Ящерица

Где-то в Сказке, примерно за 2 года до Проклятья Злой королевы Реджины.

Мулан отчего-то проснулась. Приподнявшись, она огляделась. До рассвета было еще далеко. Тишину нарушал лишь шорох листвы да негромкий плеск воды в реке. Казалось, ничто не должно бы нарушить её покой – её и её дракона. Впрочем, последнего рядом не было. – Мушу? – негромко позвала она. Они уже несколько лет путешествовали по Чжунго, частенько забредая на земли Зачарованного леса, и ни разу ещё ночевка под открытым небом не закончилась плохо. Ну, хотя бы потому, что слава смелой воительницы и её нелепого, но очень вспыльчивого и боевитого дракончика летела впереди них. Поэтому Мулан почти не переживала: ну мало ли, почему Мушу мучила бессонница? Только плеск воды показался ей вдруг слишком уж резким. «Он что, решил ночью искупаться?.. Странное существо всё же... И не знаешь, о чём думали предки, отправляя его ко мне...» Она всё же поднялась и взяла меч: мало ли глупцов найдётся на этом свете! Вот, может, кто-то и решил, например, украсть ее дракончика. Ну ничего, сейчас этот кто-то из вора превратится в свидетеля их геройств... Мулан постаралась бесшумно развести листья осоки. В воде кто-то явно плескался: только что нырнул, оставив за собой широкие круги. Мулан удивленно хмыкнула: неужто это её дракончик решил поплавать в ночи?.. Да вроде мелковат для такого заплыва... Пока она думала, из воды показалась голова. Не драконья. Сначала Мулан решила, что в воде плавает старый воин: вон какая седая шевелюра! Потом сообразила, что здесь, в Зачарованном лесу, почти белые волосы бывают и у молодых парней. У крепких, высоких, миловидных парней... Вот он ныряет, вот мощно рассекает водную гладь... Вот вышел на берег в чём мать родила... Да, определенно молод, красив, крепок... Мулан потрясла головой. Стоп, а куда он дел Мушу?! Украл? Украл и решил искупаться? Нет, бред. Убил? А почему тогда не тронул ее? Парень с видимым удовольствием раскинулся на мелкой гальке. Мулан быстро окинула взглядом берег: какой-то комок ткани (скорее всего одежда) и... ничего. Ни меча, ни лука, ни хотя бы кинжала. Ещё больше насторожившись от всех этих странностей, она подкралась поближе, и холодный клинок прижался к горлу незнакомца. – А! – он произнёс это коротко и даже не дёрнулся под лезвием. Только перевёл взгляд на Мулан. – А, это ты! Фух, а я-то уже подумал! Ну и напугала же ты меня! – Кто ты такой и куда ты дел Мушу? Отвечай! – она чуть сдвинула короткий меч, раня кожу на его шее. – Что? Кто? А! Фу ты! Я и забыл! Ну-ка, убери свою зубочистку, я тебе всё расскажу. Даже покажу! – Я тебе сама сейчас всё покажу, если ты не скажешь, что сделал с моим драконом! А заодно – кто тебя прислал и зачем! – Эй! Я серьёзно! Я не могу пошевелиться, а, значит, не смогу и показать тебе свои чудеса! И, поверь мне, тебе эти чудеса понравятся! Мулан, которую назойливо отвлекало пытающееся вывернуться стройное обнажённое тело, при этих словах только больше обозлилась. – Я считаю до трёх! Или ты говоришь, или я начинаю отрезать от тебя по кусочку! Раз! – Я! Я! Я и есть Мушу! – Что?! – Чёрт, я знаю, знаю, если показывать, это будет убедительней, но ты же не даёшь мне развернуться! Пожа-а-алуйста, убери меч! А то рискуешь отрезать голову своему дракону! И он улыбнулся. Натянуто, широко, во все тридцать два зуба. Такой же точно неловкой улыбкой, какой сверкал Мушу, в очередной раз накосячив. И Мулан чуть приподняла лезвие. И охнула, сев на землю: незнакомец в один миг обернулся крошечным драконом-ящеркой. – Здрасте! – теперь уже Мушу ослеплял улыбкой. – Му... шу?.. – Мушу, Мушу! И он снова обернулся парнем, явно наслаждаясь её обалдевшим взглядом, беззастенчиво рассматривающим его человеческое тело. – Ни... чего себе! – Да, – он развёл руками, как будто говоря: «Да, я такой!» Мулан немного пришла в себя, подцепила мечом тряпьё, которое она сразу верно приняла за его одежду, и протянула ему. – Одевайся. И рассказывай, откуда ты такой взялся, давно ли это с тобой и всё прочее. – Мне... так и остаться человеком? – Д-д-да, – она немного смутилась. – В конце концов, я должна привыкнуть. А то ты обернёшься, а я тебя и не узнаю. Мало ли.