***
Сесиль лежит в постели, не в силах заснуть, и в голове ее крутятся мысли: от усовершенствований Ланселота до необходимости купить кукурузные хлопья. Из-за летней жары можно сбросить одеяло, оставшись в одном нижнем белье, и не бояться, что кто-то заглянет — она живет одна. Она давно живет одна — переехала от родителей и редко их навещала. Мужчины в постели Сесиль были, но все они были случайными, и ни с кем она не хотела продолжения — как и они с ней. У всех тех мужчин было что-то (или кто-то) важнее нее. У всех был кто-то, важнее нее. У него, например. Стоило вспомнить, и низ живота наполнил жар. Находиться рядом с Сузаку без затруднений было сложно — особенно когда он переодевался. Он стеснялся Сесиль, но он мог раздеться при ней до пояса, а иногда должен был, чтобы она проверила датчики, и тогда… Какое же красивое у него было тело. Молодое сильное тело солдата — он был японцем, и знатные британки даже не посмотрели бы в его сторону, а зря. Сузаку обладал идеальным балансом силы и красоты, и не только тело его привлекало Сесиль, но и его лицо, его улыбка, его манера поведения и доброта, его привычка молчать, а не говорить — все то, что перечисляла по громкой связи Юфемия. Сесиль не хотела думать, видела ли ее высочество тело своего рыцаря. Вечно ей даже соперничать не с кем. Ракшата была слишком эксцентричной и в роли соперницы заметила бы Сесиль только в научных исследованиях, а в Юфемию Сузаку был так трогательно, нежно, по-юношески и по-рыцарски влюблен, что, наверняка, в этом случае он изнывал от жгущего изнутри желания. Нет, это невозможно. Сесиль чувствует себя грязной, извращенной и вульгарной, хотя раньше считала, что мастурбация в каком-то смысле даже полезна, как способ расслабиться, как способ познать свое тело, и в этом нет ничего ужасного. Но… смотря о ком мечтать, делая это. Она закрывает глаза и представляет себе Сузаку. Представляет, как он садится на кровать рядом с ней, представляет его взгляд на своем теле, когда для него существует лишь одна она и никто другой. Представляет, как он улыбается — так улыбаться может только он: одновременно печально и счастливо. Представляет, как его сильная широкая ладонь, загрубевшая от оружия и тренировок, накрывает ее грудь, гладит, обхватывая пальцами сосок. Вторая рука скользит ниже, туда, где пылает пожар. Туда, где ее тело так хочет его. Это руки Сесиль, а не Сузаку, а у нее — не загрубевшая кожа, наоборот, нежная, но воображение и похоть (это именно похоть и ничто другое) не мешают считать, что ласкает ее юный пилот. Она (он) вводит палец в ее горячее лоно, проникает внутрь, безошибочно находит нужную точку (естественно, безошибочно…) Сесиль закусывает губу. Ей бы хотелось поцеловать Сузаку, хоть раз ощутить вкус его губ, почувствовать их — на вид его губы сухие, и наверняка они были бы твердыми, но поцелуи его должны быть нежными. К одному пальцу внутри Сесиль добавляется второй. Она сладко стонет, чувствуя, как из нее вытекают соки, и толкает пальцы внутрь, в жаркую узкую глубину. Еще раз, и еще, и еще, ускоряя темп. Это делает он. Это Сузаку нависает над ней и изводит сладкими мучительными ласками, это его пальцы берут ее, ибо на большее он не решается. Он ведь такой послушный. Он выполняет все приказы Сесиль, когда находится в кабине Ланселота. Кто знает, может, и в постели он бы таким был? Может, ему нравится подчиняться? Сесиль бы могла, наоборот, подчиниться ему. Например, если бы он надавил на ее плечи своими сильными руками и заставил встать на колени перед ним — она бы покорно опустилась на колени. Она бы позволила ему толкаться членом в свой рот, в самую глотку, и она проглотила бы всю его сперму до капли. Она бы позволила ему держать ее за волосы и грубо иметь ее прямо в рот… О Боже, как же это заводило. Или… или не только в рот. Она позволила бы ему прижать ее голой грудью к стене, и овладеть ею сзади, отыметь ее прямо стоя, в зад, как шлюху… она бы позволила ему называть ее шлюхой. А сама звала бы его господином. Может, она бы позволила ему выпороть ее. Или связать ей руки за спиной, а потом отыметь сзади. Или полностью обездвижить, завязав глаза, заткнув рот, связав локти и колени, чтобы она не могла ни двигаться, ни кричать, только стонать и чувствовать его в себе. Конечно, он никогда на это не согласится. Вздумай Сесиль предложить ему нечто подобное, и он решит, что она сошла с ума — или подумает, что она смеется над ним. А она хотела его, хотела, хотела! — Су-за-ку… С губ срывается его имя, надрывным стоном звуча на всю квартиру. Сесиль переводит дыхание после оргазма.***
