Красная нить («Как её, блять, разорвать?»)

      Первая смерть и стёртая метка жизни на запястье — самый хуёвый опыт за всё человеческое существование.       Потому что ты умираешь. Смерть может разорвать тебя вспыхнувшей во всём теле болью, надавить на голову и смять её в гармошку, может просто накрыть огромным покрывалом и убаюкать. Есть много вариантов смерти, но итог один.       Ты просыпаешься. Либо в родной кровати с болью во всём теле и мигренью, от которой ты будешь отходить дня два, либо в прекрасном физическом состоянии… но не в кровати.       Ты умираешь. Никто точно не знает, что будет после окончательной смерти, но многие пытаются строить теории, выдвигать гипотезы. Жалко, что их некому подтвердить.       Томми, как среднестатистический человек, боится первой смерти.       Ощущение смерти ни на что не похоже. Это не просто боль от травмы или раны, нет. Это целый процесс. Мерзкий и пугающий процесс. Так рассказывали те, кто уже потерял по одной жизни.       Но Томми в ближайшее время умирать не планирует. Да, революция, да, Л’Манбург, да, война против Дрима м остальных, но он не умрёт. У него в запасе целых три жизни, три сердца на запястье, что бьются, как одно.       Он не умрёт. Иначе его гипотетический соулмейт умрёт, да?       Или у Томми его нет. Или у Томми его пока что нет.       Вся эта штука с соулмейтами (или по-длинному синдром-жизни-на-двоих-иди-нахуй-со-своими-названиями-Уилбур) мутная и непонятная. Это просто рандомная связь, которая образуется между двумя рандомными людьми в рандомный момент времени. Ни одно живое существо не знает, как она образуется. Томми подозревает, что Фил что-то да знает, потому что он слишком старый. А ещё у него крылья, которые, вроде как, даровала ему какая-то там Богиня.       Томми как-то спрашивал у него об этом. Но он ничего толкового не сказал — лишь хитровато улыбнулся и сказал, что сам понятия не имеет.       В любом случае, Л’Манбург. В фуражке и пиджаке больно жарко, поэтому они летят в свежую траву, и Томми совершенно точно не заботится о том, что его форма может испачкаться в траве.       Они победили. Они обстреляли команду Дрима, заработав себе победу. Л’Манбург смог отстоять свою независимость.       Они выиграли битву. Боги.       Туббо молча валяется на свежей зелёной траве, положив руки за голову. Фуражка лежит ровно на его лице, пиджак — под ним. Уилбур стоит поодаль, говорит о чём-то с Эретом, а Фанди подставляет волосы мягкому тёплому ветру.       Они победили. Они праздновали это всю ночь, объедаясь ягодами, картошкой и курицей, а теперь им нужно просто… лежать. Лежать, не беспокоясь ни о чём.       Наконец-то можно забыть об этом вашем Дриме. Пусть только попробует сунуться сюда, зелёный мудак.       — Как настроение? — Уилбур подходит к Томми, мягко улыбаясь. В отличие от остальных, Уилбура не заботит жара, стоящая в Л’Манбурге. Рубашка, конечно, мятая, зато тёмно-синий пиджак отлично сидит на плечах. Как будто бы Уилбур вчера не распевал гимн Л’Манбурга до охрипа, при этом затягивая Томми в пьяные объятия. Серьёзно, Уилбуру нельзя много пить, он чуть не задушил Томми.       — Заебически! — легко отвечает Томми, одаривая всех широкой улыбкой. — Мы нагнули ебучего Дрима! Какое ещё оно может быть?!       Победить Дрима — отдельное удовольствие.       Эти вооружённые до зубов сучки не смогли противостоять парням в разноцветных комплектах брони! У Таббо были алмазные сапоги, у Томми — незеритовые, у кого-то вообще железные!       Их немногочисленные соратники помогли. Молодые парни и девушки, мужчины и женщины — все, кому осточертела диктатура Дрима!       Но здесь их нет. Только они. Основатели.       Уилбур ерошит его волосы, на что Томми, посмеиваясь, материт его.       Уилбур садится рядом с ним на зелёную траву, снимает фуражку, смотрит на ярко-голубое небо. На нём нет ни одного облачка, даже самого маленького.       Чистое небо над головой. Знак мира.       — Как там Фил? — невзначай спрашивает Томми, наклоняя голову к Уилбуру. Тот едва заметно вздрагивает. — Ничего не писал?       — Писал, — мягко отвечает Уилбур, слегка приподнимая уголки губ в улыбке. — Я пока не рассказал ему о революции. Хочу обрадовать его, когда мы победим.       И Томми задорно хохочет. Уилбур не может быть неправ, он ведь Уилбур! А если он сказал, что они победят, значит, они победят.       И Дрим ничего им не сможет противопоставить. Ведь сильнее мечей и брони может быть только боевой дух.

