Ночью

Он знал о своём дяде немного, в основном из уроков истории, и был невероятно восхищён. То, как он напролом, один, ринулся в бой на ступенях, и в него не попало ничего, кроме одной единственной стрелы, не причинившей ему почти никакого вреда, было легендарно. Про Деймона и слухи всякие ходили, вроде тех, что он сам и убил свою жену ради чего-то, чего никто не понял. И про то, что характер у него скверный, невыносимый (об этом иногда даже вскользь упоминал отец, но объяснений Эймонд не получил). Так что на похоронах Лейны Веларион, которую он даже не знал, и которая приходилась ему родственницей через десять колен, второй принц был весьма разочарован. Это первый раз, когда он воочию видел Деймона, но ничего, кроме неуместного смеха на похоронах своей жены, тот не сделал необычного. Ничего «в его духе», как сказал бы отец, не произошло. Весь день он провел в тихих недолгих разговорах со всеми, кто к нему подходил, потому что дядя просто стоял и инициативу в общении не проявлял. Ничего в Деймоне не было запоминающегося, кроме этого его странного взгляда «под кожу», как будто бы он заползает внутрь тебя и видит всю ту чернь и грязь, что ты прячешь. Смех, взгляд под кожу, и ничего более. Ни резких заявлений, ни боя, ни ссор, он даже с отцом, со своим братом не поссорился. Ну это было совсем скучно. Эймонд подумал, что Деймон в принципе больше не способен удивлять, всё-таки, он стал семейным человеком, и помимо путешествий и проживания за чужой счёт у кого-то в гостях, он ничем не занимался. Как важную стратегическую или политическую фигуру его никто не рассматривал. Но на следующий день после похорон леди Лейны, Деймон внезапно для вообще всех заключил новый брак. С Рейнирой. Таргариенов кровосмешением не удивишь. Кузины, дяди, тёти, да хоть сестры и братья — фиолетово. Но этот брак со всех сторон был нелогичен. Какая с него выгода? Деймон не выглядел так, будто хочет сидеть на троне, так что ему не нужен этот брак. Рейнире, вроде, тоже. Она следующая королева (не будем лишать её иллюзий), а Деймон политически не важен. Эймонд не знает, что его бесило больше — то, что брак был бессмысленным, или то, что он был настоящим. Ведь ему точно такого не светит. Ему в жёны попадёт какая-нибудь породистая дрянь, чтобы объединить дома. А взгляды, которыми обменивались молодожёны, те немногие, что он застал перед тем, как их семья отправилась на драконий камень, были настоящими. Он никогда не видел, чтобы мать или отец так смотрели друг на друга. А они будто бы любили. Будто бы были счастливы. Деймон смотрел на неё так, будто она была… была… Долгожданной. Бесценной. И только его. Бесило. Бесило. Бесило. Эймонд хотел так же. Но перед тем, чтобы как следует разозлиться и сделать какую-нибудь глупость, сестра и дядя уже улетели на драконах. Второй принц нечасто потом о них вспоминал. Ну сидят и сидят на своём драконьем камне, ну и что с того? От них приходили только весточки королю — кажется, Рейнира снова родила. Пятого? Или шестого? Он уже совсем не помнит, способность к деторождению у Рейниры была абсолютно исключительной. Родить двоих в один год — вообще не проблема и не испытание. Их дети вырастут, наверное, совершенными красавцами. Рейнира обладала изящной фигурой, Деймон — этими невозможными скулами и губами. Эймонд помнил, как дядя улыбается сводной сестре — очень красиво, нежно, с милыми ямочками на щеках, и глаза у него становятся совсем другими, как будто меняют форму с вечно змеиного прищура на собачий преданный взгляд. Принц как-то не задумывался, что такие вещи ему замечать вовсе не надо, особенно когда уже разочаровался… Но тёмными ночами, когда слышны только шелест листьев, вой ветра и перекрики птиц, а сон почти овладевал им, Эймонд всего на секунду, на две, вспоминал эти ямочки и эти