спасение.

Пошлость семейных застолий, со смачным хохотом, скрывающий обиду безвинно попранных людей, которым не на что надеяться; пошлость нищего быта, такого же мертвяще-скучного, как неоновый свет в заводских цехах, куда мужчины бредут, точно тени в ад; пошлость работодательниц, чью низость не прикроют никакие деньги и которые обращаются с ней хуже, чем с шелудивой собакой. От всей этой тесноты и ужасности общества, будто бы, некуда деться. Вечно притыкаясь то к одному ненавистному делу, то к другому. От всего ужаса хочется выть и бежать так далеко, дабы даже в помине не разговаривали о тебе. Человек, человечное - понятия исчерпанные, ушедшие и утерянные в ликах времени, страницах сотни книг. Они убивают, насилуют и разрывают всё живое. Человек на пути к своей цели и задумке не щадит никого: ни чужих, ни близких. Рвёт и убивает. Они готовы страдать и подставить под страдания самых близких, если того требует их, казалось бы, важная цель. И если не получается, но люди, помня плохое, отворачиваются, они корят тех, кого предали и кем пожертвовали, ведь они мало сделали и не поддержали, бросили, забывая о своих же многочисленных ошибках. – все это, утяжеляло всю душеньку юноши, который желал вознести свой род ближе к верхнему миру, который привык считать, что искушенные, - это жалкое подобие человека, которое не заслуживает жить, их истребляли и массово ненавидели. Оставляя по итогу, на сегодняшний день, всего лишь несколько сущностей, что теперь, бесцельно гуляют по аду, не желая иметь дела с верхним миром, боясь, что геноцид проявиться снова. Но несмотря на это, его родители все еще оставили частичку веры в людей и поселили такую же веру, глубоко в сына, что терял ее с каждым Божьим днем, видя даже отношения крестьян к ним. Единственное, что все еще спасало Дэррила, это взаимодействие с родственниками. И ведь надо видеть его маму, преподносящую ему торжественно, будто бы королю, свежа испеченные кексы, чтобы оценить ее великодушие. Да-да, как будто бы королю! Стоит появиться маме, - и их особняк, что отец вознес и спроектировал своеручно (конечно же, не без дополнительной помощи) становится дворцом, а их простецкий ужин – королевской трапезой. Подобно сказочнику, который превращает серую жизнь в сияющую феерию, мама умеет наполнить обыденность сердечным теплом и весельем. Так вот, мама, во всем, от чудеснейшей шляпки на голове, до черных эластичных чулок, - самая настоящая, чистейшая аристократка, которая ни на что не негодует, потому что для нее, отмеченной печатью душевного благородства, предрассудки и титулы ровно ничего не значат. «- сынок Ахмедовых поздоровался со мной, мм, - вдруг начинает мать, прерывая молчание и глухо мычит, пытаясь вспомнить, где именно. В конце концов, недавно она была загружена постоянными поездками с отцом, поэтому вся голова была забита другими, более важными проблемами, чем помнить, как юноша Скеппи торопясь кидал ей сухое «доброе утро». в конце концов, она слегка пожимает плечами, устало вздыхая и будто наобум произносит – на главной площади вроде бы. Бэд добро фыркает, слегка грациозно закидывая ногу на ногу и пожимает плечами. - этот маффин опять начитался Маркса. - Маркса? – переспрашивает женщина, и «кс» звучит у нее почти как «ш», мягкое и ласковое, как ясное небо. - это отец коммунизма. – с теплой улыбкой, поясняет парень, вставая со своего места и подходя к матушке, кладя голову ей куда-то в плечо. Все же, не смотря на свои пятнадцать с чем-то лет, он все еще был намного ниже своих сверстников и мамы, естественно, тоже. - политика. – устало вздыхает она, вытирая руки об фартук и аккуратно гладит сына по волосам. А позже, слегка лукаво улыбнувшись, она добавляет. – странно, обычно он совершенно другие книжки читает. Юноша, слегка преподнося ладонь тыльной стороной к своим губам, тихонько смеется.» Он страшно любил такие посиделки с матерью и каждый раз сердце сжималось, когда слышал, как столь родной человек вновь страшный кашель из соседней комнаты и уговоры отца, что все обойдется. Он со страхом думал о том, что в один день этого человека не станет и этот случай, пожалуй, станет концом, саваном забвении для той, кого никто не знает. В парадной послышались шаги и характерный звук – кто-то нажал кнопку лифта, полюбившегося подъемника. Шаги знакомые, - это отец наконец пришел с очередного собрания. И, судя по звукам, он прямиком направляется в комнату Дэррила, из-за чего тот, нехотя закрывает старый фотоальбом с покойной матерью, убирая его куда-то в закромки своего огромного шкафа, в бесчисленное количество книг. Каждый раз, когда ему случится заглянуть к Бэду в комнату, он щурится, как будто парень живет в темной пещере, хотя собственные глаза говорят об обратном. Как нарочно, шаги приблизились, и мужчина стучит в дверь. Юноша встает и идет открывать, не забывая шаркать ногами. Он старательно приоткрывает дверь как можно медленнее и опасливо высовывает нос. - ты помнишь, что сегодня у нас, - он важно выделает слово «нас», прямо говоря о том, что подростку присутствовать обязательно, после чего же выгибает бровь, наблюдая помятый вид сына – встреча с Ахмедовыми? Глаза юноши расширились от осознания и сердце на секунду пропустило удар. Отец, разумеется, не проникся особой симпатией долгих задержек ответа, поэтому нетерпеливо покашливает. - вот что, Дэррил, - заговорил отец, очень серьезным тоном. И произнес длинную тираду, тратив на нее все свои ораторские способности,- больше таких излияний парню не приходилось слышать за всю жизнь. – там будет парень, с которым ты сможешь завести теплые взаимоотношения. Тем самым помогая и мне, и себе. Но учти, никто не захочет разговаривать с дурехой, - мягко произносит он – с куриными мозгами в хорошенькой головке. Поэтому кончай строить из себя бесстыдника и начинай себя вести подобающе. - да-да, я помню. Просто… дай мне немного времени. – с кривой улыбкой произносит он, захлопывая дверь прямо перед лицом отца. Он позже извинится за этот пагубный жест, но сейчас у него в голове витает лишь одно: «Божечки, я совершенно забыл об этой встрече!»

