тишина

Тишина ощущается приветливым вакуумом, что забирает в свои объятья после тяжелого дня. Ястреб скидывает перья, оставляя их валяться небрежным алым ковром в прихожей. Не слышать, оказывается привилегией. Не слышать, в привычном понимании, становится адом. Он на автомате включает телевизор и проверяет уровень громкости. На этаже то, в принципе, никого кроме него, а вот соседям снизу явно будет не по вкусу шум. Стоит привычные плюс два громкости, еле слышно, чужие голоса шепотком доносятся до скинутых в прихожей перьев, да и тех, что остались на куцых крыльях. Информационный шум, что не является шумом по сути своей, создающий иллюзию нормальности. Голова ноет от чрезмерного использования прослушки, хочется то ли отрубить себе причуду с корнями, то ли голову. Оба варианта под конец рабочего дня, кажутся не такими уж и плохими. Неспешная готовка, путешествие по иллюзорному вакууму, Ястреб паскудно думает, что был не против провести так век другой. По итогу ставит на ноль даже громкость телевизора, лениво скользя взглядом по пухлым губам ведущей. Смотрит через слово, лениво ловит взглядом бегущую строку улавливая информацию процентов на тридцать. Какая же неудачная пластика губ. Почти ничего не разобрать… А может оно и к лучшему? Ястреб не слышит, как закипает масло в сковородке, не слышит шипение замороженных овощей, что вываливает туда скопом. Он лишь чувствует обжигающие брызги раскаленного до предела масла, на коже и пером подносит к сковороде крышку. Отголосок звука тут же сквозит у него в голове неясным очертанием, вроде было, а вроде нет. * Он думает, что когда-нибудь, если все-таки встретит папашу, выскажет ему все что думает за эту всратую травму. Думает, что припомнит, как тот в пьяном угаре приложил его маленького — тогда-еще-Кейго — головой об стол и, как после этого пропал слух. Первая реакция паника, первая реакция шок, первая реакция детские горькие слезы, что зазвучали неясным шумом в голове, стоило спрятаться за крыльями. Вот поэтому никто с самого начала и не чухнулся… Приходилось напрягаться, развивать причуду в этом направлении, жадно словно галчонку выхватывать звуки из глухой тишины. Не быть в тихом вакууме, сидеть рядом с матерью, разбрасывать перья по всему дому и… вслушиваться. Хватать звуки на лету буквально, молиться на белый шум телевизора, на скрип половиц, на мышей, что скребутся по ночам под полом — Это… дефект, — злое слово больно бьет куда-то под ребра, вызывая панический страх. Доктор качает головой. — Кейго? Сираха-сан из Комиссии, заподозрила что-то к концу недели и то с подачки врачей, которые провели осмотр и смекнули, что травма головы что-то повредила в его мозгу. Тогда было страшно оказаться ненужным… сломанным, дефектным, страшно было снова попасть домой, к горе мусора, осознать свою бесполезность и сгинуть вот так просто, на задворках этого мира. — Я все слышу, клянусь! — он цепко держит в пальцах рукав белого халата врача. Когти оставляют зацепку на идеально ткани. — Прошу вас, я все могу и на все годен! — Что ты слышишь, Кейго? Чужой сухой голос слабым эхом отражается от стенок черепной коробки. Кейго ее — Сираху-сан — тогда и не видел, еле слышал чуткими перышками в общей массе крыльев. — Все, — голос позорно дает петуха, а по щекам катятся злые слезы. Он отчетливее слышит себя самого, старается совладать с громкостью голоса, но вряд ли выходит. Врач морщится и скидывает его руку с халата. — Клянусь, я все слышу. Я слышу, как бьется ваше сердце. И да, и нет, и не совсем. Это была отчаянная ложь во спасение своей шкуры. Это позже, когда ему завязывали глаза, оставляли одного в звенящей пустоте оглохшего и ослепшего, перья вели его. Перья стали его