Θάνατος σκότος.

Александр Морозов боялся темноты. Маленький мальчик окутанный в темные одеяния по приказу собственной матери в надежде не выделяться проходил сквозь чащу леса. Мороз не щадил никого, особенно таких мелких сопляков вроде него. Пальцы, стертые до кровавой корочки покоились в карманах тонкой шубки в надежде согреться. А маленький мальчик шел, обходя деревья, пытаясь найти подходящий хворост, спрятанный под ковром коварного снега. Пока что все его скитания с одного место на другое, заканчивались безуспешно и юный гриш понимал, что ему стоит поторопиться прежде чем встретить на своём пути жителей окраинных деревень, или того хуже — дрюскелей. Но мальчик продолжал шагать и искать источник того чтобы согреться несмотря на страшных зверей, которых он видел через дымку сосен в тёмной ночи. Они следили за каждым его шагом, явно подкрадываясь, чтобы вкусить в его плоть и оставить лишь тень вечно волачащуеся за ним. И мальчик всё глубже прятал в карманы свои порезанные морозом руки, продолжая идти. Ради Уллы, вторил голос ему. Ради Уллы, чтобы она не замёрзла. ⋆.ೃ࿔*: ･ Маленький мальчик уже не может назвать себя маленьким, как бы сильно не хотел. Мальчику приходится защищать себя от всего мира, настолько упорно тот оспаривает его существование раз каждый раз им приходится с мадраей скрываться от безликих ужасов. «Вот так приходится выживать всем у кого есть знания малой науки», — заявляют ему редко встречающиеся гриши в Равке, делая вид, что эта ужасная жизнь, кажется им святым пристанищем в сравнении с чем-то… другим. Возможно они правы. Им всем придётся держать руки наготове, вместо того, чтобы играть с помощью них в ладушки и наслаждаться теплом подушек. Александр понимал, что это правило нужно выточить себе чернилами на сердце. Не привязывайся. Не интересуйся. Не заявляйся. Он следовал этим правилам, в случае чего повторял их себе под нос, нашептывая словно молитву, пока Багра ткала из него уверенность и полную возможность контролировать свою силу. — Давай отпор! — Голос матери резал по ушам, отхлескивая, заставляя послушаться приказу. Готовясь, чтобы занести руку для другой змейки тени вырывающиеся из кистей мальчик на секунду отвел взгляд к срубленному дереву, на котором сидела маленькая девочка, вся испачканная в смородине, которую он ранее ей собрал, несмотря на негодующие угрозы матери. На секунду он побоялся промахнуться и случайно попасть своими тенями в неспособную ещё говорить девочку, но даже этой секунды хватило для гнева Багры. Один миг, и он ничего не видел, утопая в темноте. Страх сковывал всего его своими цепями, усмехаясь. — Ты либо трус либо отчаянный отказник раз не можешь ударить в ответ! — Выносила словно смертный приговор мадрая. Кто защитит тебя, когда не будет и лучика света, мальчишка? Александр чувствовал как тени сгущается, как и паника накатывающиеся словно сугроб. — Мадрая… Пожалуйста… «Ты трус.» Ноги подкосились и привели к падению на колени. Юный заклинатель ужасно боялся. То как тени казались не замудрёнными узорами на голубом небе, а врагами. Он видел черствые души врагов и фьерданцев, подкрадывающихся из теней. На секунду ему показалось, что это не плод его воображения, а дело рук собственной матери. — Сколько ещё лет ты будешь бояться самого себя? — Как и тогда, за секунду все тени исчезли, давая возможность увидеть склоняющаяся к нему фигуру Багры. Она как и всегда выражала сдержанность и хладнокровие, но на это раз в его глазах стоял стыд, за то, как сильно он дрожал. И как мальчик сказал, он не был ребёнком. Он понимал, что это стыд был вовсе не из-за сожаления, а из-за позорных слёз уязвимого. Александр боялся темноты и корил себя, за это. ⋆.ೃ࿔*: ･ Они впервые смогут остаться где-то с мадраей больше чем на месяц. У них будет дом. Волнение накрывало юношу принося за собой намёк на улыбку. Казалось, что раньше, об этом нельзя было и мечтать, ведь все мечты, которые когда либо появлялись в его голове становились крахом, но вот. У них есть возможность сделать шаг вперёд, ухватиться за нить и следовать ней, но голосок в его голове всё также напоминал ему. Не привязывайся. Не интересуйся. Не заявляйся. «Эрик», — напоминал себе мальчик прежде чем, как проводил взглядом мать. Мать оставила его в палатке, укрытой старой шкурой для маскировки, с рационом на два дня: овсяным брикетом и рассолом, в котором можно будет его замачивать. С собой забрала только фонарик. Мальчик не осмелился попросить его оставить — в конце концов, он уже слишком взрослый, чтобы бояться темноты. Поэтому он не спал две ночи и считал минуты до рассвета, свернувшись под меховым одеялом и слушая завывания волков. «Эрик», и не подумал тогда, что эта будет последняя ночь, как он боялся темноты… почти. ⋆.