Лоренс Даррелл «Жюстин»
***
Пусть говорят, что два вида несовместимы. Пусть говорят, что у таких нет будущего. Что такая «любовь» — извращение. Что такая «любовь» не выживет в реальности. Пусть говорят… Я верю, что всё получится! Что наша любовь настоящая! И даже, если ты останешься бороздить бескрайние просторы вселенной, я буду ждать тебя. Потому что, пока звёзды горят на небе, я буду любить тебя.***
Ожидание ломало душу и рвало сердце на куски. Без малого год прошёл. А она всё ждала. Ждала и верила, что не сошла с ума, что всё, что произошло, было правдой, а не плодом её воображения. Сигарета снова была забыта. Пепел кривыми седыми пятнами таял в морозном воздухе. Зима выдалась холодной и снежной. Пачка подходит к концу, а она вряд-ли сделала хотя бы десять затяжек. Лишь обожжённые пальцы, да едкий запах дешёвого табака на волосах. Вслед за сигаретой пойдёт бутылка виски. Начатая пару месяцев назад. Она достаёт её из холодильника, наливает в бокал на пару пальцев… А потом выливает не начатое пойло в раковину, бутылку отправляет обратно. Она не сделала ни одного глотка за всё время, да и пить-то никогда не умела. Её отвлекает сам процесс.***
Гараж она закрыла на выходные. Ей нужна передышка. Работа отвлекала — тут не поспоришь. Но сил уже не осталось. Она берёт всё ту же бутылку виски, надевает шлем и едет за город. Ветер вперемешку с колючим снегом немного бодрит. Чувствуется ощущение прежней свободы. Прежней жизни. Но место, в которое она приехала стирает это чувство одним махом. Белые плиты были чисты. Словно над ними стоял незримый купол. Она никогда не приносила цветы. Отец их не любил. Она принесла горький шоколад, который положила на холодный мрамор. И открыла несчастную бутылку. Ну теперь-то она выпьет. Всё же годовщина… — Па… — белое облачко вырвалось в ледяной мир. — Па, я совсем не чувствую жизни… — первый глоток обжёг горечью глотку. — Такое чувство, что зима поселилась не только у городе, но и сковала льдом моё сердце… И, что теперь делать, я совсем не знаю. От одиночества хочется выть. Да только ты сам говорил, что у меня ни слуха, ни голоса… А вдруг на мой крик сбегутся все монстры мира? — пьяный смешок вырвался против воли. Боже! Как же мало ей надо! — Он ушёл, па. Оставил меня одну. Не сказал мне ни да, ни нет. И я в растерянности, — она некрасиво хлюпнула покрасневшим от холода и алкоголя носом, и сделала ещё один глоток. Жидкость на этот раз принесла тепло и лёгкую слабость в ногах. — Стоит ли мне ждать? Или забыть? Глупый вопрос. Забыть? Серьёзно? Наивная. Сама знает, что забыть не сможет. Да и хочет ли? — Па, мне бы хоть знак какой! — она в горячих опрокинула бутылку горлом вниз. Виски полилось на могильную плиту. Она посидела ещё немного, а потом, проведя рукой по родному имени, выбитому на камне, пошла обратно к байку. Стоило завести мотор, как посторонний звук ворвался в полупьяный мозг. — Какого чёрта? На белом снегу краснели маленькие жалобные глазки. Она потрясла головой. Глюк? Глаза у снега? Стоп! Это же белый котёнок! — И, что мне прикажешь делать? — вздохнула она и посмотрела на могилу с укором. — Па, ну не смешно! Попрощалась с мышью, вот тебе кот! Возьмите — распишитесь? Даже там твоё чувство юмора осталось прежним, па! Никакущим! Котёнок, между тем, время зря не терял. Он преодолел большие для его роста сугробы и карабкался по штанине вверх. Добравшись до края куртки и почувствовав тепло, нагло забрался под рубашку, царапая острыми коготками бок. — Ах ты ж, наглый! Ладно! Ладно! Чёрт возьми! Но я тебе это припомню, па! — она погрозила могильному камню пальцем и завела мотор.***
