Почему так больно?
— Твою мать, Сайфер, ты издеваешься? Ты можешь уже наконец его грохнуть или нет? — Оно того стоит? Бак, ему всего шестнадцать, пожалей пацана, вся жизнь впереди. Совсем рядом, почти над ухом, смеются, из-за чего все просто рушится. Моментально надежды Билла превращаются в пыль, которую быстро сносит холодный ночной ветер. — Уговорил. Либо ты сейчас вскроешь ему горло в конце концов, либо я вскрою его вам обоим. Тебе ясно? — Ну вот почему? Почему ты такой любопытный? Почему каждый раз твоя любознательность приводит тебя на грань смерти? Почему ты попадаешься всем плохим парням, желая найти ответы на какие-то загадки? — Не знаю. Мне всегда нравилось узнавать что-то новое, — с бешеной скоростью проносится в мыслях блондина. Точно. Он не в первый раз задается этим вопросом. Его тошнит. Его сейчас стошнит на этот старый побитый асфальт. И он готов прямо сейчас также лечь сломавшимся, как и дорога. Нет сил больше держать все в себе. Он ненавидит все это, но отчаянно цепляется, пытаясь удержать. Неужели у всех так? Почему никто не рассказал? Почему в романтических книжках никто не пишет, что тебя вывернут наизнанку и выкинут? Возможно, Билл намного тупее, чем думал, но все равно понять не может одного — что же, мать твою, сделал Мэйсон? Что он успел сотворить или как провиниться перед Баком? Как он пропустил тот момент, почему Пайнс никак не предупредил? Как теперь, черт, объяснить людям вокруг, что они знакомы? Да что там знакомы… — Избавься от этой грязи, — вырвав из рук лезвие, Бак быстрым движением вкладывает на его место свой пистолет. — Надеюсь, что так дело пойдет быстрее. Давай, всего раз нажать и все. И как Сайфер связался с такой компанией — не помнит. Не помнит совершенно, как он познакомился с этими гоповатыми ребятами, которые вечно матерятся, угрожают каждому под руку попавшемуся. Мерзкие и беспощадные. И даже осознание их положения не меняет факта — Билл теперь такой же. Ничем не отличается. И Сайфер понял, что заслужил. Родители давно отрезали все нити, бросив в жизни на произвол. Кому не все равно на его судьбу и окружение? А вот Пайнса наверняка дома ждет волнующаяся мать. Только вот Баку плевать на чувства блондина, а других людей тем более. Мэйсон всегда умел найти себе проблем на пятую точку, но в этот раз превзошел себя. Связаться с такими отбитыми психами — просто успех. Не каждому под силу, но шатена с этим можно поздравить, он бесспорно справился на отлично. Стоит на коленях, от макушки до шеи замотан в черный пакет, а в голове у человека напротив противоречивые мысли. Хочется снять и увидеть такое родное лицо. Прижаться щекой к щеке, взяв в ладони чужие холодные руки. Вдруг это в последний раз… Но нет. Нельзя. Так лучше. Как он взглянет в эти карие глаза? Как приставит пистолет ко лбу, смотря прямо в зрачки юноши? Рука не двинется. А сделать начатое придется. Мысли так и кричат в голове одна за другой, но на них нет совершенно времени. С минуты на минуту он должен отнять у хрупкого парня напротив жизнь своими руками. А вместе с жизнью придется отнять у себя самого все. Буквально все. Выстрел — и с мягких тонких губ сорвется последний вдох. Почему все всегда так? Почему жизнь не работает так, как в сказке? Почему добро становится сущим злом, убивая все внутри? Почему самое дорогое приходится менять на… — Я не могу. Это грех, — последняя попытка вызвать жалость к трясущемуся мальчишке. — Не бойся, все нормально, — Бак уже давно устал от этих соплей, но стоило научить Сайфера вести дела до конца. — Здесь вершится самосуд. Нет, он этого не сделает. Не посмеет, не убьет! Не позволит загубить любовь ни себе, ни другим! Да что они вообще понимают в… — Давай быстрее уже! Кончай, идиот! И теперь он не исправится совсем. Не придет с очередной драки побитый. Не скажет на это «пустяки». Не отделается одним «прости». Ведь прощать больше невозможно. Билл Сайфер — убийца. Самый настоящий. Может… Все равно все так бы и закончилось рано или поздно?… В голове гудит кровь. Звуки слились в один шум, который просто не давал спокойно мыслить. Хотелось закрыть уши и спрятаться, но прятаться от него негде. И в порыве страха и боли палец сам собой сгибается, нажимая на спусковой крючок. — Сайфер, остановись, сними с него пакет, живо! И Билл сам себя лишил светлого возвышенного чувства, которое не почувствует больше никогда. Своими руками. — Билл! Но теперь он вряд ли почувствует когда-нибудь боль снова. В этом есть свой плюс в его потерянной жизни.***
Он плетется на ватных ногах куда-то. И сам не знает куда. Ему больше некуда идти. Дома и так толком не было. С глаз льются слезы сами по себе. Мужчины ведь не плачут… И пускай его осуждают, но эти слезы невозможно унять. Невозможно просто перестать кричать от мучений. Внутри так пусто, что боль без проблем гуляет в сердце, не давая покоя. Почему так больно? Да, он может пойти сейчас в бар к своему старому другу. Тот обязательно угостит его кружечкой и погладит по спине, сказав, что все будет хорошо.