Mating Moon

Глубокая ночь. Настолько глубокая, что спят даже те, кто страдает бессонницей. Настолько глубокая, что даже цикады кое-как стрекочут, сонно напевая свои песни. По чистому небосводу неспешно плывёт большая луна — сегодня первый день полнолуния, и она оглядывает жадно свои владения, скользит призрачными пальцами по крышам домов, перебирает зелёную листву, высветляет редких ночных животных. Одно из них неспешно идёт на четырёх лапах, принюхивается к ночному воздуху, приправленному свежестью находящегося совсем рядом океана. Уши его почти теряются на фоне шикарнейшей гривы; цвет шерсти распознать довольно трудно — из-за полупрозрачного света царицы ночи всё вокруг превратилось в подобие старинных чёрно-белых фильмов, но не тех, что создавались для детей и так им нравились, а другие, более взрослые, оставляющие лишь кислое чувство тревоги глубоко внутри. Того и гляди вот-вот появится Картун Кэт, растянет зубастую улыбку, и если он сыт достаточно, случайный прохожий останется жив. Иначе же от него вряд ли найдут хотя бы один фрагмент плоти. Это же животное не было похоже на какое-либо из местной фауны. По внешнему сходству его можно было принять как за дикобраза, так и за ехидну, по размерам — за медведя, по рычанию — за волка. Совершенный в своём существовании, он спокойно идёт вперёд, явно целенаправленно, принюхиваясь к невидимым следам на земле. Припадает к ней всей мордой, шумно вдыхает, а уши его жмутся к крупной голове. Хвост короткой плетью пронзает воздух, то задираясь вверх, то начиная неистово мотаться из стороны в сторону, словно у радостной собаки. И путь его заканчивается у небольшого деревянного домика, стоящего у самого берега в отделении от остальных. Нет никаких опознавательных знаков о принадлежности этого домика. Круглая соломенная крыша, несколько окон, плотно задёрнутых занавесками. Ближайший сосед находится чуть более чем в полукилометре. Идеальное место для спокойной жизни. Идеальное место для отдыха. Идеальное место для преступления. Животное останавливается рядом с домом, стоит несколько мгновений, словно в раздумьях. Неспешно обходит по кругу, принюхиваясь, а затем просто берёт и задирает заднюю лапу, поливая мочой стену строения. Так самцы метят территорию, и этот самец пометил свою. Вместе с тем, кто проживает на данной территории и ни о чём в данный момент не подозревает, потому как спокойно сопит, покачиваясь в своём гамаке, только звучный храп распространяется по комнатушке. И он стихает, как только в благословенной сонной тишине раздаётся столь откровенный звук справления нужды. Это точно не был дождь и точно не был океан, за окном определённо кто-то бессовестно обоссал стену. — Это ещё что такое?.. Не полностью проснувшийся Соник уже преисполнился праведным гневом и спрыгнул с гамака, желая узнать, кто настолько обнаглел, чтобы вытворять подобное с его жилищем. Зевая, он распахивает дверь…и тут же утыкается своим носом в чужой. Большой, мокрый, странно приятно скользнувший по его собственному торчащему нюхалу. Синюшный вздрагивает, передёргивается, отшагивая назад, чтобы полностью окинуть странное существо взглядом. И с ужасом осознаёт огромные размеры зверя, который одной только лапой может вбить его в землю синим гвоздём. — Срань яйцева! Перед ним стоит огромная волосатая махина. Только скользнув по ней глазами, Соник понимает, что это нечто совершенно неизвестное и особенное. Более того, у нечта хищно оскаленная пасть с частоколом острейших зубов, от одного вида которых синюшного бросило в дрожь и всё сонливое настроение слетает словно шелка с обнажённой кожи. Вот так гости к нему пожаловали! Конечно же, героя мало чем можно впечатлить, но тут он определённо впечатлился. Само же животное не предпринимает никаких попыток напасть. Оно просто стоит и смотрит своими наполненными кровью глазищами, шевелит едва заметно носом, принюхиваясь, припав на передние лапы, словно пытаясь скрыть собственные размеры, показать… что он не опасен. Такое поведение не было типичным для дикого зверья, и Соник сначала подумал о вирусе бешенства, поразившего данную особь, а уже после о том, что зверь — вовсе не