***

      Томми боится первой смерти.       Этот страх, сжимающий глотку так, что становится невозможно дышать, позволяет ему уворачиваться от многочисленных огненных стрел, вонзающихся в то место, где секунду назад была его нога.       Томми бежит к Л’Манбургу. У него есть лишь железная броня и меч без чар, как с этим он может отбиться от чистого незерита?!       Команда Дрима возвышается над их стенами, обстреливает их фургон так, что стрелы пронзают крышу. Томми пытается отвлечь их, чтобы потянуть время, но они глухи к его болтовне.       Уилбур говорит ему не паниковать. Томми слушается. Он сделает всё, что прикажет Уилбур.       Уилбур пытается с ними договориться, честно пытается. Он говорит, что им не нужна броня, но эти гады продолжают палить из своих луков, словно из пулемёта.       Они бегают туда-сюда, словно загнанные в угол крысы, пытаются вытеснить Дрима и Сапнапа из башни из тёмного камня, возвышающейся рядом с землянкой Томми, но всё тщетно.       И Эрет — единственный, кто полностью облачён в незерит — даёт им надежду. Сияющую крупицу надежды, которая разгорается в Томми, словно лесной пожар.       Они ещё могут победить! Они ещё могут противостоять этим засранцам!       Эрет ведёт их… куда-то. В потайной ход. Узкие каменные туннели не внушают доверия, холодный воздух обдувает его с ног не головы, несмотря на лето на поверхности. Эрет что-то говорит, Туббо ему отвечает, но Томми в кои-то веки молчит.       Прислушивается.       Запястье начинает болеть. Три сердца бьются в такт его пульсу, пылают ярко-красным и жутко зудят. Томми расчёсывает его обгрызенными ногтями, но шелушение будто забилось под кожу и в сосуды.       Но Томми не страшно. Это всего лишь зуд в конце концов. Сейчас им нужно победить Дрима, только и всего.       Дрим вообще… довольно-таки странный. Томми никогда не забудет те забавные игры в дисковые войны, которые затем превратились в настоящие войны, и их отношения пошли по накатанной.       Томми ненавидел Дрима. Презирал его. Поначалу он казался нормальным парнем, но Дрим не смог скрыть свою тотальную жажду контроля.       Она просачивалась сквозь его дружелюбную маску в каждое слово, в каждый жест. Он пытался контролировать Томми, захватив его диски, а Томми ненавидит, когда его контролируют.       Поэтому он идёт нахуй. Никогда у этого мудозвона не будет контроля над Томми.       Эрет приводит их в обсидиановую коробку. Вокруг расставлены подписанные сундуки, а ещё на блоке посреди комнаты возвышается какая-то кнопка.       — Это моё секретное оружие, — лицо Эрета расплывается в милой улыбке, пока он огибает блок с кнопкой.       — Но тут… ничего нет? — говорит Уилбур, косясь на Эрета. В его глазах мелькает… что-то.       И сердце Томми забилось чаще. Что-то не так. Что-то определённо не так. Чувство тревоги ползёт под кожей, усиливает зуд на запястье, хотя, казалось бы, должно его затмить, и тогда он просто… нажимает на кнопку. Сам.       Он даже не знает, как это случилось.       В одно мгновение открываются обсидиановые двери, подняв пыль в воздух. Команда Дрима здесь. Сам Дрим, Сапнап, Панз, даже, чёрт возьми, Джордж стоят тут, облачённые в незерит.       И Дрим кидается на Томми. Тут же, моментально. Ему абсолютно насрать на стоящего рядом Туббо, на которого бросается Сапнап, вонзая меч ему в загривок, Дрим просто прёт к Томми, который пытается вжаться в стену и слиться с ней, ведь он не хочет умирать.       А кто захочет? Потеря первой жизни отвратительно. Но Дриму поебать.       Дрим вспарывает ему глотку, словно бешеной собаке, и его запястье взрывается неописуемой болью. Такой, что, даже ничего не ощущая в пустоте, в которой он оказывается секундой позже, он может чуять, как болит его рука.       