— Марси! — она с громким топотом спускалась по лестнице. — Марси, паршивец! Этот чёртов кот порвал последние шторы, которые у неё были. Чем ему не угодил именно этот предмет интерьера, она не знала. Но этот нахал с самого своего появления в гараже, объявил им войну. В первую же ночь после водных процедур она сжалилась над животинкой и взяла его спать с собой: — Первый и последний раз, понял меня? — погрозила она белому комку шерсти. — Завтра куплю тебе лежанку или кошачий домик. Кошка, впрочем, не ответил ни отказом, ни согласием. Он упоённо чесал за оборванным правым ухом и пытался вылизать влагу с шерсти. А на утро был скандал. Она проснулась оттого, что зимнее солнце светило прямо в глаза. И было непонятно — с какого перепуга? Шторы были очень плотными, практически не пропускали свет. Она повесила их на следующий день, когда марсиане покинули планету. Почему-то каждый восход солнца по утрам стал раздражать. И она закрыла ему доступ в комнату. Открыв глаза, она поняла в чём было дело. Шторы висели рваными лоскутами. Частично клочки валялись на полу. А на одной из уцелевших половин висел с довольной мордой кот, покачивая тонким коротким хвостом в такт своим движениям. — Вот ты гад! — заорала она, вскакивая с кровати. Холодный пол под босыми ногами окончательно прогнал сонливость. — Это ты так меня отблагодарил за кров?! Кот, схваченный за шкирку, никак не желал отцеплять когти от несчастной ткани. Она потянула посильнее, перехватив гадёныша за туловище. Раздался треск. Кот с довольным мявком отцепил когти. — Ну, всё! Мы точно не уживёмся! — она босиком спустилась вниз и выставила вредителя за дверь. Целый день она занималась ремонтом старого пикапа, и вспоминать о белом комке шерсти времени не было. К вечеру погода испортилась: небо затянули тучи, пошёл мелкий, колючий снег. Ветер становился всё сильнее и снегопад превратился в настоящую метель. Она поднялась в комнату и увидела окно с обравками штор. В душе проснулась совесть. — Замёрзнет ведь, гад… Кот сидел у двери. Весь скукожился. Его трясло от ветра и холода. — Это только сегодня, пока непогода. А завтра я отправлю тебя в приют, — она взяла кота на руки и занесла внутрь. Бутылка, сигарета, мутные мысли в голове и щемящее что-то в сердце. На коленях тарахтел кот, налопавшийся и отогревшийся, и вполне довольный жизнью. В комнату она его не пустила. Перед сном из последних сил повесила новые шторы, и вырубилась, стоило голове коснуться подушки. А на утро всё повторилось. Она встала по заведённому с вечера будильнику. Солнца не было. За окном всё так же бушевала метель. И это было прекрасно видно через порванные в клочья шторы. Кота на горизонте не наблюдалось. — Ты, мерзкий котяра! Засранец нашёлся под пикапом. Он сверкал из темноты глазищами и вылезать отказывался. Не повёлся даже на клятвенное обещание — не убивать. Потом в ход пошли вкусняшки. Но хитрый котяра быстро хватал предложенное когтистой лапой и утаскивал в своё убежище. Только чавк и было слышно. — Раз так! Больше ничего не получишь! Сам выйдешь! Возьму тебя измором!***
И понеслась череда дней. С утра были сорванные шторы и нервы, игры в догонялки и прятки, крики… Зато совсем не было скучно. Она попробовала заменить шторы на жалюзи. Но это выглядело в итоге ещё ужаснее. Потому что она проснулась не только от света в глаза, но и от грохота и скрипа. Несмотря на всё это, кот незаметно для неё самой стал неотъемлемой частью жизни. Даже после того, как погода наладилась, она не смогла выкинуть его на улицу. — Нужно хотя бы дать тебе имя, чтобы было кого ругать по утрам, — кот заинтересованно мрякнул. — Ты явно не тянешь на типичного Бадди или Марли… — кошак фыркнул, как будто понимал, что она ему говорит. — Ты напоминаешь мне одного марсианина… Будешь Марси! — имя явно пришлось по душе зверю, он ещё раз мявкнул и пошёл по своим делам.***