зверь. Более того, приглядевшись, он смог различить отдалённо знакомые формы колючек, и взгляд уже перестал казаться кровожадным, нет, он приобрёл такие знакомые рубиновые нотки. Кому же они могли принадлежать?.. Со столь резкого спросонья он не может быстро сообразить, к тому же с такой угрозой уровня сотни Эггманов и парочки Мефелисов перед собой. Будучи уже порядочно на очке, Соник нервно отступает, старательно избегая резких движений и лихорадочно обдумывая план побега, только вот животному много не надо — медленно не медленно, шевелится пред ним добыча или нет, зверь просто начинает наступать. И лишь общее осознание проклятости происходящего тормозит быстрейшего из живых существ. — Так… дружище, а ну стой… оставайся на улице! Ко мне в дом нельзя, ты знаешь, аллергия… ээ, да, аллергия на шерсть! Апчху! Видишь, да? Оооо, это очень заразно, ты же не хочешь тоже начать чихать? Апчхи! Апчхи! Если бы только этот поток чистейшего сознания мог хоть как-то повлиять на животное! Тому совершенно до фени, что там говорит этот ёж, он продолжает наступать пушистым танком, пользуясь своими размерами и грозностью. А когда оказывается внутри домика, и вовсе поднимается на задние лапы. Соник едва сдерживает абсолютно девчачий визг при виде огромного члена, полностью высвобождённого из препуция и гордо торчащего вперёд и даже чуть вверх. И в полутьме видно, насколько тот огромен, как влажна его головка и как увит венками ствол. — Эггман меня задери… — шепчет, прижимая к мордочке сложенные ладони. Словно завороженный смотрит на плоть перед собой, не в силах отвести от неё взгляд. Казалось, стоит ему моргнуть, и случится нечто страшное… Что именно — он пока не знает, но точно случится. — Ты… ты пришёл не в тот дом, парень… я… я не самочка. Слышишь меня, псина? Иди в лес, там ищи того, с кем спариться! Словно услышав нужное слово, зверь мгновенно кинулся к синюшному, а тот, будучи быстрейшим и храбрейшим, впервые в жизни запаниковал, да настолько, что встал ступором и большими глазами будто в замедленной съемке смотрит, как на него движется огромная волосатая херобора. Зажмурившись в последний момент столкновения, болезненно ахает от соприкосновения тела с полом — животное заваливает его на спину, а само забирается наверх, странно поскуливая, порыкивая и одновременно фыркая, носом возясь в синих колючках. Руки плотно придавлены к полу огромными лапами, ноги раздвинуты крепкими бёдрами. Соник в который раз с ужасом понимает, что, всё — это конец его геройской активной жизни. Он больше не побегает под палящим солнцем! Не посоревнуется на гоночных карах с Наклзом! Не испытает очередное изобретение Тейлза! Сейчас вот его сожрут или, скорее, загрызут и утащат к самочке для задабривания и надёжности будущей случки… Откровенно говоря, стать подарком девушке, пусть даже такой же огромной и волосатой, ему не претило, но он бы хотел при этом остаться живым! В ушко щекотно уткнулся большой мокрый нос, затем в него дыхнули, и Соник невольно хихикнул, дёргая плечом. Как-то… происходящее совсем не похоже на заклание во имя брачного периода, тут скорее… нечто иное. Зверь не пытается вгрызться в шею, не пытается задавить, ничего. Он только тыкается носом то в уши, то в иголки, то в шею, пару раз даже облизнул. Как будто большой пёсик вернулся с прогулки и безумно рад видеть своего хозяина. Да, вот настолько рад, что снизу всё торчит. От горячего дыхания и мокрых прикосновений Соник вертится, пытается спихнуть с себя животное, когда неожиданно среди всех фырчаний слышит почти отчётливое: — Зо-нн-ик… — А?.. Ему же не послышалось? Это его имя? Точно! Зверь знает его имя! Почувствовав, что в него больше никто не тыкается, а большая морда нависла над ним, ёж боязливо приоткрывает один глаз, смотрит более внимательно на эту пуховку… И осознает. — Святой щербет… Шэдоу. В ответ зверь лишь вновь скулит, прижав уши к голове, и снова принимается явственно тискаться к синюшному. Трётся уже более конкретно патлатой головой, облизывает, даже слышно, как сзади яростно машет из стороны в сторону его хвост, звучно рассекая воздух. Кажется, он очень рад тому, что его, наконец, узнали. Соник