Что-то тянется от него. Что-то скрепляется с чем-то. Томми не понимает, что это.       Где он вообще? Почему так холодно? Он даже не может сказать наверняка, где верх, а где низ.       Мгновение спустя он появляется в своей землянке. Что-то фиолетовое мелькает в глазах, но он опять здесь, дома.       Первая мысль, которая посещает его голову — Эрет предал их. Он завёл их в ловушку и облепил обсидианом, чтобы никто не сбежал. Их зарезали, как скот на убой. Как свиней.       Томми это дико злит, но ему слишком страшно, чтобы это осознать.       Он хватается за грудь, падает с кровати. Запястье невероятно болит, жжёт, колет, оно просто испытывает все виды боли, которые только существуют.       Томми никак не может раздышаться. Он всё пытается набрать воздух в лёгкие, вдохнуть полной грудью, но у него не получается.       Ему так плохо. Его сейчас вырвет. Онемевшие мышцы не слушаются, ноги не держат, хотя он сам стоит на коленях на земле, но это не мешает ему просто упасть набок, как подстреленная собака, и скорчится от боли, пронзающей его тело.       Глаза режет, в ушах звенит. Он пытается их заткнуть, но звон не утихает, напротив, даже усиливается. Томми хочется зарыться под землю и спрятаться там от всех звуков, но его пальцы дрожат, им чертовски холодно. А спустя мгновение их обжигает тепло живого мира. Они резко становятся слишком горячими из-за перепада температур, но это не сравнится с той головной болью, которую сейчас испытывает Томми.       Она так, так болит. Она пульсирует в затылке, Томми буквально может чувствовать каждый сосудик, пронзающий его серое вещество, или чтобы там ни было в его черепе, и это адски больно.       Но надо вставать. Битва ещё не окончена. Поплакаться он может потом. У него осталось ещё две жизни, и Томми, чёрт побери, должен их использовать.       Он может что-то предложить в обмен на независимость. Он точно что-то сможет предложить.       Что-то резко укалывает его в руку, и Томми хлопает по ней, думая, что это комар. В ответ прилетает хлопок по другой руке.       Что? Какого хрена?       Томми резко приподнимается, отчаянно пытаясь игнорировать вспышку боли в голове. Что только что его хлопнуло? Какого хрена? По ощущениям похоже на человеческую руку…       Последствия первой смерти? Вполне возможно. Томми подползает к старым, ветхим сундукам, вынимает оттуда ещё более жалко выглядящий железный меч и пытается встать. Ноги не слушаются, дрожат, будто с их помощью никогда не ходили, но Томми на чистой силе воли выпрямляется. Боль в теле проходит, но запястье до сих пор жжёт. Томми мельком кидает на него взгляд.       Какого?…       Одна метка жизни стёрлась, от неё остался лишь ровный контур сердца. Но остальные два, всегда горевшие ярко-красным цветом… позеленели.       Разве цвет меняется при потери жизни? И почему зелёный? Какого чёрта вообще происходит?       Или же…       Его соулмейт нашёлся? Томми замирает.       Вот чёрт, серьёзно? Сейчас?       И, как назло, что-то неведомое щипает его за руку. Томми тут же хлопает по этому месту, но сильнее, чем в прошлый раз. Что за?…       Ох, похоже, что его соулмейт — та ещё сучка. Ну ничего, этому соулмейту придётся потерпеть.       Томми выходит из землянки, тяжело дыша. Солнце ослепляет его на мгновение, и он зажмуривается от рези в глазах.       Потеря жизни всегда будет сопровождаться такой гиперчувствительностью? Томми кажется, что даже лёгкое дуновение ветерка причинит ему адскую боль.       Ему нужно дойти до Л’Манбурга. Предложить Дриму что-то. Что-то, от чего он не сможет отказаться. Чтобы тот не перебил всех граждан Л’Манбурга, как его основателей.       Томми готов поставить собственную вторую жизнь на кон. Лишь бы Л’Манбург был свободен от оков и нитей, которые так старается накинуть на них Дрим.       