О чужих обещаниях

Быстрыми движениями перекатывая мятный леденец во рту, обычно спокойная Саша говорит взволнованно: понимаешь, Ань, здесь я ничего не добьюсь, они из меня инвалида сделают. Да из тебя почти сделали, видишь по своим операциям? Да, я обещала никогда больше тебя не оставлять одну. Ну что ты, Ань, как маленькая, людям свойственно расходиться и сходиться. Да, мы ещё не раз встретимся и пообщаемся. Обещаю. Анечка считала, что у них любовь, оказалось – общение. Невинное такое общение, перемежающееся страстным сексом по выходным и совместными прокатами по понедельниками. А ещё – взглядами-перестрелками, внезапными букетами и смс-ками «Приходи, у меня никого нет». И Анечка летела, окрыленная своим внутренним счастьем, выкроив время, придумав сотни отмазок перед родителями и друзьями, лишь бы упасть в родные объятия, пахнущие ментолом. А потом снова скучать, проверять уведомления на телефоне сотни раз под скептические взгляды окружающих, нервно обкусывать кончики ногтей. Саша любила говорить: не переживай, мы обязательно будем вместе – просто сейчас не время, Анют, понимаешь, репутация, карьера... Она верила и ждала, в то время как Трусова улучшала свою репутацию фотографиями в инстаграме с Марком, улыбалась в интервью на двусмысленные вопросы, отказываясь отвечать; ходила на мероприятия, где ее обязательно приглашали с этим перспективным парнем, надеждой мужского фигурного катания. Аня ждала. В конце концов, они же будут вместе – обещано же было. Когда-то все было другим: воспоминания, разговоры, случайные прикосновения, долгие ночные разговоры. Это было так давно, что Аня уже не уверена, было ли вообще. Особенно когда не было никого, кроме них двоих, на соревнованиях и вне их. – Щербакова! Ты влюбилась? - нетерпеливо спросила Косторная как-то, когда Аня в очередной раз переслушивала какую-то грустную песню. – Не неси чушь, - лениво ответила та, но палец на экране телефона дрогнул. – Отрицаешь очевидное? – Ни капли. Просто настроение такое. – Сделаю вид, что поверю. – Будь так добра, - отрезала Аня и перекатилась на другой край кровати, спиной к Алене. А посреди ночи снова – «Аня, выходи, я между этажами», и жаркие поцелуи, и горячий шепот на ухо, язык по шее, колено между бедрами. Сдавленный глухой стон, легкое прикусывание за нежную кожу, какие-то отрывки слов, и огромное желание больше никогда не отпускать Трусову с этой планеты. С этой чертовой планеты, где они когда-то встретились. *** – Ань, ты придёшь сегодня посмотреть на мой прокат? - спрашивает Саша, прикусывая нижнюю губу. Волнуется. Щербакова вздыхает, украдкой смотрит на часы и понимает: успеет, если сильно захочет. Можно подвинуть прием у врача, а дальше заскочить в спорткомплекс и посмотреть на выступление. Новый сезон все-таки, нужно оценить и обсудить компоненты Саши с ней же самой. Дать советы, хоть та их и не любит. Только, если захочет. Хочет ли она? Саша ведь не всегда приходила. Сложилось чувство, что Аня давно и безуспешно играет в одни ворота, причем со счетом 0:10. Не в свою пользу, конечно же. Пока Щербакова рассматривала лицо Саши, на котором отчётливо читалось «ответишь ты уже или нет», копящееся осознание в голове наконец-то вспыхнуло яркой молнией. Разорвалось на мириады искр, от них стало больно и противно. – Не приду, - сказала Анечка, как отрезала, а по ощущениям и вправду отрезало. От сердца кусок. – Как?! Ты же всегда приходила, когда я... – Вот именно. Когда ты. А когда я, ты и не замечала порой. – Я не всегда успевала! - пытается оправдаться Саша, помрачнев и сдвинув брови к переносице. Она недовольна тем, что что-то поменялось в привычном Анином поведении. – А каково мне было успевать, ты не думала? – Каково? Аня коротко вздохнула и посмотрела на раздевалку, в которой уже слышались веселые голоса, где-то девочки спорили о платьях, комментариях тренерского штаба, распределении на Гран-при и о многом другом, что она так упустила в этом сезоне. Напротив нее – серо-зеленые глаза, из-за которых она пропустила, кажется, всю сознательную часть своей жизни, с тех пор, как на юниорских тренировках неосознанно влюбилась в эту яркую Русскую ракету. Затем как будто отрывками-всполохами: Саша умоляет Щербакову ещё немного подождать, что она приедет домой к Ане, они поговорят, а затем коротко процедила, что та стерва, и всегда ей была. И вообще ее медаль не заслуженна, для галочки. А за ними внимательно смотрят их бывшие конкурентки. Как же всё надоело. Прислонившись к холодной стене, Анечка села на пол, обняла себя руками и уставилась вдаль. Больше смотреть было решительно некуда. – Вставай, простудишься же, - сказал кто-то над ухом, пытаясь поднять Щербакову за плечи. – Уже не смертельно, - пробубнила она и поднявшись, как в тумане, побрела на выход. *** А ноги помнили, даже после травмы, хоть было и боязно, но нужно было восстановить хотя бы двойные прыжки, а там дальше посмотрим, как говорила Этери Георгиевна. Она аккуратно пыталась вспомнить, раскатываясь, поднимаясь на нужную высоту, приземляясь как нужно. Такое чувство, будто золотых медалей и не было никогда, а она двоечник в мире фигурного катания, которому только и остается, что мечтать о квадах. Чертово колено. Аня нагибается, поправлять тонкий фиксатор на коленной чашечке, пытается снова вспрыгнуть – неудачно, надо пробовать снова и снова. Как в жизни. Главное, не подавать виду, что тебе очень больно, как там пела Маша Чайковская? И пока, эта муха будет гладить свои лапки, Я буду говорить, что у меня все в порядке. В среднем человек в день может врать до двухсот тысяч раз. Вот и я солгу сейчас. Анечка бы очень хотела поставить программу под эту песню, если ее поставят на ноги. Каламбур, да и только. – Неплохо, Щербакова, - раздался голос из темноты за бортом, и она чуть не упала в повороте на пустом льду. Что ещё за шутки? Она здесь точно должна быть одна, Дудаков обещал, когда она у него выпрашивала полчасика «просто покататься». Тренерский штаб ей верил, понимая, что она не Саша, она не будет выполнять четверные прыжки, не имея на это сил. Щербакова притормаживает, разворачивается и вглядывается в звенящую тишину и темноту за бортом. Видит тускло фигуру, которая стоит не у бортика, а чуть поодаль. – Скоро так на тройные перейдешь. Только в одном месте у тебя помарочка есть, показать? – Валиева, ты, что ли? - неуверенно протягивает Анечка. Они не общались год или даже больше. Зачем Камила тогда здесь?.. – Ну а ты думала, - Валиева открывает калитку и выходит на лед, как всегда, очаровательная даже в тренировочной одежде. – Этери Георгиевна не могла тебя бросить одну на льду, вот я и наблюдаю, пока ты не видишь. – Значит, ты вуайерист? - прищурившись, спрашивает Щербакова, пока Ками прокатывается, разминая свои мышцы. – Фигурного катания. – Тогда наблюдай за Трусовой. Вы же вместе сидите на трибунах теперь, - процедила Аня, набирая скорость вслед за Валиевой. Очень хотелось показать Ками, что она совсем ещё не пропала в катании, она ещё что-то может... – Ревнуешь? - в темноте видно, как Ками растягивает свои губы в улыбке. – Что ты. Это всего лишь факт. Валиева оттормаживается около Щербаковой, та невольно останавливается, и карие глаза обеих сливаются в одном продолжительном взгляде. Что-то знакомое ворочается в душе у Ани, приподнимает свою голову, что-то очень живое и теплое. Между прочим, у них даже что-то могло сложиться, вместе они красиво выглядели на совместных селфи. Но увы, сердце Анечки было занято, как ей казалось, на всю жизнь. На всю жизнь оказалось с истекшим сроком хранения, впрочем, как и всегда в этом мире. – Останешься? Я тебя подстрахую на тройных. Обещала Этери Георгиевне, - серьезно говорит Ками, протягивая Ане свою руку. – Выполняешь обещания, данные тренеру? - улыбается Щербакова, и кажется, что впервые за несколько месяцев. – А для чего они ещё созданы, Ань? - добродушно отвечает Валиева, и тянет её за собой. Действительно. Для чего же ещё.