глазами и ушами, его руками в некоторых случаях. Оружие, когда надо. — Хорошо. Он скорее чувствует этот сдержанный одобрительный кивок кожей, чем видит его. И этого хватает. Хватает чтобы взаимодействовать с миром, хватает на то, чтобы стать номер два всея Японии, хватает на то, чтобы все верили, что он целый и идеальный. Такой что не прикопаешься. Ну или… так казалось. Как не иронично докопались даже не журналисты. А он наивный, все ждал подвоха с другой стороны. — Если это флирт, то он говно, — приходится буквально обращаться в слух, для того чтобы ощущать всего Даби. Начиная с его с рваного хриплого дыхания и скрипящей неровно сросшейся ключицы, заканчивая переливом интонации. А этих переливов было море синее, хоть иди и утопись. А хотелось утопить самого Даби, только план по внедрению тогда пойдет капитально по одному месту. Ястреб читает слова по чужим губам. В приятном полумраке подпольного бара, легче валять дурака и прикидываться шлангом, политика такая себе, на пятьдесят процентов защитная реакция, а на пятьдесят привычная маска. Что там за маской и защитой, даже самому герою разбираться не хочется. Пока он только слушает. — Я фанат твоего лабрета, — игриво вскидывая бровь тянет Ястреб. — Не подскажешь номерок мастера? Горячие пальцы ловят его за подбородок, а Даби буквально прожигает взглядом. Словно учуял, как адская гончая запах слабости, но не может понять где и что. Отчасти забавно. Отчасти пугает. Шум бара приглушенный, далекий, как помехи на радиоволне. Перья буквально раскиданные по барной стойке. Неприятно липнут к грязной поверхности, но слушают. Внимательно слушают. Улавливают короткий свистящий выдох и шумы в чужом сердце. — Я сам себе мастер, — жутко скалится он, а потом наклоняется к уху героя, близко-близко. Ястреб слышит его только благодаря крыльям и мелкому алому пуху, что буквально жадно хватают каждое слово. Горячее дыхание опаляет нежную кожу. Наверное, слышать это, по-настоящему слышать, было бы куда более пугающее и эффектнее. — Надумаешь что-то сделать, Пташка, обращайся. А потом этот говнюк снимает одно из мелких перьев со своей одежды и демонстративно сжигает его. — Как грубо! — голос выходит наигранно капризным, и гримасу боли, приходится прятать за высоким краем пивного стакана. — Грубо шпионить за мной своими дружками. Параноик. Да только параноик с мозгами и обвинять Даби по десятому кругу в этом абсолютно не хочется. — И не раскидывайся ими, — у него с мимикой беда. И это не скупое проявление эмоций, как у Старателя или его сына. Даби буквально скован и не может полноценно демонстрировать свои эмоции на лице, скобы ограничивают. В неясном свете бара ряд скоб из медицинской стали слабо поблескивают, а обожженная грубая фиолетовая кожа на подбородке кажется чем-то вроде сценического грима на Хэллоуин, только сейчас не конец октября, а начала декабря и с косплеем на Фредди Крюгера кто-то явно запоздал. Ястреб залпом допивает свое пиво. * Вода помогает лучше всего. После тяжелого дня в ней легче всего забыться, Ястреб погружается в горячую ванную с головой, наконец полностью растворяясь в спасительной тишине. Без ничего… не видеть, не слышать, не напрягаться каждую секунду, не улавливать сотню мелочей вокруг себя. Он и не слышит. И не слушает. Редкие моменты, когда можно побыть счастливым и наедине с самим собой. Перья быстро намокают, куцые крылья слабо расправляются под водой. А сам Ястреб задерживает дыхание и зажмуривает глаза до ярких кругов под веками. Он медленно выдыхает воздух, позволяя пузырькам подниматься на поверхность и задерживается под водой чуть дольше, пока легкие не начинают гореть огнем, а первый вдох кислорода не дается с болью в груди и большим