О маленьких фетишах Дилюка Рагнвиндра

      Кто же мог знать, что Дилюка так возбуждает макияж? Или вернее будет сказать, то, что от этого макияжа по итогу остаётся?       Аяка зашла в гости, пока Тома был один дома. А по дороге зашла в один из тех дорогущих магазинов с косметикой: пользовалась возможностью накупить иностранной продукции. Тома просто попался под руку, как тренировочный манекен. Не то чтобы он был против, на самом деле... это было даже интересно, а Аяка, видимо, знала, что делает. Она его даже нафотографировала для своего блога. – Ну всё, буду отбиваться от фанатов, – смеётся тихонько, после того, как Аяка делает последнюю фотографию. Сразу же после его слов раздаётся звонок в дверь. Тома бросает быстрый взгляд на часы. Он и не заметил, как прошло время. – Это Дилюк. – коротко уведомляет он и уходит, чтобы пустить мужа в квартиру.       Щёлкает замок. Стоит двери приоткрыться и из-за неё показаться лицу Томы, как Дилюк хмурится и дверь обратно закрывает, прямо перед носом удивлённого блондина. – Ди, – смеётся и сам дверь открывает. За ней обнаруживается спокойный внешне, но с предательски красными ушами Рагнвиндр. – Нравится? – Ты сам? – предпочитает задать ответный вопрос Дилюк, чем ответить. – Нет, Аяка заглянула. – на обувь чужую указывает и в ответ получает лишь кивок. Томе уже думается, что не понравилось, но короткий тычок в бок и тихое горячее "не смывай" на ухо тут же мысли эти обгоняет. По телу бегут волны горячие, сердце трепещет, и он кивает.       Аяка остаётся на ужин, а потом прощается и, довольно глянув на Тому, пихает ему в руки красную помаду, чтобы подкрасил там где смазалось, и уходит, явно довольная работой. Блондин же в какой-то степени ждал, когда девушка наконец уйдёт. Все из-за этого дилючьего "не смывай".       Он возвращается на кухню, смотрит за тем, как муж любезно моет посуду, и пристраивается позади, обнимая за талию, в краешек уха целуя. – Ну так? Тебе понравился макияж? – хихикает на ухо, просто, чтобы поддразнить, и ответа совсем не ждёт. – Мне кажется, мне идут стрелки. — Тебе всё идёт, — отвечает с улыбкой Дилюк и воду отключает, обтирает руки об полотенце, пока Тома своими руками, точнее пальцами лезет между пуговицами рубашки, цепляет их потом и расстёгивает одна за одной.       Редко он проявлял инициативу вне спальни, но сейчас ситуация была другой. Мягкий поцелуй остался в местечке за ухом. В отличие от Дилюка, Тома не любил кусаться, не любил оставлять метки на заметных местах. Но получать их от Дилюка... Стоило об этом только подумать и дрожь шла вдоль позвоночника. — Ты дразнишься, — с улыбкой замечает Рагнвиндр и наконец разворачивается в чужих руках. — Да, — совсем без стеснения отвечает Тома, улыбается нагло так и заглядывает в глаза напротив. — Ты очень красивый.

