Особенный вечер

      — Давай представим, что мы не артисты, — одним вечером предложил Гонхи, лежа в кровати еще с не выключенным телефоном. Яркий свет бил в глаза нещадно, что он откинул его подальше, так и не увидив, что Сохо обернулся на него со странно грустным взглядом, — сходим в какой-нибудь далекий парк, поедим мясо в какой-нибудь забегаловке, например?       Гонхи часто размышлял о простых вещах перед сном, и сегодняшний день — не исключение. Обычно люди мечтали о чем-то далеком, но не об обыкновенной прогулке. Сохо не приходилось часто отказываться: расписание само об этом говорило сообщением менеджера или же тренировки выматывали абсолютно всех так, что Гонхи просто забывал о затеянном.       Только сегодня не было ни сообщений, ни тренировок поздних, и Сохо никак не смог отвертеться. У него-то и идей таковых не имелось, и сорвавшееся "да" с губ было для него началом личного конца света. Думать об обычной жизни он не предпочитал, точнее, не любил. Ведь в чем надобность размышлять о невозможном? С Гонхи и вправду хотелось походить по какому-нибудь скверу, пусть даже непримечательному, поразговаривать о насущном и просто посмеяться; но у них не было такой роскоши, которая бы продолжалась не пару часов, а чуть дольше. Настолько дольше, что после прихода в общежитие им бы не пришлось вновь надевать маски обычных друзей, обычных коллег и обычных соседей по комнате.       Сохо наспех написал менеджеру, что он с Гонхи собрались за продуктами, а ребятам, мол, проветриться перед сном; и они наконец вышли на свежий воздух, наврав всем о правдивой цели выхода из общежития.       На календаре давно мелькал октябрь, а температура на термометре неумолимо катилась вниз к нулю — в футболке и шортах не выбежишь; но им почему-то этот факт не показался преградой для совершения подростковой шалости.       — Мы явно заболеем, — Сохо скептично осмотрел уже дрожащего Гонхи, который стоял в одной легкой футболке, а они только вышли из здания.       — Зато наконец погуляем, — Гонхи, будто и не заметив странные поглядывания Сохо на его внешний вид, поднял взгляд к небу: то было просто темным, лишь проблески фонарей мерцали где-то в иссиня-черном: — Ни одной звезды не видать.       Сохо, щурясь от давно наступившей темноты и размытости объектов перед собой, подошел ближе к Гонхи и также вперил взгляд в небо, а на том ничего интересного действительно не было — в городе всегда звезд не хватало, а вот в богом забытой деревеньке можно было бы найти целые созвездия. Сохо почему-то вспомнил свое детство, когда летом он приезжал к бабушке и допоздна носился по сельским улицам со сверстниками. Бабушка тогда часто отчитывала его за поздние возвращения, но после всегда поила горячим чаем с имбирем. От давних и приятных сердцу воспоминаний в глазах начинало щипать, что Сохо решил наконец опустить голову, после быстро проморгавшись.       — Ты чего? — Гонхи обернулся к нему, внимательно рассматривая чужое лицо.       — Да в глаз соринка попала, — отмахнулся тот, сделав шаг вперед, — мы собирались поесть где-нибудь, разве нет?       Гонхи осмотрел дрожащую от холода спину и поставил пометку в голове, что обязательно спросит Сохо о его переживаниях, но не сегодняшней ночью — он был большим эгоистом, чтобы тратить их ночь на такое.       В спальном районе людей совсем-совсем не было — все дремали в ожидание нового дня; только двум дурным парням вздумалось выйти в двенадцать ночи поесть лапши в круглосуточном магазине.       — Хен, почему ты все-таки согласился пойти? — Гонхи предусмотрительно отвел глаза, ведь знал, что если встретиться с чужими — не отвертеться и что-нибудь глупое ляпнул бы.       — А почему и нет? — Сохо пожал плечами и очередной раз съежился. Кофту надо было прихватить, но умная мысль поздно пожаловала, — сегодня было почти свободное расписание, да и разнообразие никогда не помешает.       — Это да, — Гонхи засмеялся, вспоминая, как недавно он уехал к родителям на день, забыв предупредить хоть кого-нибудь. Даже нет, он предупреждал, но сообщения не отправились по сказочной причине...       Сохо будто слышал его мысли и, обернувшись, сказал: — Только предупреждай о планах заранее, я с тобой сделаю что-нибудь глупое.       Сощурившись так, что глаза превратились в тонкие ниточки, Сохо чуть ли не подавился от наступающего смеха вперемешку с кашлем; а Гонхи и спросил бы, мол, все ли в порядке, но стоило поторопиться и зайти в теплое место, пока глупый хен не окочурился совсем.       Магазин встретил предсказуемой тишиной, которую перебивал лишь кондиционер на входе. Продавец, сидящий на кассе, окинула безинтересным взглядом вошедших и отвернулась обратно к телевизору на стене — тот был куда важнее покупателей.       — Хен, тебе острую или очень острую? — Гонхи развернулся к Сохо лицом и показал две упаковки запаривательной лапши.       — Давай очень острую, — не думая ответил тот, — я пока за напитками.       Гонхи оставалось лишь пожать плечами и взять ту лапшу, на которую указал Сохо. Думал ли он над выбором? Вряд ли. Будет ли сожалеть? Однозначно.       По прошествие десяти минут в магазин так никто больше не пожаловал, а лапша у парней запарилась.       — Наконец ее можно снять, — выдохнул Сохо, стягивая маску на подбородок слегка нервозно. Кожа под тканью несчастно потела, и чувство это было не из лучших, чего уж таить; но им вечно приходилось надевать маски, потому что надо и сто и один пункт про "а вдруг..." преследовал их ежеминутно.       — Тут с самого начала никого, — хмыкнул Гонхи, открывая пластмассовую крышечку, — ты что выпить взял? — А после поднял вопросительный, даже слегка выжидающий, взгляд.       — Пиво, — Сохо слегка ухмыльнулся, оголив верхний ряд зубов, и потянулся в глубину своего рюкзака, чтобы аккуратно вынуть оттуда стеклянные полутора литровые бутылки, — утром ведь расписания нет.       Звучало, словно самое что ни на есть настоящее оправдание.       — И то верно, — Гонхи и не думал рассуждать о важности здорового образа жизни, ведь иногда можно немного выпить для морального успокоения, души и сердца?       В тишине они не сидели. Она для них — совсем не свойственное понятие; молчать у них выходило только ночью, да и то Сохо изредка разговаривал во сне, пока Гонхи хихикал в одеяло над его премудрыми сонными речами.       Вспомнился также крайний альбом, который оказался самым грандиозным в их карьере. Четыре награды на музыкальных шоу за промоушен — немыслимо! Долго они купались в слезах радости (в частности, слезах младших) и гордости за проделанную работу; но шокирующим для всех оказались слезы Сохо, которые тот не сдержал во время прямого эфира. Гонхи тогда долго успокаивал его, сидя в темноте общей комнаты, и шептал успокаивающую ерунду, а потом и сам не мог долго заснуть, ведь фраза "я считал себя лишним", сорвавшаяся с уст Сохо расстраивала неимоверно.       Только с того момента прошел чуть ли не месяц; все успокоились, пережили случившееся и вновь ощутили, но уже не в положительном плане.       Слухи, которые захлестнули репутацию Енджо ранним утром, поразили всех. Конечно, вся компания понимала ложность компрометирующих доказательств, но с решением никто не торопился. По данному поводу и расписание малость сократилось, да и на этой почве, может, Сохо сдуру и согласился прогуляться да выпить бутылку пива.       Только все-таки время, проходившее наедине с Гонхи, было каждый раз особенным. Грани внешнего мира стирались, и Сохо не думал о том, что он все еще айдол, все еще тот, кто должен держать образ.       Сохо становился с Гонхи тем, кто мог быть исключительно собой. Даже если на несчастные пару часов — это куда лучше терзаний по поводу и без.       — Все обязательно образуется! — на грустной ноте подытожил Гонхи. Глаза после выпивки почему-то безбожно слипались или же он просто желал простого — поспать.       