собачие глаза. А просыпался уже в другом дне. Шесть лет спустя после похорон вся семья, которую нажил Визерис I, собирается вместе. Не по празднику, а по разногласиям. Конечно, ведь ничто другое не могло вызволить Рейниру с Деймоном из драконьего камня, а Рейнис из Дрифтмарка. В тронном зале Эймонд снова увидел дядю. Он почти не изменился, по крайней мере, с такого расстояния не совсем видно. Но взгляд его стал будто бы мягче, змеиного прищура уже не было, но и до собачьей преданности было далеко (почему Эймонд вообще задумывается о разновидностях его улыбки?). Он взирал на всех свысока, но при этом будто бы не придавал этому своему взгляду значения, будто бы он просто привык так смотреть. Выглядело так, словно ему вообще плевать на происходящее. Может, так оно и было. Скорее всего. И вот. Раздался звон меча. Эймонд судорожно выдохнул. Это был тот, о ком он читал. О ком он слышал. О ком говорили с благоговейным страхом. Кем принц восхищался. На кого равнялся. Никто не заметил, как Деймон подошел к Веймонду сзади, никто не успел среагировать на звон меча, доставаемого из ножен — кажется, он слился со звуком прорезания головы. Никто даже вскрикнуть не смог. Просто смотрели, как половина головы отлетает и как падает за ней остальное тело. -Язык оставим. Ядовито. С ухмылкой. Без какого-либо сожаления. И без какой-либо ответственности. Эймонд тогда подумал: «Я хочу быть им.» Но секунду спустя Деймон уже возвращался к жене, сверкая новой улыбкой — лёгкой, озорной, улыбкой человека, выполнившего свой долг. Ради жены. Ради любимой. Кажется, попроси мать принца сейчас убить его сестру — он бы с радостью это сделал. Вряд ли та умеет фехтовать. Да он и не общался с ней, так что скучать, а уж тем более сожалеть, не станет. Ещё и Эйгону поможет. Только вот чем убийство Рейниры поможет ему самому, он ещё не понял. На ужине Эймонд немного разошёлся. Но он решил показать себя. Не только Деймону (весь вечер воркующим с Рейнирой), но еще и отцу, матери, его племянникам-выродкам, сестре. Его слишком долго воспринимали как «второго сына Визериса», он хочет, чтобы его запомнили. И он, очевидно, прекрасно с этим справился. Но в момент, когда он хотел проучить Джекейриса, между ними встал Деймон. Эймонд не был готов. Принц отошёл на два шага. Не из страха, хотя бояться было чего, как дядя продемонстрировал несколько часов назад. Скорее из фанатизма, из неверия, что дядя действительно перед ним. Эймонд обожал старого Деймона, из тех легенд, что он читал и что ему рассказывали, и каким бы он скучным не стал, этот человек был им когда-то. Возможно, он все ещё им оставался, после сегодняшнего случая. Принц не сдержал кривой улыбки и восхищенного взгляда, но Деймон смотрел иначе. Дядя высоко задрал подбородок, и взглянул на него предупреждающе, но равнодушно. Второй принц долго смотрел в его глаза, и ничего в них не увидел. Эймонд всё ещё был никем в его глазах. Не тот, о ком надо беспокоиться. Улыбка спала с его губ, и парень ушёл. Поздно ночью, после ужина, Эймонд долго не может уснуть. В сон всё же клонит, и разум становится немного неадекватным, прокручивая самые глупые мысли принца. Эймонд хочет быть как Деймон. Это такой идиотизм, что-то на уровне сумасшествия, навязчивой мысли, да хоть психопатии. Принц вспоминает, как Деймон сложил руки на рукоятку меча и улыбнулся королю. Вспоминает его тихий вкрадчивый тон: «язык оставим». Вспоминает тональности его улыбок и взглядов. И все, чего он хочет, это просто… быть им. Быть им. Почему-то это выражение кажется ему не совсем верным. Как будто что-то не так на уровне самого языка. Эймонд не видит в этих словах смысла. Принц прокручивает в голове раз за разом тот равнодушный взгляд, и вскоре он уже деформируется в желанный. Каким, нахрен, образом, кричит что-то внутри