трудом. Спасительный вакуум тишины нарушается слабыми отголосками чужих шагов в коридоре. Тяжелые берцы ступают по алому ковру перьев, намеренно, это не больно, просто странно ощущать чужой вес, вот так просто, а потом… Ястреб готов задохнуться от наглого нахлынувшего ощущения. Ставшего, в принципе, довольно привычным с того момента, как он начал вести хоть какие-то маломальски адекватные дела с Даби. Плотное кольцо губ смыкается на одном из перышек. * — Сделай что-нибудь со своей оральной фиксацией, — просушить волосы, как и перья не выходит. С мелких алых крыльев, что забавно топорщатся все еще капает вода. Прохладные капли впитываются в свежую майку, и сюда бы по хорошему фен, только высушиться ему явно никто не даст. — Ты не знаешь где были сегодня эти перья. — Просвятишь? — настолько нагло и беззаботно обносить его холодильник могла только Руми, но вот он в той точке невозврата, когда помимо его лучшего друга этим занимается второй самый разыскиваемый человек в Японии. Мир свернул куда-то не туда и об этом пора начать беспокоиться. — В воздухе, на полу, в пыльных зданиях. Хватит его зажевывать, это не приятно! — То есть ты чувствуешь, что я с ним делаю? — Даби неспешно раскладывает на столе недоеденную лапшу, плавленый сыр, овощи и индейку, которую возможно стоит выбросить… Он придирчиво принюхивается к стухшему продукту и без сожаления отправляет ее в мусорный бак. Должен ли его серьезно напрягать факт того, что Даби знает где в его квартире мусорка или подумать над этим позже? — Какая разница? Это не гигиенично и мне не нравится, когда кто-то тянет часть меня к себе в рот. Пирокинет коротко хохочет и этот смешок прокатывается волной по позвоночнику Ястреба и заставляет кожу покрыться мурашками. Его слышно слишком отчетливо, даже на губы смотреть не стоит. Даби буквально в его голове. Многострадальное перо наконец остается лежать на столе. — Когда тебе минет пытаются сделать, тоже так говоришь? — подогревая ужин на сковородке тянет злодей. — Ты попробуй и узнаешь, — устало потирая переносицу ворчит Ястреб и тянется за пультом от телевизора. Ему нужно немного информационного шума, он передумал, выносить Даби можно строго дозировано. Но не то чтобы Даби знает об этом. А сближение это, ведь, неплохо? Налаживание социального контакта должно помочь в продвижении, если так подумать, за последние месяцы это довольно хороший и относительно конструктивный диалог. Ведущая на жидкокристаллическом экране, уже другая, без ужасной пластики губ вещает о ремонте дорог в южном районе и о том, движение ближайшие дни там будет перекрыто. Герой лениво разбирает чужие слова, читая их по губам (удивительно четкое произношение). — У каждого свои странности, но новости без звука это что-то новое, — Даби подкрадывается незаметно, все что выдает его это уровень громкости в собственной голове и легкая вибрация пола при его шагах. — Сила привычки, — рассеянно бросает герой не оборачиваясь. Ястреб переступает с ноги на ногу, полы хоть и с подогревом, а босые ноги все равно мерзнут. Горячие пальцы беззастенчиво зарываются во влажные перышки, массируют тонкие кости крыльев. Попутно разминают затекшие мышцы спины, наигранно раздраженное цоканье языка и сетование на то, что майка мокрая идут неясным отзвуком в голове. Ощущение настолько яркие, что Ястреб… готов выпасть из реальности. По крайней мере пульт из рук он роняет, в принципе, тут же подхватывая его пером. — И что ты делаешь? — откидывая голову на чужое плечо задумчиво интересуется Ястреб, заранее зная ответ. — Пробую, — перья улавливают слово довольно четко, но игривый перелив интонации теряется и возможно весь шарм вместе с этим тоже. Но этого хватает. Хватает на