— Твоя кардиограмма в порядке, — Сесиль ласково улыбается юноше, тайком наблюдая за тем, как он надевает куртку. Ему безумно идет форма пилота, но без формы он был бы определенно лучше. — Спасибо, леди Сесиль, — эта грустная улыбка сводит с ума. Если бы он знал, как она хочет поцеловать его в эту улыбку. Интересно, что, если бы?.. Вдруг бы он ответил? Вдруг бы он… разделил ее желания? Она ведь не читает его мысли — но почти уверена, что сексуальное напряжение Сузаку снимает так же, как она. И тоже, наверняка, чувствует себя грязным и неправильным. Первая любовь — всегда трагедия, но в его случае это не просто трагедия, а та пьеса, где в конце умирают все до единого персонажи. Сесиль вновь пугается собственных мыслей. — Сузаку, — говорит она. — Можно задать тебе вопрос? — Да, миледи. — Ты… тебе нравится ее высочество? Сузаку вздрагивает. Смешной, неужели он думает, что это незаметно? — М-миледи, я не думаю, что должен… — Все в порядке, Сузаку, — продолжает улыбаться Сесиль. — Я никому не скажу. — Нравится, — рыцарь смотрит в пол, а не на нее. — Очень нравится. Но я одиннадцатый, а она… и я всего лишь военный, а она… — И ты хотел бы ее… поцеловать? — лукаво спрашивает Сесиль. Ну же, карты на стол, они друзья, неважно, что Сесиль женщина и что она старше (на самом деле очень важно). — Что вы такое говорите? — у Сузаку так шокировано распахиваются глаза, будто он христианин, а Сесиль предложила ему плюнуть на икону. — Все мы — люди из плоти и крови, даже ее высочество, — наставническим тоном подмечает Сесиль. — И что такого в том, чтобы в твоем возрасте хотеть поцелуев и даже большего? Особенно большего. — Нет, — Сузаку заливается румянцем. — Нет, я… Как я… — Если ты хочешь, но стесняешься сделать это с ее высочеством, я… могу научить тебя, — сказав это, Сесиль чувствует себя летящей в обрыв. — Научить? — на щеках Сузаку уже можно жарить яичницу. — Леди Сесиль, что вы такое говорите? Вдох. Выдох. На счет три: раз, два, три, пуск. — Я бы хотела научить тебя, — говорит Сесиль. — Я бы хотела показать тебе, как заниматься сексом. Это было бы… — она сама смущается, как школьница, теряя менторский тон. — Это бы ни к чему тебя не обязывало. Секс — физиологическая потребность. В этом нет ничего такого. И кого Сесиль в этом убеждала? — Вы хотите… заняться со мной… сексом? — еле выдавливает Сузаку. — Да! — не выдерживает она. — Да! Хочу! Я хочу! Я… я сумею доставить тебе удовольствие! Я хочу… Сесиль шагает к нему, так, что Сузаку приходится отступить к стенке. Падает на колени перед ним, сдергивая вниз его брюки и трусы. Смотрит снизу вверх. Его член не реагирует на нее. Сузаку смотрит испуганно. — Что с вами, леди Сесиль? Пожалуйста, перестаньте, это же… — он отчаянно подыскивает слова. — Это… — Позволь мне хотя бы так, — это одержимость, мысленно продолжает Сесиль. Это одержимость. — Позволь мне сделать это ртом. Больше ничего. Только ртом, — она почти умоляет. Нет, она действительно умоляет! На коленях умоляет парня моложе нее, чтобы тот разрешил ей сделать ему минет! Когда она успела так низко пасть? Сузаку падает на колени рядом с ней и крепко обнимает, гладит по спине, в этом нет ничего сексуального, но Сесиль жмется к нему, как только может, ни на секунду не забывая, что он все еще без белья. Ее трясет — с ней правда что-то не так. Все не так. — Леди Сесиль, — зовет ее Сузаку. — Леди Сесиль… Миледи, вы пили чай, который заварил сэр Ллойд? Какой он чуткий, думает Сесиль, и ей хочется расплакаться от его доброты — а потом она вспоминает, что вправду сделала глоток из забытой чашки, не зная, чья она — с тем же успехом это могла быть чашка Сесиль, недавно им с Ллойдом и Сузаку досталось в подарок от Милли три одинаковых. Брезгливость у ученых отсутствовала, а внимание было приковано к другому. — Пила… — растерянно шепчет Сесиль. — Сэр Ллойд добавлял туда что-то, — виновато сообщает Сузаку. — Вряд ли он хотел, чтобы вы это приняли, он только хотел проверить реакцию препарата на вещества, содержащиеся в чае… Я не очень в этом понимаю, но, может, это что-то вроде… — Афродизиак, — упавшим голосом констатирует Сесиль. Очевидно, афродизиак, потому что в обычном своем состоянии она никогда бы не делала того, что делала сейчас. Она бы молчала, занималась самоудовлетворением, и больше ничего. Никто бы не знал. Сесиль думает, что убила бы Ллойда, но тогда правда про ее выходку может раскрыться. — Черт. — Я никому не скажу, клянусь, миледи, — обещает Сузаку. — Никому и никогда. Тем более, это были не вы… точнее, вы, но под действием афродизиака, и вы себя не контролировали. И я… Понимаете, вы очень красивая женщина, вы прекрасная женщина, но я… То есть, я рыцарь ее высочества… — Да, — говорит Сесиль. — Понимаю. Прости, я… действительно случайно приняла афродизиак, и поэтому сработало так. И на тебе. Извини за это представление. Она нервно смеется. Как будто, если бы на месте Сузаку был, например, Ллойд, Сесиль вела бы себя так же — хотя, может, и вела бы. Афродизиаку нет разницы, на чье присутствие среагирует организм. Другое дело, что на месте Сузаку парень в его возрасте вряд ли был бы против такого энергичного напора со стороны женщины возраста Сесиль — она же не старушка. Она еще очень молода, моложе Ллойда, у нее сексуальное тело, и кто из юношей отказался бы от опыта с женщиной старше? Это сексуальная фантазия многих. Но Сузаку лишь вежливо помогает ей подняться, и Сесиль отворачивается, пока он надевает обратно брюки. На следующий день они общаются, как будто ничего не произошло.