Нужно дойти до Уилбура. Кто знает, что они с ним сделают? А с Таббо что? А с Фанди?       Про Эрета он даже думать не хочет. Он-то в порядке.       Томми бежит по зелёной траве, опасливо оглядывается, как запуганный зверь. Он крадётся к трещине в стене, скрытой за какими-то деревьями и кустарниками, едва протискивается в неё.       Он видит Уилбура, Фанди. Даже Таббо подоспел.       Даже издалека Томми видит, что они все скорчились, сморщились, всё ещё отходя от последствий потери жизни. Но выглядят они при этом… относительно неплохо.       Время диктует свои законы, и у них всех не остаётся другого выбора, кроме как послать весь ужас от смерти в жопу и встать перед теми, кто подарил им её несколько минут назад.       Томми подходит ближе, сжав рукоять железного меча. Другие солдаты Л’Манбурга громко хлопают ему, свистят, и Томми, улыбаясь, машет в ответ, будто он не корчился от боли некоторое время назад. Команда Дрима и другие их солдаты, пришедшие откуда-то, нахально скалят зубы, гордо задрав подбородки. Только Панз встречает его хмурым взглядом. Льдисто-голубые радужки не выражают никаких эмоций, и Томми лишь строит угрожающую рожу в ответ.       Вид Эрета позади них всех заставляет его кровью кипеть в жилах. Томми с силой стискивает зубы, сжимает кулаки, пытается обуздать бушующую ярость и не кинутся на этого гнусного предателя, который променял их на… да на что бы то ни было!       Уилбур смотрит на него широко раскрытыми, впалыми глазами. Он подбегает к нему, осматривает с ног до головы.       — Боги, Томми! Ты в порядке? — Уилбур поправляет его парадную форму, тщательно осматривает лицо и отряхивает костюм от пыли дрожащими руками.       Уилбур дрожит. Весь дрожит. Он получил нож в спину от человека, которого считал своим другом, равным себе, и потерял первую жизнь. Его кадык то и дело дёргается в такт толстой артерии, оплетающей шею.       У Уилбура широко распахиваются глаза, когда тот взглядом утыкается в шею Томми.       Ну конечно. Шрам.       — Всё в норме, Уилл, — поникнув, отвечает Томми и сжимает рукав чужой формы, как бы заверяя, что всё в порядке. Туббо и Фанди не решаются подойти, пока Уилбур не отходит от него, поправив шляпу.       — Вы-то как? — спрашивает Томми, болезненно нахмурив брови.       Туббо сглатывает. Он нервно теребит пальцы, глаза все раскраснелись, наверное, из-за жгучей боли от гиперчувствительности. Рыжая шевелюра Фанди будто потускнела на несколько тонов. Над белым воротником виднеется бледный уголочек шрама, оставленного его убийцей.       Туббо тихо бормочет «порядок», Фанди робко кивает. Но Томми видит, как их тоже немного потрясывает.       Кто-то из этих мудаков убил Фанди. Кто-то из них (Сапнап, как подсказывают картинки, мелькающие перед глазами) убил Туббо. Кто-то из них зарезал Уилбура.       Кстати говоря…       — И где же ваш глава? — презрительно сплёвывает Томми. — Чё, решил пожитки собрать, оставшиеся от нас?       Сапнап смотрит на него ошарашено, наклонившись чуть назад. Откуда-то из толпы прилетает «тебя ебать не должно, сосунок!», и Томми готовится начать словесную тираду, но рука Уилбура останавливает его.       Уилбур просто смотрит на него, сверкая карими глазами. Молчи.       И Томми молчит. Уилбур лучше знает. Вместо этого он осматривает толпу.       Джорджа тоже не видно. Где же они?       Томми чувствует какой-то шлепок на правой лопатке и тут же выпрямляется. Он чуть косится назад, но там никого. Фанди стоит около Уилбура, придерживая его за спину, а Таббо стоит по левый бок от Томми и прижимается плечом к плечу.       Опять соулмейт? Что же он никак не успокоится? У Томми тут важный момент!       