ೃ࿔*: ･ Не привязывайся. Не интересуйся. Не заявляйся. Эрик даже не знал, кто его держит. В его грудь вжалось колено. Кто-то вновь окунул его голову под воду. Та заполнила его нос и легкие. «Я умру. Они разберут меня на косточки».       В жуткой, приглушенной подводной тишине он услышал голос матери — злобный, как удар хлыста. Она всегда требовала от него большего и теперь твердила, чтобы он боролся. Она произнесла его настоящее имя, которое использовала только во время тренировок — имя, выгравированное на его сердце. Сердце, которое еще не перестало биться. Сердце, которое по-прежнему жило.       Собрав остатки воли в кулак, Эрик высвободил руку и ударил вслепую — со всей силы, со всем ужасом и гневом, со всей надеждой, которая родилась и умерла в этот день. «Пусть я хотя бы оставлю зарубку на этом мире, прежде чем покину его». …       Снаружи доносились грустные голоса, сливающиеся в траурную песню, пока горел погребальный костер и гриши молились за Аннику, Льва и отказников в дымящихся руинах долины внизу. Должно быть, мать их тоже услышала. — Он прав. Для нас нет безопасного места. Нет пристанища. И тогда он понял. Гриши жили как тени, откидываемые на поверхность мира, при этом ничего не касаясь. Им не оставалось выбора, кроме как менять свои очертания и забиваться по углам, гонимые страхом, как тени — солнцем. У них не было ни безопасного места, ни пристанища. «Но оно будет, — пообещал он себе во тьме, выводя новые слова на своем сердце. — Я сам его создам». ⋆.ೃ࿔*: ･ Генерал Кириган, Дарклинг, Черный Еретик и повелитель теней не боялся темноты. Он по прежнему не спал, а если сон мог одолеть его, то потом не навещал его еще долго. Он презирал все цвета кроме чёрного и смог создать самое безопасное место для гришей помогая выйти им из тени и показать всем их мощь. Он безжалостен и не разу за эти пятьсот лет не позволил себе пролить слезы. Он похоронил сотни солдат. Сменил столько же имён, но единственное. что навеки оставалось с ним это заветные слова к которым в скором времени добавилось, кое что новое. Не привязывайся. Не интересуйся. Не заявляйся. Не доверяй. Последнее, он нарушил не однократно. Он всё также ошибался. Как и всегда. ⋆.ೃ࿔*: ･ — Всё хорошо? — в голосе совершенно нет тех прежних ноток хладнокровия и безразличия, как когда-то давным давно казалось Алине. — Ты кричала. Девушка, которая выглядела словно загнанное животное, пыталась отдышаться. — Кошмар? Алина подняла свои карие глаза и столкнулась с его серебряными, такими родными в этот момент. Она не сможет позволить себе забыть о всех содеянных им кошмарах и о каньоне, но иногда единственное, что застилает ей глаза это, страх потерять и его. И именно сейчас, она позволила себе эту маленькую слабость. Она поддалась вперёд и резко обняла его, словно тонула в забвении. Словно он единственный проблеск утешения во всем этом грёбанном мире злости, боли, утрат и её кошмаров. Дарклинг неподвижно замер, впервые не зная, что нужно сделать по отношению к заклинательницы и святой. Шок застыл в его глазах, но врезавшийся запах солнца и карамели привёл его в чувство. Она обняла его. Обняла, потому что захотела. Ему показалось, что она прошептала спасибо, но единственное на чем он мог сконцентрировать свое внимание, так это на восходящем солнцем в окне их покоев. Оно напоминало ему её. Алина отстранилась и вся его душа (если она ещё была) кричала, чтобы она вернулась к нему. Девушка сидела перед ним, полностью изменившиеся с их первой встречи в шатре. И речь совершенно не о волосах и её контроле света, а о самом самочувствие и знаниям Алины. Она была единственным человеком. который возможно и не принимал его решения, но мог понять, что скрывается за маской вечности. Его заклинательница всё-таки пришла к нему. Спустя стольких лет. — Что? — Спросила она пытаясь скрыть румянец и что-то ещё проскользнувшее на ее лице. — Ты очень подозрительно смотришь в это окно, — в её голосе ещё были слышны нотки истощенности и усталости. Дарклинг усмехнулся. «Сейчас я смотрю на тебя.» — Если хочешь можешь сама посмотреть, — его глаза сузились и на лице появилась та самая коварная улыбка, но на это раз она бросала вызов и только. В этой ухмылке не было многолетней жестокости. Старкова устало вздохнула, повернула свой взгляд через плечо, чтобы всё-таки узнать. что за тайны таятся в этом окне. Это было очень даже забавно. Она в своей ночной сорочке и почти засохшими дорожками слёз, даже сейчас, готова с ним спорить. Просто уморительно. — Ворон? Тихий голос вывел его из своих рассуждений. Дарклинг немного повернул свой корпус вправо, чтобы рассмотреть, про какого животного сейчас идёт речь. За окном на одной из веток сосен восседала птица обращая свои умные глаза на Алину, та же в свою очередь, повернула свою голову обратно, снова встречаясь с ним взглядом. — Разъясните