***
***
— Винс, чёрт тебя дери! Вернись на базу! Голос Дросселя ворвался в наушник истерическими нотками. Брат всегда был впечатлительным, когда дело касалось безопасности. А тут Винни нарушил все возможные правила и подверг свою жизнь риску. — Бро, снимаю с тебя всю ответственность за мою возможную гибель! — прорычал Ван Хамм в передатчик. — Хотя тебе и не придётся за меня отвечать — помирать сегодня я не собираюсь! Лучше скажи, где больше всего сейчас рыбомордых; из-за газа ничего не вижу. — По правому флангу двадцать особей, через триста метров ещё пятьдесят. — Принял! Винс перехватил поудобнее модифицированные под плутаркийскую сталь резаки и двинулся по ориентирам. — Рыбомордым каюк, рыбомордым каюк… — напевал себе под нос командор. — Придурок, как бы тебе не пришёл каюк, — прошипел в ухе голос Дросселя. Командор заметил сквозь дымку очертания плутаркийских солдат. Первый резак полетел к группе смертников. Прогремел взрыв. В шлем, прикрывающий голову, полетела каменная крошка. Когда видимость стала приемлемой, чтобы идти, Винс двинулся дальше по ориентировке брата. Стоило приблизиться к группе врага, как на встречу шагнул один из солдат. Винс замер. — Стой, где стоишь, мышонок! — пробулькал рыбомордый. И выдвинул перед собой маленькую мышку, совсем ещё ребёнка. Она смотрела на него огромными от ужаса глазами, шерсть на щеках слиплась от пролитых слёз. — Ещё шаг и я взорву её ушастую головёнку, как арбуз! — чешуйчатая мразь приставил к голове мышки плазматическую пушку. Винни осторожно положил оружие на землю и выпрямился, подняв руки вверх. — Дросс, ты ведь видишь? — еле слышно, почти не размыкая губ произнёс командор. — Да… — Бомби… — Ты можешь не успеть! — Я успею. Доверься мне… — Что притих? — ухмылялся вонючий рыбомордый. Винс не ответил. Он взмахнул хвостом и рванул к девочке. В тот момент, когда пучеглазый хотел выстрелить в мышку, за его спиной раздался взрыв. Сверху полетели лучи, сжигающие врага заживо. Винсу хватило этой доли секунды, пока рыбомордый отвлёкся. Командор выбил оружие из когтистых лап, схватил на руки мышку и рванул в противоположную сторону. Они укрылись за огромным валуном. В этот момент по оставшимся плутаркийцам прошла волна ультразвука. Их тела затряслись, как баночки с желе, а потом распались на мельчайшие частицы, которые оседали на землю кровавым дождём. — Корбункул зря разбросал свои игрушки по Марсу, — произнёс Дроссель. — Винни, вы там как? — Мы живы, — ответил командор. — Эй, малышка… — он развернул к себе лицом девочку. — Мы ведь живы? — девочка часто закивала, закрывая глаза ладонями. — Ну всё, пошли домой. *** — Он должен исполнять приказы, Дроссель! Он у тебя в подчинении! Ты должен повлиять на него! — Он мой брат, Карабин, и никогда не был моим подчинённым, — спокойно парировал Дроссель. — И я никогда не мог повлиять на Винни, ты это прекрасно знаешь! Он спас ребёнка! Без потерь с нашей стороны! — на этой фразе голос слегка сорвался. Перед глазами пронеслась картинка с мёртвым братом, который мог не успеть. — Вы меня с ума сведёте! — взмахнула обречённо руками Карабин. — Я это делаю уже несколько месяцев… — не хуже кошки мурлыкнул Дросс. Он подошёл к мышке и притянул за плечи к своей