каштановые кудри. – И я не хочу, чтобы цивилизация выплюнула тебя за твои «ненормальности».        - Вы ведь тоже «ненормальный», - с обидой ответил тот.        - Верно, но я поддерживаю общую «нормальность» и соблюдаю режим Лондонской стабильности, просто использую некоторые из привилегий. Часть из них я дарю и тебе, взамен на отказ от публичной философии.        - "Философии"?        - Попыток понимания и развития бытия.       Уилл задумался, но ответно погладил Главноуправителя по щеке. Когда-то Ганнибал и сам был непокорным членом общества, желающим познавать и страдать, однако его поставили перед выбором: мир изоляции и просвещения, или власть над стабильностью с отказом от всеобщего развития. С годами его фордейшество осознал весь смысл пребывания в счастливом неведении, кое ему было не дозволено с самого рождения. Из панорамных окон он наблюдал за течением счастливого царства Форда, где все миролюбивы, имеют блага, и никто не страдает. В голубой тоске красивых глаз Уилла он обнаружил что-то родное, позволив тому тоже обрести путь несчастья.        - Как бы интересно стало жить на свете, если бы можно было отбросить заботу о счастье, - продекларировал Ганнибал на ухо своему подопечному. – Все эти годы тобой двигал интерес, Уилл, и, поверь, я открою тебе ещё больше удивительного, если ты убавишь в себе непокорность и эгоистично сохранишь свой пыл только для себя и меня.       - Вы мне нравитесь, - хмуро ответил Уилл, отстраняясь, чтобы встретиться взглядами с Главноуправителем. – И мир вашими глазами мне интересен, но я с ним не согласен.        - Как и я, но не как они, - Ганнибал кивнул за панорамное окно. – И не как те, кто вывел формулу нашей стабильности. Дай нам шанс, - его пальцы сжали прохладную ладонь альфы в сердечные тиски. – Будь прилежен за стенами этой квартиры, и оголяй всю свою непокорность только мне. Большего я не потребую.       Главноуправитель привлёк его глубоким поцелуем, подминающим под себя появившиеся в Уилле сомнения и отчуждённость. Альфа безвольно растаял под крепким мужским телом и заключил его в объятия, с тоской прижимаясь набухающим членом к белым хлопковым брюкам Ганнибала. В голове вертелось свежепрочитанное, ещё не до конца осознанное двустишье:

«Она меня за муки полюбила, А я её — за состраданье к ним».