же так и не может вылезти из-под него, только вертит головой, посмеиваясь от щекотки и облегчения. Что бы не случилось с другом, всё решаемо. Он точно его не съест, это же Шэдоу! Сейчас стоит только успокоить его, уложить спать… а на утро они со всем разберутся. Да, это идеальный план. Сбыться которому было не суждено. Соник с удивлением понял, что его нахально переворачивают на живот и, дерзко схватив за хвост, заставляют подняться на колени. От непомерной рассеянности из-за происходящего он покорно встает на четвереньки, хлопая глазами, пока не чувствует, как сверху его накрывает тяжелое мохнатое тело, придавливая своим весом. По бокам — крепкие здоровые лапищи, спереди за плечо держит подбородком голова, сзади — всё остальное. Он почти как в клетке, полностью скрытый под тем, кто ещё совсем недавно был обычным ежом. Был его другом. И только ощутив ту горячую плоть на своей промежности под хвостом, вскидывается, сбрасывая оцепенение: — Нет! Ты что удумал! Шэдоу! Шэдоу! На ухо ему снова рычат и это рычание несколько отличается от того, что было до. Теперь оно такое переливчатое, утробное, пробирающее до самых мурашек, что встряхнули всё тело синюшного, скатываясь вниз, концентрируясь в центре ежиного естества. Соник вздрагивает, звучно сглотнув ком в горле. Он не знает точно, что происходит, но, кажется, феромоны ежиоборотня действуют на него, иначе он не может объяснить свой напрягшийся член, неспешно выползший из препуция и так приятно скользнувший по собственной шерсти на бёдрах. Тяжело выдохнув, Соник опустил голову, лишь на секунду позволяя себе расслабиться, собраться с мыслями. Пока сзади зверь не начинает более активные действия — он опирается на одну переднюю лапу, освободившейся скользит по телу ежа под собой, проводя по короткой синей шерсти как по направлению роста, так и против, вызывая щекотные, но такие приятные мурашки по телу синего парня. Ещё сильнее синюшный затрясся, когда лапа скользнула вперёд, на грудь, и потёрла соски пальцами, явно стараясь не задевать острыми когтями. — Ммм… какой ты галантный, — выдыхает Соник от незатейливой ласки, на которую его тело столь отзывчиво. Уже и сам задирает хвостик, чувствуя, как головка упирается в плотно сжатое колечко ануса. То слишком узенькое, не пускает в себя, и Соник ахает, когда на вход так упорно давит нетерпеливая плоть, но соскальзывает из-за собственных выделений, оказываясь под мошонкой скоростного. Тот сразу сдвигает бёдра, зажимая меж ними член, что принялся так активно двигаться там, стимулируя и его собственный пенис и яички, потираясь по ним снизу. Дыхание сбилось, Соник задышал часто и поверхностно, ощущая, как его бросает в жар. Безумие. Просто форменное безумие. И он уже готов свихнуться, без сожалений. Только вот животному явно мало, он хочет внутрь и вновь предпринимает попытку пробиться через узкие врата. Давление на вход столь изумительно, что Соник уже и не думает прекращать происходящее. О нет. Он хочет продолжить. Понимая, что этого не избежать, Соник решается взять всё в свои руки. Он позже подумает о том, что собирается заняться диким животным сексом со спятившим от полнолуния и какой-то эггманской ебалы Шэдоу, намного позже. Сначала он им займётся. А уже после подумает. Впрочем, как он всегда и поступает — сначала сделать, потом подумать, в этом весь сверхскоростной ёжик. Слабоумие и отвага его девиз по жизни. Хотя… нет. В данном конкретном случае скорее слабоумие и слабоумие. Скользнув одной рукой по щеке оборотня вверх на лоб, льнёт спиной к его груди, покрытой таким мягким пушистым мехом, улыбается возбуждённо, услышав ответное тихое рычание. — Придётся мне самому всё сделать. Но ты должен лечь и не мешать мне, хорошо? Ты же хороший мальчик? Ммм… — неконтролируемо скосил глаза, когда Шэдоу вновь начинает толкаться меж его бёдер, так сладко притираясь к ежиному члену. — Дааа… ооочееень хороооошиий мааальчик… — протяжно стонет, но всё же невероятным усилием воли берёт себя в руки, чувствуя приближение оргазма, а сейчас кончать пока нельзя. Сначала надо помочь Шэдоу. Друзья всегда на первом месте. Пользуясь некоторой расслабленностью зверя, Соник