груди. — Дорогая, расслабься. Мятеж подавлен, плутарк разгромлен… Можно подумать о себе… О нас… — Эта война выжала из меня всё, — прошептала Карабин, откинув голову на плечо парня. — Может оставишь своего заместителя у руля и рванём в отпуск? — Хмм… — поцелуй в висок подарил приятное тепло. — Куда? Дросселя прервал стук двери. — Нам срочно нужно вернуться на Землю! — глаза Винни горели огнём, грудь ходила ходуном от частого дыхания, хвост рассекал тревожно воздух. — На Землю? — неумённо переспросил рыжий. — А вот и место для отпуска нашлось, — хихикнула Карабин, чмокнула опешившего Дросселя в подбородок и побежала улаживать формальности. — Почему именно туда? Мы два года не были на Земле… — Чарли… — Мы не выходили с ней на связь по твоей непонятной просьбе, а сейчас ты ни с того, ни с сего хочешь рвануть туда?! А ты не задумывался, что мы там не нужны? — огонь в глазах белого немного погас. — Что ТЫ там не нужен! Может у неё семья? Парень или даже муж! — Мне всё равно! — вспылил Винс, сжимающий кулаки. — Я вырву её из рук любого существа, брат! — Даже, если она против? — Чарли не будет против, — привычная всем ухмылка вернулась на лицо командора. — С чего ты решил? — Дроссель сложил руки на груди, всем своим видом требуя весомых аргументов, хотя мысленно уже загорал со своей любимой на берегу земного озера. — Я видел её глаза, Дроссель. Чем дальше мы улетали, тем мертвее становились её глаза. — Тогда почему ты не забрал её с собой? — как у идиота спросил рыжий брата. — Дурак потому что, — Винсент провёл пятерней по затылку. — Думал, что она забудет, что я забуду… — МЫ НЕ ЗАБЫВАЕМ, и ты это знаешь, — мягко произнёс Дроссель. — Ладно, собирай шмотки, брат. Мы летим на Землю.***
***
***
— И? Что это? — она смотрела вытаращенными глазами на порог собственного дома. — Мяу! — нахально ответили ей. Мимо её ног Марси, горделиво задрав голову, провёл внутрь чёрно — белую пушистую кошку. Он обошёл весь первый этаж, словно показывал ей свой лично построенный дом. — Не, не, не! — она захлопнула дверь. — Мы так не договаривались! Я согласилась приютить тебя, но не твою подружку! Я, конечно, понимаю — весна — но крути свои шуры-муры на улице! Зачем в дом-то тащить?! Но на её возмущение никто не ответил. Кошак накормил подругу из своей миски, и довольные оба завалились в обнимку спать. Все попытки вытурить влюбленную парочку на улицу не увенчались успехом. Кроме всего прочего, в одну дождливую ночь, эти двое притащили с собой ещё одного кота. На этот раз полосатого. Он был немного зашуганный, но, когда понял, что его не обидят — расслабился. — Боже! Я превращаюсь в кошатницу! — воскликнула она, покорно насыпая корм в миски. — А я ещё так молода! Если днём её отвлекала война за жильё с наглыми кошками, то ночью накатывала депрессуха. Бутылка уже не доставалась. Зато в пепельнице добавлялись скуренные до самого фильтра бычки сигарет. От дыма щипало глаза, а от никотина драло лёгкие, но эта капля самообмана — что становится легче — стала спасением. В какой-то момент в руки попал тонкий нож. И первое движение принесло яркую вспышку боли. А потом, с каждой каплей крови, она чувствовала себя грешником, которому даровали искупление. Это повторялось и повторялось. Порезы становились глубже, длиннее, а ощущение лёгкости всё короче. На руках не осталось места. Она закрыла гараж. Не отвечала на звонки клиентов. Забыла про животных. Сидя у кровати на полу, она наносила себе один порез за другим. Казалось, что она ждёт, когда же уже закончится кровь в венах. Порваные шторы уже не бесили. Когда