то, чтобы завестись, взвесить все «за» и «против» и отпустить себе все грехи под эгидой «Комиссия одобрит любой способ сближения». Тем более, рассуждает герой, когда наглые руки стаскивают с него домашние серые спортивки, минет от второго самого разыскиваемого человека по всей Японии, явно интересный жизненный опыт. Когда Даби буквально усаживает его на стол, разводя ноги и уютно устраиваясь между них, Ястреб жалеет, что не слышит всего в том объеме в котором хочет. Он по большей части ощущает горячее влажное дыхание на выпирающей косточки бедра и больше чувствует и видит этот мокрый поцелуй, чем слышит. Звук в его голове и в половину не такой четкий, каким должен быть. Мелкое алое перо теряется в густых темных волосах пирокинета и слышимость становится чуть лучше. О… этот сочный мокрый, влажный непристойный звук с которым злодей погружает его член себе в рот, а потом выпускает из жаркого плена. Ястреб сглатывает, наблюдая и жадно вслушиваясь в каждое движение. Каждое действие. — Так жаждешь продолжения, Птичка? — не спеша размазывая слюну и предсемя по всему стволу игриво интересуется Даби. — А как же твоя нелюбовь к… — Думаю ты не до конца проверил, — скороговоркой выпаливает герой, устраивая ладонь на темной макушке. — Может я изменю свое мнение. — Касательно перьев или касательно одного, конкретного органа? — не прерывая зрительного контакта продолжает дразнить пирокинет. Он быстро по собачьи лижет покрасневшую чувствительную головку и смыкает пальцы на манер кольца у основания члена. — Доведи дело до конца, — усиливая хватку в жестких волосах и толкая бедрами навстречу, скулит Ястреб. — И узнаешь. Даби негромко смеется и этот смех заставляет мурашки бежать по телу, он постепенно пропускает член в рот, берет его за щеку, так что кожа соблазнительно натягивается и даже скобы не кажутся лишними или сковывающими движение. А затем… плавно и не спеша, помогая себе рукой пропускает весь ствол в горло, упираясь носом в гладко выбритый лобок. Ястреб сглатывает вязкую слюну, ерзает на неудобном плоском столе и пытается шире развести ноги. Узость чужой глотки и то, как она сокращается вокруг головки заставляет разинуть рот в громком стоне, которые улавливают даже скудные перья оставшиеся в крыльях. Даби все так же безумно медленно, явно наслаждаясь ситуацией плотно сжимает кольцо губ и основания и постепенно отстраняется, ровно для того чтобы в следующую секунду насадится ртом на возбужденный член вновь. Краем глаза, герой замечает, как пирокинет расстегивает собственные штаны, чуть приспускает их и надрачивает себе в том же неспешном темпе, что и отсасывает ему. * Он дает этому название «белый шум». Хотя он не схож с теми помехами по телевизору, что были раньше, но Ястреб предпочитает звать это так, что-то успокаивающее, ненавязчивое, на периферии, что будет фоном его жизни. Сердцебиение Руми в соседней комнате, сонное сбитое дыхание кого-то из сайдкиков, уснувших на рабочем месте, шелест бумаги, вой ветра за окном. Скрип чужой ключицы при вздохе и шумы в сердце. Мелкие перья разбросанные по дивану и кровати довольно четко улавливают все что можно. Даби не должен становиться кем-то, кого крылья воспринимали на манер «белого шума», но его присутствия в жизни становится настолько много, что игнорировать это просто невозможно. Особенно эти неожиданные зажимание у стенки, по темным углам и, прости господи, оральная фиксация на перья, которые периодически оказываются между губ злодея. Даби рядом, рука об руку, спит на диване или в кровати (зависит от того было ли между ними что-то в этот вечер или нет), грязно флиртует. — Губы — самая чувствительная часть тела человека. Пожалей меня, Птица счастья, — Даби