На мёртвых озёрах

Фельпская жара отличалась от жары в Варасте или даже в Кэналлоа. А может дело было далеко не в жаре, а в соляных озёрах. Неестественная тишина этого места, в свою очередь, заставляла замолкать остальных. Плоскогорье Гальбрэ. Ушедшее в никуда море, оставившее небу лишь своё дно. И Озёра. Рокэ чуть поморщился из-за усилившейся головной боли. В воздухе словно бы что-то звенело. Какой-то древний, почти забытый рык. Эхо. Отзвук. Лошади посланцев из Фельпа сдержанно и недовольно фыркали. Рокэ ехал сразу за ними и мог заметить, как нервно дёргались их хвосты. Да и напряжение своего полумориска ощущал всем телом. Чтобы посмотреть на сопровождающих, пришлось скосить глаза. Слева и чуть позади держался полковник Ричард Окделл. Его гнедой недовольно фыркал с тех самых пор, как они въехали на территорию соли и пустоты. Справа, отстав сильнее, ехал юный Валентин. На одном лишь упрямстве он цеплялся за пристойный вид, даже если от этого пристойного вида остались лишь рубашка и колет, хотя сдался даже его эр. Варастийская кампания научила Валентина осторожности — бледнокожий, без широкополой шляпы и перчаток он попросту сгорал под раскалённым южным солнцем. Позади на приличествующем расстоянии ехали капитан Бенито Финелли и Марсель, а также Герард Арамона. Рокэ и сам не понимал, какой Леворукий дёрнул его взять двоих последних. Будто ненавидящего его Окделла и странного Придда ему во время Варастийской кампании не хватило. Мрачность этого места влияла на всех, даже на кэналлийцев и варастийцев. Судя по доносящемуся голосу Марселя, либо его не проняло, либо же как раз наоборот, и он, в своей столичной манере, пытался забить тяжёлое молчание своим голосом. Не получалось. Вода, вопреки обыкновению, поглощала его голос и топила даже цокот копыт. И всё же тишину что-то разбило. Что-то настолько подходящее этому месту, что вода отозвалась и разнесла дальше. Голос. Молодой. Мужской. Несколько сиплый. Песнь на языке, который казался одновременно смутно знакомым, но при этом каким-то иным. Рокэ оглянулся в поисках источника звука. Валентин всячески скрывал, что ему плохо от жары, и, кажется, Рокэ стоило позаботиться о северном графе, не привыкшем к югу. Его хватил тепловой удар, иначе объяснить неожиданное пение не получалось. И всё же песнь казалась какой-то странной. Рокэ поймал вопросительный взгляд Ричарда. Хотелось сказать: «Это ваш оруженосец, молодой человек, сами с этим что-нибудь сделайте». Хотелось съязвить. Что угодно. Затем запел Марсель. Ту же мелодию. Отсутствующий взгляд в никуда. Лошади опасливо прижимали уши и беспокойно ржали. Запели и другие. Ричард растерянно смотрел на остальных и собирался что-то сказать, но Рокэ покачал головой. Узнать мелодию не получалось, но она пелась словно песнь памяти, что-то погребальное, что-то, что отзывалось в самых костях и молило вспомнить мёртвых. Молило их отпустить. Внезапный порыв ветра сдул шляпу с головы Валентина, и Рокэ уставился на него. В тени, под широкими полями, его глаза казались тёмными и ничего не отражали, но сейчас на свету они выглядели ярко, неестественно зелёными. Из воды медленно поднимались человеческие — бывшие когда-то человеческими — фигуры. Слишком расплывчатые, чтобы различить определённые черты. Ричард взвёл мушкет, Рокэ перехватил свой, но что-то ему подсказывало, что стрелять нужно не в фигуры, а в Валентина. Раздались всхлипы. Стройный хор голосов разносился на хорны и отдавался шёпотом от солёной воды мёртвых озёр. На полуслове — Рокэ так показалось — песнь оборвалась. Выбравшиеся из воды наполовину, подошедшие ближе к дороге фигуры распались и обдали всех неправильно холодными солёными брызгами. Валентин моргнул и растерянно посмотрел вокруг. И сразу же ровный хор распался. Однако что бы ни пряталось в воде, оно допело песнь до конца. — С возвращением, юноша, — сказал Рокэ, чтобы хоть что-то сказать. Ричард отстал, чтобы поравняться с оруженосцем, который всячески пытался скрыть растерянное, мальчишески испуганное выражение. Марсель вытирал слёзы и бормотал что-то про ужасный воздух. Капитан Финелли выглядел подавленным и как-то нехорошо смотрел на Валентина. — Нельзя здесь петь, — проговорил он и осенил себя знаком Создателя, как и некоторые другие. Прелестно. До Фельпа доехали в полном молчании, а у ворот стало не до того.