просыпался день и всходило солнце, она накрывалась тёмным пледом, потому что глазам было больно. Когда она в очередной раз занесла лезвие, в руку вцепились острые зубы. Марси держал её запястье всем своим весом, давая понять, что этот порез только через его труп. — Отпусти! — попытка оторвать от себя кота оказалась провальной. — Мне так легче, понимаешь! Физическая боль заглушает моральную, заставляет мысли в голове замолчать! Отпусти, глупый кот! Марси с громким обиженным воплем отлетел к стене. Посмотрел на неё осуждающе и ушёл. А она наконец собрала конечности в кучу и поплелась в ванную. Сидя под струями душа и чувствуя, как щиплет кожу от порезов, она повторяла себе одно и то же: — Забудь. Забудь. Забудь. Забудь. Забудь. Он не вернётся. Столько времени уже прошло. Не вернётся… — она ударила себя кулаком по виску, пытаясь заглушить пульсирующую боль. Только вот легче не стало.***
***
***
Он смотрел на дверь и ему казалось, что она вот вот выйдет. Но она не выходила. Больше того! Она опустила защиту! Не броню, которую они ей создали, а простую защиту ворот гаража. Он мог бы сломать её, но не хотелось бомбить дом своей возлюбленной. — Если не можешь зайти в дверь — залезай в окно… Сразу напрягли шторы. Точнее то, что от них осталось. Подпрыгнуть и подтянуться на руках не составило труда. Сердце отчего-то сжималось тревожно, а в голове билась мысль «Не успел…» Полумрак комнаты. Спёртый воздух. Капли крови на полу и стенах. Разобранная кровать, одеяло валяется на полу, в его складках потерялось лезвие. Звук льющейся воды ворвался в уши. Винс рванул в ванную. Дверь заперта. — Чёрт! Пусть это будет не то, что я думаю… — удар ноги, и дверь не выдерживает. — Детка! Маленькая фигурка прислонилась к кафельной стене, волосы мокрым пологом спрятали лицо, бледные руки с красными воспалёнными порезами были как отвратительное пятно краски в этой серой картине. Чарли не дышала.***
Сознание было мутное. Какие-то противные кляксы, похожие на грязных медуз, сменялись ослепляющими огнями. Ей показалось, что перед глазами мелькал потолок, белые халаты, тревожные голоса… И где-то на периферии звучал голос. Голос, который она пыталась выжать из своей головы, и который упорно не желал с ней прощаться. Он был очень зол. Только ей показалось, что на себя, а не на неё. На секунду померещились красные глаза, смотрящие на неё со страхом. Хотелось протянуть руку и стереть тревогу с его лица, но конечности не слушались. Губы не говорили. Да и глаза были закрыты. Ей это снится? Да, это всё сон. Она проснётся и кроме боли от острого лезвия ей ничего не светит. То место, где было сердце сжалось в спазме. Дыхание перехватило. Голоса вокруг загомонили громче. Кто-то отчаянно кричал и звал её по имени. Замолчите! Замолчите!***
— Мы сделали, что смогли. Теперь всё зависит от её желания жить. Винс смотрел на врача и не слышал ни слова. Его внимание было приковано к фигуре на больничной койке. Трубки, трубки, везде были трубки. Он почти потерял её. Руки задрожали от воспоминаний. Лёгкая, как пушинка, она словно страшное видение лежала в его руках, без движения, никак не реагируя. И он понимал её. Сам столько раз думал рвануть на байке по минному полю. Но он выдержал, а она — его хрупкая девочка — не смогла. И от этого его сердце болело ещё сильнее. Ведь он знал, что они Пара. Чувствовал всем своим существом, когда садился на корабль и покидал её, что добром его решение не кончится. Душа каждый день рвалась Землю. А теперь не ясно выживет его половина сердца или нет. Около ног прошмыгнула белая