вновь сжимает перышко губами и игриво проходится по нему кончиком языка. Это хуже дыхания, хуже ритма сердца. Хуже всего! Это не звук, это ощущение в голове. Которое не так-то просто прогнать от себя. Герой раздраженно ведет крыльями и прячет нос за высоким воротом куртки, прикрывая лицо от ветра. — У тебя есть чувствительные места? — Могу взять маркер и показать, если ты своими маленькими шпионами потом это проверишь, — беззлобно скалится пирокинет, разбивая тяжелыми ботами тонкую корку льда на луже. — Я серьезно, был бы не против эротического массажа перьями. — Это намек или предложение? — А ты подумай, куриные мозги, — ветер уносит его слова и те теряют привычную четкость. Шумы в сердце, зарождающийся смех в груди, переливы чужого тона. Ястреб старается не терять бдительность, только с каждой встречей делать это все сложнее и сложнее. Герой смотрит на чужие губы по большей части даже не понимая, что говорит Даби. Читать по его губам почему-то становится все тяжелее, а вот сосредотачиваться на его голосе куда легче. — Чего завис, Птаха? Босс не ждет, шевели своей маленькой аппетитной задницей. * Он перестает читать слова Даби по губам ближе к январю. Он теряет бдительность настолько, что иногда даже не вслушивается, бросая все на авось, игнорируя чужое присутствие и сосредотачиваясь на подобие белого шума, совсем редко, да и то, по большей части во сне, отпускает контроль оставаясь в вакууме без звуков. Только ощущает на коже теплое дыхание и ворочается в горячих объятьях. Он делает так крайне редко, боясь упустить что-то важное… но вот сюрприз, находясь не один в этой темноте и этом вакууме, ему до безумия комфортно и затылок не колет острая боль от перегруза использования причуды. * О том, что раскусят его по мелочам Ястреб не думает. Только мелочей набирается так много, что однажды ходя по вилле, он просто вздрагивает от чужого голоса в своей голове. — Знаешь… И это многообещающее начало, наталкивает сначала на более логичную мысль, что ему удастся подслушать чей-то разговор с Даби. Но чем больше он слышит, тем отчетливее понимает. Все что произносят предназначено ему и только ему. Чужой голос в голове змеится тихим обманчивым шипением. Ястреб сглатывает вязкую слюну и прикрывает глаза. — До меня ж доходит, как до жирафа. Горячий шепот обволакивает с ног до головы словно патока. Герой чувствует, как пальцы сжимают его перо, а потом плотные губы целуют перышко… — Ты везде раскидываешь перья, даже в койке. Смотришь на губы, когда с тобой разговаривают. Я все думал, что ты меня кадришь, а потом что это какая-то дерьмовая фишка. А теперь дошло, что ты говнюк пернатый, просто, читал по губам. — Конечно, читал, — выдыхает он отчего-то вслух, хотя Даби судя по всему то ли на этаж ниже, то ли вовсе в противоположном конце особняка. Собственный голос отдаётся в голове, но не в ушах. Звенящая тишина, прерываемая чужим дыханием и глубоким смешком. — Что ты еще слышишь, Птичка? Ничего. Паника плохой товарищ в таких делах, паника враг рационального мышления, как и страх. В нем его потравили, а вот неуверенность в себе так и не искоренили. Непрошенный ком эмоций подступает к горлу, и Ястреб слепо нашаривает рукой дверь своей комнаты переступает порог, закрывает, прижимаясь к ней спиной. — Ничерта я не слышу, — еле разбирая слова отвечает он в пустоту. Герой молча сползает по стенке и прячется от мира за ширмой из крыльев. * Стук в дверь не становится сюрпризом. Ястреб все еще слышит такие знакомые шумы сердца, неровный выдох и скрип ключицы. Голос в голове звучит довольно отчетливо. — Мы можем поговорить, как цивилизованные люди, если ты откроешь дверь, — стук повторяет. — Птичка? Слышишь меня? Вариант «не