А потом кто-то вновь начинает свистеть. И аплодировать. И стучать мечами о щиты.       Дрим и Джордж идут бок о бок, их плащи развеваются на ветру. Дрим машет рукой в перчатке своей верной армии, в то время как Джордж игнорирует их всех. Он на мгновение задерживает взгляд на Томми, но тут же переводит его на остальную команду Дрима.       Томми трясётся. Правда, непонятно, от гнева или от страха.       Смешанные чувства бьются в нём. Что-то подсознательно говорит ему бежать от человека в маске как можно скорее, ведь «убил однажды — убьёт и дважды» (Техно очень любит сочинять всякие пословицы), поджилки трясутся от страха перед тем, кто лишил его прошлой жизни, но в то же время гнев накрывает его с головой, желание придушить этого грёбаного мудозвона усиливается с каждым его шагом.       И что-то маленькое, крохотное тянется в его сторону. Слегка потягивает Томми в сторону Дрима. Легко, ненавязчиво.       — Чё, прихорашивался? — тут же фыркает Томми, как только Дрим оказывается в трёх метрах от него. Уилбур обречённо вздыхает.       Туббо слегка прыскает.       — Мужик, посмотри на него, очевидно, что нет, — хихикает он, и Томми тоже начинает смеяться.       — Что-то вы больно веселы для тех, кто несколько минут назад потерял жизнь, — Дрим стрёмно наклоняет голову набок, его хриплый голос заставляет их замолчать.       Томми вновь скалится, как дикое животное.       — Не тебе нас учить, га-       — Томми, хватит.       Уилбур, несмотря на шок от предательства Эрета, берёт себя в руки и перехватывает инициативу, пока Томми не наломал дров.       Томми тоже больно, да. Ему больно от того, что его второй старший товарищ, тот, с кем Уилбур советовался больше всех… оказался гнусным предателем.       И этому человеку даже не грустно. Его аристократическое лицо не выражает ничего. Возможно, уголки губ изогнулись в лёгкой насмешке, но Томми прямо сейчас насрать.       — Ты хочешь, чтобы Л’Манбург сдался и перешёл под твой контроль, я верно понимаю? — твёрдо говорит Уилбур, чуть приподняв подбородок.       Дрим кивает.       — Этого, вообще-то, мы добиваемся последние несколько месяцев, — как бы невзначай говорит Дрим. — И у вас не остаётся другого выбора. Или капитуляция, или ваша маленькая страна взлетит на воздух.       У Томми перехватывает дыхание. Да как он смеет-       Уилбур сомневается. Уилбур явно сомневается. У них за спиной люди, которые сражались бок о бок с ними за эту страну. За свою свободу. Неужели они так просто сдадутся?       Томми не позволит. У Томми уже есть один вариант. Томми знает, как отстоять их независимость.       — Слышь, чмо зелёное! — выкрикивает Томми, и Уилбур уже хочет на него цыкнуть, но тот выдаёт: — Я вызываю тебя на дуэль!       И всё в округе замирает.       — Томми, ты чего?! — тут же вскрикивает Туббо, хватая его за руку. — Ты же- Мы же только потеряли жизнь.       — И чё? Это значит, что я ещё раз просру?! — усмехается Томми. Команда Дрима во все глаза смотрит на него, пытаясь осознать, что он выдал.       Дрим кажется ошеломленным не меньше.       — Я побеждаю — Л’Манбург независим, — легко диктует условия Томми. — Ты побеждаешь — мы зависимы от тебя. Мне кажется, хорошая-       — Нет!       Дрим отвечает слишком резко, слишком рвано. Джордж с опаской косится на него, у Сапнапа глаза бегают по поляне, да и Панз выглядит каким-то… нервным.       Томми хмурится, глядя на них. А затем усмехается.       — Зассал? — довольно смеётся Томми. — Так и знал! Великий и могучий Дрим боится проиграть мне, ха-ха! Чё, истратил всю удачу, долба-       Томми за своей гордыней не успевает заметить, как Дрим сокращает между ними расстояние в два шага. Его огромная фигура возвышается над ним, загораживая солнце, и эти грёбаные ладони в кожаных перчатках хватают его за грудки. На лице Уилбура мелькает страх, толпа солдат Л’Манбурга позади взрывается возмущенным гомоном, а Туббо уже хочет оттолкнуть Дрима, только вот натянутый лук Джорджа мешает.       — Я тебя убил, Томми, — рычит Дрим, и сердце Томми почему-то начинает биться сильнее. — И я могу сделать это ещё раз. А потом ещё раз. И жизней у тебя не останется. Что, позовёшь на другую дуэль, если проиграешь?       Нужно бежать. Томми впивается в рукава его одежды, скалит зубы, но молчит. Всё его нутро дрожит от страха.       Хищник, охотник стоит перед ним. А Томми — жертва.       — Хуй знает, может быть… — выдавливает из себя Томми, испугано бегая взглядом по чужой побеленной маске.       Он всегда гадал, как же Дрим через неё видит? Как ему не жарко во всей этой одежде летними днями? Дрим — загадка этих земель, неразгаданная тайна. Разве что Джордж и Сапнап знают его подноготную, а остальным приходится довольствоваться лишь слухами.       Кто-то говорил, что у него всё лицо покрыто ожогами, и он стыдится его. Кто-то молвил, что его лицо столь прекрасно, что все сразу ложатся наповал. А кто-то предполагал, что лица вообще нет.       Томми интересно, что скрывается под его маской. Но прямо сейчас он больше заинтересован в том, чтобы вырваться из чужой хватки.       Дрим резко отпускает Томми, и тот падает наземь, тяжело дыша. Сердце никак не хочет успокаиваться, дыхание не выравнивается, а вид этого ублюдка, возвышающегося над ним, словно гора, пугает его до чёртиков.       Почему так страшно? Такого никогда не было. Даже когда Томми оказывался на грани жизни и смерти, его не захватывал такой леденящий ужас.       — Видишь? — усмехается Дрим, приседая на корточки. — Первые убийцы никогда не забываются. Их всегда боятся.       «Пошёл ты нахуй», — хочет сказать Томми, но горло не слушается. Оно будто отекло, застыло от ужаса вместе с остальным телом, поэтому не может издать ни единого писка.       Туббо приседает рядом с ним, помогает подняться, параллельно хмуро глядя на Дрима.       А Уилбур… вся его поза и вид говорит Томми, что тот готов придушит Дрима прямо здесь и сейчас, вонзить ему нож в глотку и скинуть в незерскую лаву, а потом повторить это ещё три раза, чтобы эта мразь точно оказалась в Аду.       Уилбур смотрит так, будто всерьёз кинется на него, но Фанди резко хватает его за локоть, останавливает. И Уилбур останавливается.       А вот Дрим нет.       Дрим хватает Томми за щуплое предплечье, выдёргивает их объятий Туббо, будто пытаясь вывихнуть чужую руку, а затем просто тащит за собой.       Томми едва успевает подняться, как Дрим кладёт ему руку на правое плечо, стоя при этом слева, с силой сжимает его, пытаясь удержать на месте.       — Дрим, какого чёрта ты-, — рявкает Уилбур, делая два шага вперёд.       — Уилбур, — спокойно говорит Дрим, выуживая из рукава ножик-бабочку, который ненавязчиво касается чужого плеча. — Приходи-ка завтра в Дом Общины. Вот там и обсудим вашу… независимость. Он будет залогом.       Толпа озадаченно переглядывается.       — Чё за хуйню ты несёшь?! — не выдерживает Уилбур, продолжая идти вперёд, но Джордж и Сапнап преграждают ему путь. — Дрим, отпусти Томми. Ты победил. Зачем он тебе?       — Залог, — повторяет Дрим, будто это что-то проясняет. — Увидимся завтра в полдень. А пока… занимайтесь своими делами.       И Дрим ведёт свою команду и армию вниз по холму. Нож перемещается поближе к шее Томми, и тот даже сглотнуть не может из-за пересохшего горла. Томми не уверен, сможет ли он вырваться из лап Дрима, даже если сильно захочет, потому что ноги его не слушаются.       — Выкинешь что-то — убью, — шепчет Дрим на ухо, пока Томми просто не может собраться с мыслями.       Какого чёрта вообще происходит?