тень. Миг, и на кровати Чарли сидит кот. Он осторожно, словно боясь сделать больно, подобрался к лицу девушки и потыкался носом в щёку. — Откуда ты тут? Бробрался во время всей суеты? — Винс подошёл к зверю и протянул к его мордочке раскрытую ладонь. Кот обнюхал его, чихнул, облизнулся и заинтересованно посмотрел на протянутую руку. Но, взвесив все «за» и «против», оценив габариты мыши, решил не связываться. Свернулся около бока Чарли в комочек и затарахтел. Спустя несколько минут к нему присоединились ещё двое пушистиков. — Детка! Я не думал, что ты так кардинально поменяешь свои вкусы! — сквозь горечь во рту попытался пошутить Винс. — Малышка, все говорят, что ты слышишь. Только просыпаться не хочешь… — он прерывисто вздохнул. — Прости меня. Прости, что был таким идиотом и оставил тебя одну. Я думал, что я не твоё счастье. И даже не спросил тебя, чего хочешь ты. Я больше не оставлю тебя. Клянусь Марсом, не оставлю!***
Пальцы ощущали что-то мягкое, было тепло. Сквозь монотонный писк и треск пробивался приятный голос, который хотелось слушать бесконечно. Он постоянно что-то говорил, но у неё не получалось разобрать слова. Она начала злиться — так сильно хотелось узнать, что же он рассказывает. Голова начала гудеть. Она застонала сквозь зубы. Голос исчез. На его смену пришли другие, суетливые, неприятные. Верните мне его! Верните того, что так красиво звучал! — Говорите! Она пытается очнуться! Говорите с ней! Волнение охватило всё тело. Он наклонился к самому уху и начал говорить: — Милая. Чарли. Просыпайся. Это я. Винни. Я вернулся к тебе, и уже не уйду. Мы дома, на Марсе. Тут пыльно, но ты привыкнешь. Я покажу тебе свою планету, свой мир. Возможно он не такой красивый как Земля, но для меня прекрасен. Открой глаза, и я покажу тебе его. Красное солнце, огненный песок. Мы помчимся по пустыне со скоростью света, и остановимся только тогда, когда ты скажешь мне «стоп». В том месте мы построим дом. Ты войдёшь в него, как моя жена. Ты знаешь, что Карабин имеет право провести свадебный обряд? Но он мне и не нужен. Ты и так моя. Всегда была и всегда будешь моей. Вечно. Я люблю тебя, малышка, больше жизни. Вернись ко мне… Винни говорил слова любви Чарли, а у самого горло перехватывало от бушующих в нём чувств. Приборы сходили с ума. Она тянулась на этот голос, слова становились чётче. -… Вернись ко мне… — она смогла приоткрыть глаза, но яркий свет ламп заставил её пожалеть об этом. Первое, что она увидела — красные глаза, смотрящие на неё с надеждой. «Винни» Говорить не было сил. Она еле-еле смогла дёрнуть кончиком пальца, но даже это простое движение осветило лицо сорвиголовы радостью. — Услышала, — выдохнул он. Врачи проверяли показатели, записывали данные и в один голос поздравляли Винни.***
Ей понадобилось около месяца, чтобы прийти в себя. И немного больше, чтобы поверить в то, что всё происходящее не мираж. Что Винни рядом. Окружает её теплом и заботой. Старается не отходить от неё надолго, потому что Чарли накрывает паника. Но он не отворачивается и не злится на неё. Он обнимает крепко, гладит по волосам и шепчет разные глупости. Пусть со стороны это кажется слишком сопливым, слишком детским, но это ей жизненно необходимо. Они уехали. Пустыня встретила их жаром. Но не казалась опасной, а, наоборот, словно руки матери обнимали их со всех сторон. И она сказала «стоп», как Винни и рассказывал. И после строительства дома, вошла в него женой марсианина. И пусть кто-нибудь скажет, что их союз нелеп или невозможен. Винсент оторвёт этому глупцу голову. Потому что их любовь вечна.