цивилизованного разговора» (естественно не озвученный) вполне возможно включит в себя сжигание двери. Не то чтобы его сильно беспокоит ценность чужого имущества, но комната его и дверь за свои деньги здесь ставить (если что) будет, увы, Ястреб сам. А Комиссии героев будет довольно проблематично объяснять какого хрена в статье по расходам присутствует нечто подобное… Ястреб с неохотой поднимается на ноги, расправляет затекшие крылья и открывает дверь. * — Почему? — простой вопрос, вводящий в подобие ступора. Потому что… это слабость? Изъян? Дефект? Потому что об этом стыдно говорить? — Не люблю об этом говорить, — потирая затылок и изображая беззаботность откликается Ястреб. — Как-то не солидно, что второй герой всей Японии буквально не слышит в нужном понимании этого слова. Даби подносит перо к губам и на пробу дует на него. — Это тоже чувствуешь и слышишь? — он напоминает маленького ребенка, которому забыли объяснить, как действуют те или иные причуды. Если быть честным, раскрывать все карты стремно, да и не хочется, но Даби явно не из глупцов и домыслил нужные вещи уже сам, что ему и без ответов Ястреба все и так понятно. — Слышу тебя у себя в голове, — самое простое из объяснений. — Такое определение подходит? — Я польщен, — буквально как сраный громкоговоритель. Ястреб неуютно ведет плечами. — Слишком громко? — Считай, что таким тоном ты буквально кричишь в моей голове. Смешок вновь обволакивает с ног до головы на манер патоки, что тяжелой вязкой субстанцией оседает на крыльях, только скидывать ее не хочется. А хочется раствориться в этом звуке и стать его частью. Горячая ладонь устраивается на его колене и Даби буквально льнет к герою, опрокидывая его на мягкий матрас. — А я хочу, чтоб покричал ты, — медленно произносит он и эти слова довольно легко прочесть по его губам. — И хочу чтоб впервые за все время расслабился, не вслушиваясь во все происходящее. Думаешь, сможешь это сделать? Осознание того к чему клонит Даби, приходит вместе с горячими пальцами, бесстыдно поглаживающими выпирающие кубики пресса на животе Ястреба. * Отпустить себя в этот раз оказывается довольно сложно, не получается сделать это, как во сне. Для того чтобы прекратить контролировать все… он дает себя связать. Позволяет тугим веревкам обвить его грудь, плечи и крылья, полностью собранные, они кажутся слишком громоздкими и непривычно сейчас ощущать себя скованным, без возможности их расправить. Ястреб глубоко дышит, прикрывает глаза и буквально опускает себя в вакуум. Без звуков, без чего либо, он сосредотачивается на чужих прикосновениях, на том насколько сосредоточенно Даби вяжет прочные узлы. Он сосредотачивается на том, что видит… И то ненадолго. Повязка ложится на глаза, в первое мгновение вызывая желание стянуть ее. Возможно непроизвольно, он издает какой-то тревожный и беспокойный звук, Ястреб не знает, но чувствует горячие грубые ладони, что обнимают его лицо, пальцы, что мягко поглаживают скулы, ощущает дорожку поцелуев и… это помогает. Помогает расслабиться. Полностью погрузиться во тьму без звуков. Он как будто даже падает в этой темноте. Тот факт, что его аккуратно укладывают обратно на матрас и разводят ноги, осознается спустя долгие мгновение, когда Даби разминает пальцем сжавшееся колечко мышц. На член льется вязкая согретая в ладонях смазка, густые капли щекочут голую кожу, стекают по стволу, поджавшимся яичкам и медленно стекают к ложбинке меж ягодиц. В комнате остро пахнет шиповником и чужим возбуждением. Ястреб неловко ерзает по кровати и… вскрикивает, возможно слишком громко, когда первый палец входит в него по фалангу, растягивая. Даби двигает им, имитируя фрикции, проталкивает по костяшку, оглаживая