сворачивается в шар и тут же выкатывается из-под него, вставая рядом. Животное рычит недовольно, скалит острейшие клыки, протягивает лапы, но тут же податливо подставляет голову под ласковые прикосновения рук с персиковой шёрсткой. Соник со смешком поглаживает его большую голову, покрытую жёсткой густой шерстью, замечая, как млеет Шэдоу от таких ласк. — Я и не думал, что тебе так нравится, когда тебя чешут за ушком. Хороший мальчик… кто у нас тут хороший мальчик? Шэд хороший мальчик! А раз Шэд хороший мальчик, он сядет и позволит мне сесть сверху. Давай же. Вооот! Зверь не сразу понимает, что от него требуется, однако небольшая извилина от мозга Совершенной Формы Жизни, видимо, всё ещё осталась работать, и оборотень садится на пол, тут же обхватывая огромными руками тело Соника, оказавшегося сверху. Вглядываясь в красноватые глаза напротив, ёжик гулко сглатывает. Теперь он более отчётливо видит в животном своего друга, и это заставляет его смутиться. Вряд ли Шэдоу хоть что-то вспомнит после восхода солнца, а синюшный зато сможет оторваться за те унижения, испытанные им от «фейкера» в самом начале их знакомства. Прошло уже достаточно, конечно, времени, но иногда горячая обида болезненно обжигает внутренности, делая из улыбчивого оптимистичного ёжика маленькую злопамятную говёшку. Стыдно признаться даже себе — он давно хотел бы переспать с чёрным ежом, образовавшим вокруг себя бесподобный ареол захадошности и до сих пор умудряющимся его поддерживать. К тому же… не просто же так тот пришёл в такой момент именно к нему. Что-то ведь его привело сюда. — Какие… большие у тебя лапы, — шепчет возбуждённо, ощущая крупные тяжёлые лапы на своём теле, так легко обхватившие его. Подушечки больших пальцев принимаются натирать соски, и Соник со стоном запрокидывает голову. Его член лежит на пушистом животе, приятно обласканный снизу жёсткими волосами, и он несдержанно трётся об них. Пальцы его вцепились в пушистую белую шёрстку на груди, синюшный прильнул к угольку, подставляя щёки и губы под страстные облизывания. Оборотень порыкивает, чувствуя прекрасно чужое возбуждение, скользит лапами по небольшому тельцу синего ёжика, пока не обхватывает мягкие бёдра. Сжимает ягодицы, разводит их в стороны, одним пальцем тут же скользя внутрь. От этого ощущения Соник вскидывается, вновь стонет, переносицей вжимаясь в подбородок зверя, слыша его тяжёлое дыхание. — Ммм… нежнее… — А сам насаживается на крупный толстый палец, поглаживая Шэдоу по пушистой груди. — Хочешь же внутрь? Хооочешь… Так вот понежнее, милый. И зверь словно действительно его понимает, неспешно растягивает узкое колечко мышц. Соник готов с ума сойти, лишь бы это не заканчивалось. Ему немного жарко в чужих больших крепких объятиях, Шэдоу слишком волосатый и слишком горячий, словно мохнатая печка. Кажется, прикоснёшься к нему — и сгоришь. Но сверхзвуковой скорее ощущал обратное — если они отстранятся друг от друга, то точно рассыпятся в прах. Именно поэтому он сам жмётся ближе, сам ловит язык оборотня и сам начинает страстно сосать его. Одновременно с тем он завёл одну руку за спину, где обхватил твёрдый торчащий член Шэда, сжал под полностью раскрытой головкой. — Ты только посмотри, какой ты возбуждённый… Крайняя плоть даже не пытается скрыть головку, ты весь открытый передо мной. — Сжимает пальчиками под самой короной, с довольной усмешкой слыша тихое рычание сверху. Он сейчас держит за хуй сильнейшее существо во вселенной. Хах! Подвигав по вершине головки подушечками пальцев, собирая выступившую смазку вместе с предъэякулятом, Соник переводит пальцы к своему анусу, где добавляет один к пальцу Шэдоу. Стонет в пушистую шею, помогает растянуть себя, уже представив, как сильно столь совершенная плоть раздвинет плотные горячие стенки. Как они сожмутся, как запульсируют… Только долго так продолжаться не могло, и Соник отчётливо понимает границу терпения друга, когда тот вновь начинает рычать и кусать его ухо, старательно сжимая бёдра. Да, дальше уже нет смысла тянуть, Соник и сам возбуждён не меньше, а потому, вытащив из себя пальцы, вновь подхватывает член, на этот раз подводя ближе к дырочке. Зверь