Излом

Проснувшись утром, Тадасе понял, что Кисэки пропал. Не то, чтобы это произошло совсем неожиданно, но от чего-то внутри сломалось нечто важное. Важное настолько, что без этого не хотелось жить дальше. То самое нечто, вместе с которым с концами потерялась мечта, а заодно и всякий смысл, последние крупицы самооценки, вера в хоть сколько то лучшее, чем виделось будущее и… вместе со всем этим сам Тадасе. В это утро некогда принц, ныне некоронованный король убедился в том, что больше не хочет существовать. Если спросить Тадасе о том, почему всё обернулось таким образом, он прикроет глаза, а затем зыбко улыбнётся, пожав плечами. Он знает ответ, но так же знает, что на него любому спрашивающему плевать. В целом, ему теперь тоже. Ведь какая разница, правда? Как могут быть его мысли в принципе чем-то важным? За окном был холодный март и машины ревели где-то совсем близко, но невозможно далеко в то же время. Кухню освещала тёплая лампочка, но даже на маленькое помещение её не хватало. Мимо пробежали, пытаясь укусить друг друга, два кота, а в соседней комнате кто-то — наверняка родители, у которых Тадасе гостил — смотрел непонятного содержания шоу, зазвонил телефон… Но слышно было всю эту бытовою суету плохо из-за шумящего ветра в открытом окне с порванной сеткой. Он сидел и слушал, абстрагируясь и не замечая, как проходят часы, улицу. А ещё обрывками слов улавливал говорившего из динамиков телефона ведущего радиостанции. Приложив к уху кружку с ещё недопитым чаем, Тадасе за перебившем всё шумом волн крови в ухе легко представил себя в поезде, несущемся по-над осенним тёмным морем, где-то рядом ощущая тепло любимого человека. Объятия… Что-то несбыточное и невероятное смешное в своей слащавой глупости. То самое ощущение, когда вокруг холодно и страшно, но тебе донельзя спокойно и тепло. Только чай постепенно кончился. Фантазия тоже. В окне прозвучали весело кричащие дети, бегущие, наверное, домой. И так пусто вдруг. Как же внутри пусто. Будто, Тадасе уже и не существовал давно. Лёгкие заполнял запах мороза, а возможно и ещё не растворившегося в других — чая, пыли да каких-то сигарет, которые кто-то выкурил прямо около открытого окна. Холодно, холодно, холодно, холодно, холодно, холодно, холодно… и так одиноко. Тадасе словно в бреду оказался в какой-то момент на улице. Как был: оставшийся ещё с утра в пижаме, растрёпанный и в тапочках. По телу загулял ледяной воздух, заставляя колотящую дрожь проснуться в глубине него… В любом случае, обращать на это внимания не было смысла, ведь самого смысла больше не было. Сырые, грязные от подтаявшего снега узкие дорожки словно перебрались Тадасе прямиком в пушистое подобие обуви на подгибающихся ногах. Прохожие оборачивались на ковыляющее подобие человека, некоторые из них даже что-то кричали в след и пытались остановить, вызвать помощь, но безмятежная улыбка покоилась на губах, не размыкаясь ни на единый миллиметр, ни для единого несвязного звука. Ему не нужна их помощь. Их жалость, лицемерие и полное непонимания — всё это никогда не было нужно Тадасе. Пусть как и всегда идут своей дорогой, ведь бесполезно тратить время на что-то, на что им на самом деле плевать, что точно не смогут исправить. Сделают только хуже, вселив ложные надежды. Тадасе сел на покрытую местами льдом лавочку, когда понял, что уже далеко от дома и, что больше не может идти. Ещё немного и нужно возвращаться. Если он не нужен себе, он готов посуществовать на самую каплю дольше ради родителей. Пусть в этом тоже, как и во всём остальном, нет никакого смысла, Тадасе вернётся домой, извинится за то, что так внезапно ушёл, и уедет, чтобы больше не вернуться. В неведении всегда жить проще, поэтому он попробует подарить его вместо потенциальной агонии. Какими бы они ни были людьми, такого не заслуживает никто. Скажет им и ребятам, на работе, что уезжает, к примеру… во Францию. Чтобы все настолько удивились, что Тадасе будет легко избежать вопросов… Странно, почему в голову пришла именно Франция? Мимо вдруг пробежала тучка бродячих кошек и Тадасе, вздохнув чуть глубже, согнулся, сразу закашливаясь. Как глупо вспомнить о нём сейчас. Хотя, даже немного успокаивающе. Единственный человек, снова и снова заставлявший поверить, что кому-то может быть не плевать и, который каждый раз, снова и снова исчезал… Мимолётная вспышка обжигающего тепла опалила грудь, но Тадасе лишь заставил себя вдохнуть глубже, сдержать кашель и слёзы отработанной дыхательной гимнастикой — никогда нельзя было позволять себе выглядеть безнадёжно жалким, пусть и по привычке — и откинулся на спинку лавочки, внезапно отмечая, что вряд ли на самом деле сможет встать, даже если и захочет. Небо на это лукаво мигнуло пролетающим мимо самолётом, словно смеясь твердя, что по-другому всё выйти и не могло. Тадасе согласился. Это ведь он, другого ждать и не стоило, пусть какого-то чёрта все продолжали ждать. — Выглядишь совсем не по-королевски, маленький принц, — раздалось у ухо и Тадасе крупно тряхнуло. Надменная, но ломкая улыбка в ответ на старое прозвище рефлекторно растянула обветренные губы. Его теперь никто так не называл кроме… — Уходи, Икуто. Что бы ты здесь ни делал, — приказным тоном ответил Тадасе, пытаясь нащупать в себе силы. Кисэки… — Ты знаешь сколько тебя уже нет дома? Твои родители, словно сошли с ума в попытках обзвонить всех, кого только можно и нельзя, — мягко хмыкнул Икуто, садясь рядом. На плечи упал тёплый шарф. — Хотел приехать на твой день рождения и удивить, но у тебя выходит удивлять всех куда лучше, Тадасе. — Уходи, — улыбнувшись чуть шире, сказал «принц». Он не купится ещё раз. — Уходи, Икуто. — Ты действительно этого хочешь? — ловя таки взгляд убегающих глаз спрашивает он и Тадасе ломает. Нет, не хочет. Никогда не хотел, но как можно просить не уходить? Это так жалко… — Ты можешь увезти меня отсюда? — сдаётся Хотори и стискивает зубы. Зачем он это сделал? — Могу, — тихонько хмыкает Икуто, притягивая к себе Тадасе, и словно даже мурчит. Но что-то не так и с осознанием к словам возвращается толика необходимого в этот момент смысла. — Икуто, где Йору? Объятия становятся чуть жёстче и Тадасе всё понимает. Они оба сломались.