тонкие стеночки. Второй палец он добавляет с осторожностью, вливая между ног еще больше смазки. Связанные крылья трепещут, а звездочка ануса непроизвольно пытается сжаться и вытолкнуть пальцы. Ястреб не уверен стонет ли он, клекочет или издает какие-либо звуки, но ощущает успокаивающее поглаживание по бедру, что-то вроде: все хорошо. Я рядом. Герой нетерпеливо виляет бедрами, стоит пальцам внутри него начать растягивать узкие стеночки на манер ножниц. Смазка, явно с разогревающим эффектом, подливает масла в огонь, внутри все приятно согревает, чуть ли не зудит, буквально умоляя поскорее заполнить пустоту внутри чем-то помимо пальцев. Когда их становится четыре, Ястреб уверен, что плачет, кричит, явно молит Даби о чем-то непристойном, все шире разводя ноги и подмахивая задницей. Он не слышит себя, не контролирует и даже страшно представить, что вообще вырывается из его рта в каком формате, понятны ли эти слова, и слова ли это вообще. Момент и его буквально переворачивают, заставляя уткнуться лицом в подушку, а бедра бесстыдно приподнимают, заставляя встать на колени и прогнуться в пояснице… выставляя на показ. Всего растраханного, подготовленного и открытого. Еще немного смазки льется на сжимающуюся дырку, а потом Даби натягивает веревки на спине, буквально удерживая за них всего Ястреба и входит одним плавным толчком. * Он все-таки выпадает из реальности. Не ясно в какой момент, но… от веревок его освобождают. Затекшие крылья расправляются, Ястреб чувствует под щекой влажное мокрое пятно. Повязка на половину спала с глаз, мерные фрикции внутри, горячая ладонь держащая за крыло, так верно и правильно, оттягивает перья, мнет нежный пух у основания, а еще… Даби надрачивает ему в каком-то сумасшедшем ритме. То, что не вяжется с его толчками внутри. Ястреб жмурит глаза, пытается то ли уйти от всех этих прикосновений, то ли насадиться поглубже. Ему хорошо, стыдно, невероятно жарко. Волосы на затылке слиплись от пота, и ему кажется, что он буквально горит. Горит изнутри умирая от всего происходящего, от этой стимуляции и… Волна оргазма сносит его ярко и стремительно. Тугой узел внизу живота наконец развязывается, Ястреб уверен, что кричит, стонет, а возможно клекочет, все одновременно. Он комкает руками одеяло под собой, разрывая его когтями. Хуже становится, когда Даби бесцеремонно переворачивает его на спину и наращивая темп, буквально втрахивает в матрас. Повязку он срывает, а может и сжигает, потому что пахнет паленым. Мелкое синее пламя срывается с чужих губ, Ястреб смаргивает слезы, он слишком чувствительный после оргазма и второй он явно не перенесет. Он не уверен произносит ли это вслух и понимает его Даби, хотя, судя по этим безумно горящим глазам, его вряд ли поняли, если бы даже услышали. Герой цепляется за чужие широкие плечи и утягивает пирокинета в поцелуй, когда чувствует, как внутри него разливается горячая сперма. Даби ныряет рукой между их тел и обхватывает покрасневшую головку члена Ястреба, доводя его до второго оргазма. * Жилистая грудь Даби вибрирует и Ястреб не сразу соображает, что нужно вновь сосредоточится и задействовать причуду, для того чтобы его услышать. — … умер. — Кто умер? — бестолково переспрашивает герой. — Босс стучал в дверь, и уточнил, кто из нас судя по издаваемым тобою звукам, умер, — тихо смеется Даби. Ястреб стонет и прячет лицо в чужой груди. Скобы неприятно царапают щеку. — Было настолько слышно? Даби массирует его затылок пальцами. — Что-то среднее между жертвой маньяка и нимфоманкой с порн-хаба, — почти мурлычет он, обхватывая перышко губами. — Мне понравилось, как ты кричишь, Птенчик. Ястреб рассеянно думает, о том, что возможно, их слышал не только Шигараки…