***

Когда у тебя нет потребности в пище и вдруг на тебя нападает голод, то это и мучение, и просветление. Дэррил, аккуратно приподнимая бокал с чем-то отдаленно напоминающее на детское вино, поднимает взгляд на отца, пока тот спокойно беседует с мужчиной напротив, скорее всего обсуждает какие-то планы, связанные с его работой. Он невольно поджимает губы, все же, зачем надо было приглашать его на это светское собрание, когда его даже никто ни о чем не спрашивают? Мужчина напротив, обычный кристаллианец, который заметно нервничал и ерничал на стуле. Парень приподнимает бровь, явно не понимая такого поведения от мужчины, вроде бы, обе стороны получают свои плюсы, но, видимо, они не такие… Связку мыслей прерывает резкий поток прохладного воздуха и стук двери. В зал врывается юноша, примерно такого же возраста, как и сам паренек. Но, тот был явно одет не по классическому стилю, какого придерживались все присутствующие. Он был одет в голубоватый свитер и как смоль, черные брюки. Он, пробурчав что-то на подобии «прошу прощения», прикрывает дверь и проходит за стол, на что Бэд слегка морщиться. Он помнил, что Зак не изучал манеры, но, чтобы так врываться? «грубый маффин» - проносится у него в голове, пока парень вновь преподносит бокал к своим уже влажным губам. Юноша ведет оставшийся вечер себя отстраненно и отвечая однотипными, короткими фразами. Но, не трудно заметить, как Скеппи, вновь слегка прикусывает губы, украдкой кидает взгляд на Бэда, что, закинув ногу на ногу, сложил руки у груди, внимательно слушая очередную речь отца. Заприметив на себе голодный взгляд «так себе друга», он подавляет улыбку, поправляя на себе рубашку и нарочито расстегивая самую верхнюю пуговицу рубашки. Возможно, теперь от душной реальности, Дэррил нашел спасение. Теперь уж точно, ибо, вновь слышится привычная и теплая фраза: «следи за языком, пап»