парня, но эти крики здравого смысла почти не достигают его разума. Звучат где-то на периферии, пока Эймонд погружается в сон, и образ Деймона, пылающего страстью к нему, так же исчезает в сонной неге. В тот же день Деймон с Рейнирой уже улетели на драконий камень. Им не захотелось ночевать в замке, где оскорбляют их детей. Где Эймонд их оскорбляет. Он все еще не считал, что он неправ, но… Скребущееся внутри чувство сожаления принц еле смог подавить. А потом король умер. Эймонд был готов сражаться за право Эйгона быть королём. Ни то чтобы он брата любил или уважал, второй принц все-таки считал именно себя достойным наследником, но меньше всего он хотел, чтобы трон достался Рейнире. Во-первых, она женщина и этим все сказано, но во-вторых… Во-вторых Эймонд устал глушить в себе чёртово осознание, что он немного повернут на Деймоне. Кто-то даже назвал бы это влюблённостью. Это не серьёзно. Наверняка. Но оставлять трон Рейнире не хотелось уже чисто из вредности. Эймонд добрался до штормового предела быстрее своего племянника, и уже наобещал Баратеону таких богатств, каких у его сестры в дар не найдётся. У Люцериса не было шансов. Но то ли безвыходность его ситуации, то ли жалкий загнанный вид разбудили в Эймонде былой гнев. Он лишился глаза давно, но шрам все равно иногда вспыхивает болью и отдаётся в черепе. Принц потерял глубинное зрение, из-за чего познавать мир пришлось заново. Заново всему учиться. Люцерис же этой участи избежал, хотя обязан был поплатиться. Он обязан поплатиться. Эймонд взмыл в воздух за Люцерисом. Арракс не шёл ни в какое сравнение со Вхагар — вторая могла проглотить первого и не заметить. Таргариен воспринимал свои действия, как злую шутку, и не собирался калечить племянника. Лишь отогнать его подальше, запугать до чёртиков, чтобы тот прилетел к мамочке поплакаться в жилетку. Но Арракс, пытаясь отогнать преследователя, надышал на неё немного огня, что Вхагар приняла на личное. Дракон стал неуправляемым, диким, и в этот момент даже Эймонд испугался его и всерьёз забеспокоился за свою жизнь. Принц орал на дракона, но он от этого будто бы только сильнее распалялся. Это неподчинение, казалось, длилось лишь краткий момент, меньше секунды, прежде чем Вхагар сжала челюсти на Арраксе. И дракон вместе с его наездником стремительно полетели вниз по частям, скрываясь в облаках. Эймонд не знал. Понятия не имел, как так случилось, почему Вхагар перестала слушаться, как из идиотской игры это превратилось в убийство. Знал только, что это означает. Он развязал войну. Он полный идиот, он просто кретин, больной! Наигрался, нашутился! Весело??? Весело смотреть, как племянник летит в пекло по кусочкам??? Нихера!!! Война была неизбежна. Она уже началась, когда король умер. Но сейчас это можно произнести вслух. Потому что Эймонд полный идиот. Теперь придётся сражаться по-настоящему. К этому он был давно готов. Лишь одно пугало… Что если ему придётся сражаться с Деймоном? В пекло. Не думать. Но он смотрел вниз на облака, за которыми скрылись тела, и не мог не видеть, как точно так же падает Деймон с Караксесом. На секунду в шокированном сознании юноши промелькнула мысль — может, ну его нахер, Эйгона? Он может прямо сейчас полететь к Рейнире, во всем покаяться, преклонить колено и сражаться вместе с Деймоном бок о бок… Это уже сумасшествие какое-то. Эймонд полетел в Королевскую Гавань с повинной. Потому что он не воспитан преклоняющимся рабом, он всю жизнь презирал сестру и всю её семейку бастардов, он годы готовился к этой войне на стороне Эйгона, и какие бы разногласия не были между ними, Эйгон все еще истинный наследник. Долг Эймонда, как брата, сражаться за него. А чувства… лишь пепел. Они догорят и рассыпятся. Рано или поздно. Началась война. Некогда о них думать. Разве что совсем поздней ночью…