***

      Они очень плавно перебрались в спальню. Под нежные поцелуи, аккуратные касания и постоянную навязчивую мысль Томы о том, что они смазали ему помаду. И как только девушки живут с этой мыслью так часто? — Невероятный. — Тебе так нравится макияж? — Мне нравишься ты.       С плеч сползает белая ткань рубашки, оголяя рельеф мышц. Тома вздыхает обрывисто: может любоваться этим вечно. Сам свою домашнюю футболку стягивает и уже тянется к губам мужа, собираясь уже забить на помаду, но не успевает. Дилюк первый примыкает губами к шее, ползёт вниз по коже, к яремной ямке, мокро там языком ведёт и кусает косточку ключицы. Тома давится воздухом от ощутимой боли, но привычно молчит: пускай и больно, но приятно. В некоторых местах ещё не зажили предыдущие метки, но Дилюк любит обновлять их своевременно. — Ди.. — шепчет, обнимая за шею, да носом в красную макушку тычется, пока его прибивают спиной к стене и коленом меж ног подпирают. Дышать становится всё тяжелее.       Обласкав светлую шею и грудь, соединив все точки веснушек на плечах, Дилюк таки выпрямляется, медленно ведёт носом посреди груди, по кадыку, до самого подбородка, кусает невесомо нижнюю губу и возвышается над Томой несколько угрожающе, пользуясь положением. — Вниз. — Голос звучит грузно, бархатно, тяжело от возбуждения. И Тому ведёт. Дилюк не часто говорил с ним в таком приказном тоне, потому каждый раз - как первый. И всё нутро скручивает в тяжёлый тугой узел на дне живота. Он без лишних колебаний опускается на колени.       Рука, слабо надавливая, скользит по паху мужчины, слегка сжимаются пальцы, Тома ловит краем уха тяжёлый вздох наверху, потому и глаза поднимает. И Дилюк давится воздухом снова. Нельзя смотреть. Слишком великолепен. – Дилюк, – тихо зовёт его блондин, сильнее заключая в ловушку из пальцев член сквозь ткань брюк. Слишком хороших и красивых, в который на зад Дилюка хотелось смотреть вечно, и Тома занимался этим каждое утро, пока муж не скрывался за входной дверью. – Посмотри на меня. – и дожидается, пока пара алых глаз, с дрожащими зрачками, опустится на него, в то время как ловкие руки быстро справляются с ремнем, пуговицей и ширинкой. За излишнюю расторопность и неаккуратность, Томе тут же прилетает членом по губам. Случайно, но метко. Дилюк перед ним вздрагивает: оно и понятно, возбуждение делает его очень чувствительным.       Губами обхватывает головку, тут же берет чуть глубже и давит языком на отверстие уретры, выбивая из Дилюка сдавленный стон. Его рука зарывается в светлые волосы и сжимает, чуть натягивая. Тома по-наглому тянет, опускает голову ниже, мажет плотью по ребристому небу и, дойдя до середины, втягивает щеки. – Блять, Тома... – Дилюк редко позволял себе выражаться, но вся эта ситуация так сильно его завела, что держаться было невозможно. Тома же взгляд снизу поднимает, глазами улыбается, потому что уголки губ сейчас вытянуть не может, и жмурится на мгновение, возмущённо замычав в следующее мгновение, когда ладонь на затылке с силой давит, бёдра толкаются навстречу; Тома давится.       Кашель рвёт горло. Блондин вцепляется в оголённые бёдра, пытаясь освободиться, но в ответ на сопротивление Дилюк лишь сильнее сжимает руку в волосах и делает ещё один толчок.       Мокрые дорожки слёз стекают вниз по щекам, чёрные от туши и подводки. Рагнвиндр оттягивает Тому назад, позволяя наконец схватить ртом воздух. Грудь тяжело вздымалась и опускалась, зрительный контакт так и не был разорван. Он смотрел снизу вверх, изумрудные глаза возбужденно потемнели. Свободной рукой Дилюк ведёт по приоткрытым губам мужа, вконец размазывая красную помаду, пачкая щеку. – Красивый. – Тяжело вздыхает мужчина, запрокинув голову назад, прикрывая глаза. Ну нельзя быть таким сексуальным, это незаконно.       В следующее мгновение Тома оказывается поднят на руки и уложен на бережно заправленную кровать, приподнимается на локтях. – Раздевайся. – в один голос. И смеются тоже одновременно, параллельно расстегивая рубашку, снимая штаны, нижнее бельё, чтобы всё это отправить в одну бесформенную кучу на полу.       Тома поглаживает по плечам нависнувшее над ним тело, сжимает слегка, и они снова смотрят друг другу в глаза и молчат. Блондин приподнимается и припадает губами к солоноватой коже в месте, где шея переходит в плечо, ведёт языком, не позволяет себе кусать. Тело Дилюка - произведение искусства, в нем Томе не хотелось ничего менять самостоятельно, только обласкивать, только нежно любить. Поцелуями скользит вверх по шее, к подбородку, по линии челюсти.       В груди и животе порхают бабочки, скручиваются узлы и заседают на дне живота. Ногами обхватываются крепкие бёдра. Кожа к коже. Тома выдыхает в чужие губы и кусает нижнюю. Движения внутри тягучие, словно мёд. Он никогда не был громким, но закатившиеся глаза и сбитое дыхание о многом говорили каждый раз. На лицо падают красные кудри, когда Дилюк утыкается лбом в лоб мужа, губами собирает подсохшие слезы с щек, шепчет сбивчивые слова любви и давит его к кровати всем весом, водит руками по крепкому телу, а потом резко выходит, цепляет Тому за плечо и переворачивает на живот, сжимая руку на задней стороне его шеи. Спина с рисунками практически сливается с чёрным сбившимся пледом. Двигается снова, наконец выбивая из горла мужа хриплый единичный стон. Бёдра вздёргиваются выше, он совсем неудобно прогибается в спине, но даже не задумывается об этом, подумает потом, когда будет болеть поясница. – О, Архонты, Ди, я сейчас... – он совсем теряет опору, когда заводит свободную руку назад и хватается ей за ногу Дилюка, а второй, зажатой между кроватью и собственным телом, движет быстрее. Тело прошибает, он шумно дышит и чувствует, как не немеют пальцы на ногах, а после падает вниз, утыкаясь лицом в подушку. Внутри пусто, на ягодицах и пояснице горячо, тяжесть чужого тела сверху заставляет расслабиться и отключиться от мира ещё на пару минут. – Мне стоит взять у Аяки уроки по макияжу? – смеётся тихо, запрокидывая на Рагнвиндра ногу. – Как хочешь. Но я буду... рад, – ленивая улыбка в ответ, нежное прикосновение к щеке, по которой размазана помада, тыльной стороной ладони. – Пошли искупаемся?