несдержанно рыкает, подкидывает бёдра, и ёжик едва успевает его успокоить, одной рукой сжимая шерсть на груди, другой — член. — Тише, дружок. А то ничего не получишь. Я ведь просил тебя нежнее… Резко выпустив воздух из лёгких, он приставляет плоть к растянутому входу, позволяя ей постепенно скользнуть внутрь. Вошла только головка, а Соник уже чувствует, будто в задницу ему засунули огромную петарду, которая вот-вот возьмёт да разорвёт его изнутри. Сжав болезненно зубы, инстинктивно он желает соскочить, да только Шэдоу ему этого не позволяет –сжимает огромными лапищами небольшие синие бёдра, давит на них, заставляя опуститься ниже, впустить в себя больше, желательно — до самого основания, до яиц. А синюшный только и может, что подчиняться. Лишь шипит и хмурит лоб, неконтролируемо плотно сжимаясь вокруг звериного члена, заполняющего его просто до невероятных ощущений переполненности. Несколько мгновений — и Соник с протяжным стоном из развратно распахнутого ротика полностью садится сверху, приняв в себя все немалые размеры. Они настолько немаленькие, что едва помещаются в нём, и первое, что могло бы броситься в глаза случайному наблюдателю — так это выпуклый обычно плоский персиковый живот. Член упирается в самый кишечник, доставая едва не до желудка, до сердца, заполняя собой всё нижнее пространство. Заполняя и прореху в душе Соника. Кто бы мог подумать, что всё это время ему не хватало именно этого — жёсткого животного секса. Столь невероятный душевный подъём ощущается в груди, от которого ёжик улыбается, замечая, что не он один здесь кайфует — Шэдоу и вовсе откидывается на спину, вывалив довольно язык, а пальцы его ласкают чувствительное местечко под лазурным хвостиком. — Ооох… как ты… глубоко… — Соник касается пальцами упирающегося в брюшную стенку члена, поглаживает его, облизываясь. Он весь раскраснелся, дыхание сбито, с уголка губ течёт слюна, а уши разъехались в разные стороны, придавая виду Соника столько развратности. Он принял в себя огромный член, самое страшное позади, значит, дальше будет только лучше. О да. Шэдоу даёт ему лишь несколько мгновений для привыкания, а затем принимается размашисто трахать его снизу, крепко держа за бёдра и давлением лап на них заставляя насаживаться глубже. Синюшный запрокидывает голову с громким стоном, из глаз полностью уходит хоть какая-то осмысленность, оставляя лишь наполненную первобытными инстинктами оболочку. Он отдаётся зверю как никогда и никому и получает столько удовольствия, которое не может уместиться в столь небольшом тельце. Он пытается выразить, как ему хорошо, через визги, стоны, скулёж и рычание, но этого всего так мало! Ему хочется кричать, как невообразимо он любит заниматься сексом, как любит трахаться, ебаться, да не просто с кем-то, нет. С Шэдоу. С его проклятьем и его благословением. Его лучшим врагом и злейшим другом. Самым невероятным и неопределённым персонажем его судьбы. — Да! Сильнее! Ах, Шэдоу! Он не возражает, когда они переворачиваются, и чернушный оказывается сверху. Ничуть не возражает, когда тот вбивается в его податливое тело на противно скрипящей половице. Не возражает и против укусов своей груди и шеи, против облизываний и влажного дыхания в уши. Всё это сполна дополняет его котел удовольствия, что вот-вот уже закипит. И совсем немного ему нужно, чтобы дойти до ярчайшего пика, даже не прикасаясь к себе; сжимая в пальцах отросшие колючки оборотня, Соник вжимается в него, скулит протяжно, а снизу в это время брызгается спермой, пачкая тёмную лоснящуюся шёрстку зверя и собственный персиковый живот. Шэдоу не останавливается, продолжает вдалбливаться в растраханную, но всё ещё изумительно узкую дырку, рычит, пока не прижимает голову Соника боком к полу огромной лапой, наваливаясь сверху всем весом, и не думая замечать лёгкое сопротивление, и не входит до самого основания, чтобы обильно кончить внутрь. Сперма обжигает внутренности, её так много, что несколько капель срываются и капают на пол. — Ох, блять… Шэд… Убери лапу… — Соник пытается сдвинуть его с себя, убрать давление хотя бы с головы, но слышит неожиданно громкое рычание и удивлённо замирает. Пока не