мне, прошу, Александр Морозов, почему вы испытывайте, такое влечение к данным существам? — Нотки сарказма так и сочились сквозь её тон и он поймал себя на мысли, что ему нравится, когда она не сдаётся и пытается доказать ему что-то, повинуясь своему упрямству На секунду воцарилась тишина. — Он… Чёрный. Алина фыркнула, словно и не ожидая другого ответа. — Чёрный и как будто соткан из ночи, — парировала Старкова. — А в чём проблема ночи? — От чего-то Дарклинг инстинктивно вздернул свой подбородок, уже зарание эти действием показывая что-то вроде «Удиви меня». Алина снова стала рассматривать свои руки, боясь признать свою заветную тайну. — За ночью следует темнота, а я боюсь темноты. Хватило одного взгляда на Дарклинга, чтобы понять, что он с ней абсолютно согласен. Но, чтобы не следовало за этим днём он понимал. Он нашел проблеск света в темноте, который готов поддаться его зову. ⋆.ೃ࿔*: ･ Не привязывайся. Не интересуйся. Не заявляйся. Не доверяй. ⋆.ೃ࿔*: ･ — Александр, ты шутишь? — Уже Морозова, в шоке уставившись на лицо заклинателя теней. Её белоснежные волосы были подобны луне, которая сейчас освещала её и взрослого мальчика положившего свою голову ей на колени, доверяя больше чем кому либо на всём белом свете. На мгновение ее рука остановилась и перестала гладить его по волосам, услышав в ответ тихое молчание мужа. — Не могу поверить. Ты ведь управляешь темнотой… — Её голос был нежен, когда она еще ближе наклонила свою голову к Александру, в надежде рассмотреть эмоцию в его кварцевых глазах и понять, о чём он думает. Их связь давала ей понять, что не о чём хорошем. — Почему ты никогда не рассказывал мне об этом раньше? — А какой в этом смысл если сейчас я её не страшусь? У меня есть своё собственное солнце, которое освещает мне дорогу. — Его уголок губ приподнялся на последнем заявлении, заставляя его заклинательницу сделать тоже самое. Это был ещё один вечер в темноте, где они смогли вместе рассмотреть звезды на огромное поле. ⋆.ೃ࿔*: ･ — Александр! — Алина невольно выкрикнула имя мальчика с ужасом. Время остановилось, пока она двинулась вперед, в дикой попытке оттолкнуть его от опасности. В ушах звенел четкий звук двух выстрелов в быстрой, уверенной последовательности. Все стихло. Заклинательница солнца посмотрел вниз. Она увидел кровь, растекающуюся по её одежде. Они выбежали при первом известном звуке не задумываясь, о кафтанах отчаянно веря, что смогут выйти с миром в руках. — Алина, нет! Крик был более ужасным и разрушительным, чем все, что девочка когда-либо слышал, но почему? Был ли это Александр? Ясное опустошение было так непохоже на него. У Алины закружилась голова, она прижала руки к растекающимся по груди и животу лужицам красного цвета, словно забытые разливы краски, которые прежде были заполнены до краев. Её ноги подкосились, и вдруг девочка посмотрел на тускло-серое небо. Когда она стала такой слабой? Мысли были полнейшим олицетворением хаоса и беспорядка, но каким-то образом в них была мирная тишина, которую девушка приняла, нежный шепот утешения, который убаюкивал заклинательницу и целовал в кожу. И тут красивое лицо Александра заслонило ей вид унылых облаков, его губы разошлись в безмолвном крике. Тусклая боль начала всплывать на краях моего сознания, но девочка отогнала это ощущение, улыбаясь, когда смотрела на него, прослеживая идеальные линии его лица с закрытыми глазами. Кровь окрасила всю руку, когда она потянулась и провела пальцами по его щеке. Она была влажной от пролитых слёз. — Я люблю тебя, Александр Морозов. Когда стало так трудно говорить? Слова были натянутыми и казались неестественно тяжелыми для собственного языка. В уголках зрения просачивалась тьма, холодная и абсолютная, но она чем-то отличалась от темноты мальчика, которая теперь стала девочке так знакома. Приглушенная боль возвращалась сильнее, чем прежде. Когда существование стало таким болезненным? Девочка почувствовала, как рука мальчика схватила её, в ушах звенело от его почти неразборчивых криков. Она заставила себя на мгновение сосредоточиться, вернуться к боли и реальности. Тусклая вспышка узнавания отозвалась в её груди при этих словах, прежде чем быстро исчезнуть. Мир превращался в мягкие грани, чувства расплывались, а дыхание хрипело в легких. Девушка была такой уставший. Зачем она сопротивлялся? Её глаза закрылись, она с радостью позволила себе поддаться непреодолимому истощению. Тьма ворвалась в её разум, наполняя её холодной водой и далекой мерцающей звездной пылью, и обещанием спокойствия. Сердце Алины Старковой остановилось, пока её любовь держала её на своих руках выкрикивая её имя всё снова и снова. И точно также, как и шестьсот лет назад, Александр Морозов снова боялся темноты. *** грех не в темноте, а в нежелании света. - марина ивановна цветаева.