Сохо отвлекся от навязчивых мыслей о будущем группы и посмотрел на Гонхи: тот был прекрасен даже совсем-совсем уставшим, в поношенной футболке и с уже немного опухшим лицом от лапши: — Обязательно, — Сохо запоздало согласился и кивнул зачем-то еще и головой, а та закружилась так, будто его покрутили по центрифуге, — но сейчас нам пора в общежитие.       Взглянув на часы, он совсем не удивился увиденной цифре — час ночи. В это время они бы только заканчивали практику в зале, а сегодня уже и поели, и погуляли и даже выпили!       — Ноги меня точно подведут, — фыркнул Гонхи куда-то в ворот футболки, когда его голова склонилась набок.       Сохо знал о прелестях организма Гонхи, которого начинало клонить в сон чуть ли не от одного глотка, а тут они сдуру выпили пол литра! Поэтому на правах старшего и, вроде как ответственного в их маленькой компании, Сохо взял ношу на себя. Выкинув весь мусор в урну рядом со столиком, где они сидели, он повернулся спиной к Гонхи, прося залезть на спину верхом.       — Сохо, ты же спину надорвешь, — Гонхи нехотя облокотился, невзирая на свои же опасения. Любые формальности в общении у него тоже стерлись, как и умение ходить прямо, поэтому Сохо в прямом смысле взял ношу на себя.       — Главное, чтобы ты голос не надорвал.       Секундное молчание сверху обеспокоило Сохо, и, попытавшись повернуть голову к Гонхи, он спросил, мол, что ничего не ответил?       А затуманенным мыслям Гонхи много пищи для размышлений и не нужно — ему сразу представились картинки, где Сохо его удовлетворял, входя медленно в его тело и нежно целуя под ухом... Покраснев еще сильнее, Гонхи лишь замотал головой.       — Не подумай, я ничего странного не имел ввиду, — снова начал оправдываться Сохо. Зачем он это делал — совсем не понимал; только это казалось нужным, потому что он хотел, чтобы Гонхи ему доверял: — Лишь только то, что от холодного ветра ты можешь застудить горло и петь не выйдет...       — Точно, — Гонхи нервно засмеялся, пытаясь отогнать сейчас такие мешавшие мысли, и сделал вид, что не думал о них в постели или где-нибудь еще в горизонтальном положении.       Предположение, кинутое Гонхи еще в лифте, оказалось верным: в общежитие стояла тишина, не хватало лишь какого-нибудь клишированного перекати поле для полной картины. Осторожно поставив Гонхи на ноги, Сохо развернулся к нему лицом.       — Я совсем не вижу твоего лица, — прошептал Сохо, ухватившись за плечи Гонхи.       — Глупый, тут кромешная темнота, — а тот облокотился спиной о комод и потянул Сохо на себя так, что тому пришлось опереться на него.       Если бы сейчас не стояла темнота, то Сохо бы точно увидел в глазах Гонхи Вселенную, посвященную самому Сохо. По взгляду Гонхи всегда можно было определить его чистые эмоции: сейчас он выглядел влюбленно и, возможно, решительно; но не так, чтобы события обернулись так серьезно, что на утро бы болела у кого-нибудь поясница.       — Сохо, поцелуй, — это отнюдь не было просьбой, потому что Гонхи действительно приказывал, но по-своему, что звучало как мольба.       То ли еще плавая в мыслях из-за алкоголя, Сохо не сразу распознал чужое желание, и только через долгие секунды прильнул к чужим губам: привкус еще не стершегося блеска с дневной фотосессии и недавней острой приправы смешались в сумасшедший вкус. Сохо не хотелось углублять поцелуй, чтобы подумалось о большем продолжении их тайной утехи посреди коридора, но также он хотел ощутить чужие сладкие губы более полно. Прикусив осторожно зубами нижнюю губу, Сохо тут же зацеловал ее, на что Гонхи жалобно выдохнул прямо в чужой рот.       — Нам стоит пойти спать, — Сохо, так и не дав необходимого удовольствия, нагло отстранился и взял Гонхи за запястье, — сегодня неподходящий момент, понимаешь?       — Конечно.       Гонхи все понимал: сейчас совсем не время: они пьяные, на эмоциях, продрогшие от холода и желавшие спать. Разумность, проявившаяся в этот вечер, появилась слегка поздно, ибо идти в футболках было ошибкой: оба на утро проснулись с першащим горлом.