замечает некоторую…вещь. — Ты… ты узел что ли поставил? Ты совсем из ума выжил?! Мы же не расцепимся несколько часов! И правда, снизу около самого входа как будто появился небольшой бейсбольный шарик и появился он прямо на основании члена зверя, крепко сцепляя их. Ну, что же. Животное пришло на случку, оно её получило и сделало со своей стороны всё, чтобы сперма не вылилась обратно, а дошла куда надо. Только в Сонике нет этого "куда надо", он не может понести, даже от ежиоборотня, даже от Шэдоу — Совершенной Формы Жизни. Но эта сцепка как-то вообще не входила в его планы! Не сказать, что в его планы этой ночью вообще входило хоть что-то кроме крепкого здорового сна до самого рассвета, если бы не пришёл вот этот вот клыкастый волосатый говнюк и всё не испортил. Чёрт! Ну что же, он уже преисполнился терпения, получил за это отличный оргазм, почему бы не потерпеть ещё? — Зо-нн-ик… — Да, Шэд? — Йа… не фсё… — ЧЕГО?! Он и пискнуть не успевает, как его буквально вертят на члене, словно мясо на вертеле, и ставят на четвереньки. Невольно Соник передёргивается от сдвинувшегося внутри пениса, от того, как он теперь давит иначе и на несколько иные зоны. Не менее приятные, чёрт возьми, но! НО! — Что, значит, ты не всё? — зарычал, сжимая руки в кулаки, и тут же всю спесь из него вырывает резкий толчок сзади. Узел оттянул вход до фейерверков перед глазами, а затем снова двинулся внутри, и Соник с хрипом высунул язык, опуская тяжёлую голову к рукам. Оборотень продолжает двигаться, настолько, насколько позволяет узел, и каждый раз, когда Соник думает, что тот вот-вот вырвется, порвёт его, как они обычно рвут планы Эггмана, Шэдоу с рычанием двигается обратно, вжимается всем телом в спину маленького ежа под ним, хлопая тяжёлыми яйцами по его промежности. Это просто невыносимо. Член внутри словно увеличился раза в два, и без того не маленький, теперь он и вовсе казался невозможно огромным. По бёдрам неспешно стекают горячие капли, путаясь в синей шёрстке, и Соник стонет всё громче и громче, уже чувствуя, как начинает саднить от криков горло. Сколько ещё раз Шэдоу наполнил его, спуская сперму порцией за порцией, заполняя его до омерзительно выпирающего живота, синюшный уже и не вспомнит. Всё свернулось в какой-то единый яркий калейдоскоп острого удовольствия, тряски бёдер и вспышек перед глазами. По подбородку на пол капает из распахнутого в бесконечных криках рта слюна, пара когтей содраны об деревянный пол, кажется, он и сам в одном из оргазмов настолько расслабился, настолько отъехал из реальности, что обмочился. Уши разъехались в стороны, но это не спасло их от кровавых укусов, как и шею, как и спину, что оказались украшены рубиновыми подтёками на шёрстке ультрамаринового цвета. Такое ожерелье носить никому бы не хотелось, но животное пометило его всеми возможными способами. Именно о метках думает Соник, когда его затраханное до полуобморока тело наконец-то покидает огромный влажный член. По смятой от сильных пальцев сваляной шерсти растеклись вонючие реки обжигающе горячей мочи — очередная метка зверя. Ублюдок собственнический… Однако мысли в голове Соника всё ещё позитивные — а какие они могут быть после столь отличного секса? Шэдоу отлично постарался, — и он расслабленно разваливается на испачканном во всевозможных ежиных выделениях полу. И старается не думать о том, на какую пещеру походит его растраханная огромным елдаком задница, из которой теперь вытекает неспешно всё то, что в неё нетерпеливо залили. По ощущениям она не меньше самолётного ангара. — Доволен, псина ты сутулая? — шепчет сорванным голосом, с лёгкой усталой улыбкой поглядывая на улёгшегося рядом зверя. Позволяет тому забрать себя в объятия, прижать к пушистой мягкой груди, и подставляет голову и лицо под очередные вылизывания. — Я теперь воняю. — Ты пафнефь… — поправляет едва различимо Шэдоу, которому явно сложно разговаривать с такой формой челюсти и такими зубами, что уж говорить про поцелуи. — Мфной. От чего-то такая поправка понравилась Сонику, и он улыбается, прикрывая устало глаза. — Да. Я пахну тобой, Шэдоу. Завтра помоешь меня с утреца, понял? — Мфмр… — Сочту это за согласие.