"Это не человек, это ходячий мертвец!"

      Голова… Болит…       Постепенно просыпаюсь. Хочу открыть глаза и осмотреться, но в лицо бьёт яркий свет и я жмурюсь от неприятного ощущения. Меня сейчас не волнует, сколько я пробыл в отключке и где сейчас нахожусь. Да особо думать не надо, похоже я в больнице, куда меня ещё мог увезти фургон скорой помощи?       Судя по пищащему звуку раз в секунду рядом со мной аппарат жизнеобеспечения или как его там. Пока не знаю, как они его ко мне подключили, но на руке я чувствую что-то странное. В моей руке есть ещё что-то. Какая-то игла, закреплённая клейкой лентой, похоже это капельница. Зачем её поставили я тоже не ебу, но раз поставили, значит надо.       В голове странное ощущение. Её что-то стягивает. Это.. Как их там.. Я не помню, как они называются. Простая вроде вещь, типа такой ткани. Она точно не липкая, ведь тогда если бы её пришлось снимать мне бы ещё и все волосы содрали.       — Плохо всё с парнем. Черепно-мозговая травма, поражение правой височной доли. — слышу тихий для меня голос. Похоже это врач, который говорит, что со мной. А с кем он разговаривает?       — Жить хоть будет?.. — ещё один голос. Более знакомый. Кажется это тот самый лейтенант, который и вызвал мне скорую.       — Будет, только с трудностями. Возможна гомонимная гемианопсия, психомоторные припадки, амнестическая афазия. Так себе букет. Первое время ему будет трудно адаптироваться, лучше всего, если рядом будет кто-то из родственников, друзей, или просто знакомых, чтобы за ним присмотреть. При приступе он может наломать дров. Вы знаете кого-нибудь из его родственников?       В смысле. Это всё со мной? Вот все эти травмы, поражения, припадки, афазии, гемеи.. Геме.. Гемиа.. Блять, я даже запомнить не могу! И что мне с этим делать? Лейтенант молчит, видимо думает, что сказать. По крайней мере не мне одному это не нравится.       — Я попросил пробить его по базе данных ещё в машине скорой. Родители умерли, самоубийство, в том же доме тела нашли, только на 3 дня раньше.       Как.. Мама с папой.. Тоже?       — У него из ближайших родственников только сестра и осталась. Проблема только в том, что оба они ещё несовершеннолетние. Парню 17, сестре 16, над ними на время кто-то должен взять хоть какое-то опекунство.       — Тогда могу я спросить, можете ли вы присмотреть за ним или ними? Я понимаю, что по сути не имею права такое спрашивать у вас, но-       — Думаю я смогу уследить за ним до его совершеннолетия. Если найдётся его сестра, то и её наверное возьму. Она на тот момент была вне дома.       Вот оно как. Что же, теперь я могу считать, что вместе с сестрой, единственным близким родственником, который у меня остался, я теперь буду под опекой полицейского.       Дальше шли какие-то неважные для меня подробности, да и я уже ничего не слышу. Они разговаривали то ли об опекунстве, то ли о моём пребывании в больнице. Судя по разговору, если считать ещё и операцию на моей голове, я тут пробыл где-то сутки, то есть я где-то день был в отключке. Так, ладно, я проснулся, а лежу, как овощ, что за дела.       Постепенно пытаюсь открыть глаза, несмотря на бьющий в них свет. Кажется, мои потуги раскрыть глаза заметили, потому что другого объяснения тому, что все в помещении затихли я найти не могу.       — О-о, с добрым утром, пострадавший, — протянул врач, после чего я наконец смог привыкнуть к свету — Меня видно, слышно?       Он подходит к моей койке и наклоняется. Обычный мужчина лет 40 с каштанового цвета волосами. Я вижу его нормально, но в одном участке зрения он становится, буквально, мутным. Похоже это одна из тех хреней, про которую он говорил.       — Видно приемлемо, слышно отлично, — тихо говорю я. «Чувствую себя хуёво.» — почему я не должен вас слышать?       — Не хочу вас пугать, но в вашем случае вы могли лишиться не только части зрения, но и оглохнуть на правое ухо.       ..Знаете, он довольно прямолинейный. Лучше я себя не чувствую, наоборот, всё стало только хуже. Почему всё обернулось так?..       Я недолго думаю и решаюсь сказать:       — Это что получается. То есть я сейчас ходячая проблема.. — доктор тихо произносит «я бы так не сказал», но меня это не волнует — это что же мне с этим делать..       — Не переживайте так сильно. С этими недугами вполне можно жить как нормальный человек, тем более диагнозы пока что теоретические, тут нужен осмотр. Если вас и это не успокоит, то скажу так, — врач поправил очки на переносице и сделал небольшую паузу, будто что-то вспоминал, — гемианопсию можно вылечить, а амнестическую афазию сгладить. С афазией вам поможет логопед, а что до гемианопсии.. Потребуется нейрохирургическое вмешательство в плановом порядке.       — Подождите, опять операция? — полицейский встал и подошёл к моей койке, только с другой стороны, — он же только что одну пережил.       В каком смысле операцию пережил? Подождите, я конечно слышал про неё, но чтобы прям реально? Тоесть прям сидели, мне бошку разрезали, чтобы одну маленькую пулю достать? Ладно, может быть я чего-то не понимаю. Я уже открыл рот и хотел что-то сказать, но в голову не лезла правильная форма предложения от слова совсем, а «молчу» я уже так.. Довольно долго. Доктор посмотрел на меня, взял какие-то предметы со столика рядом и принялся что-то записывать.       — Вот и проявляется афазия. К тому же я не договорил. Операция, как я сказал ранее, делается в плановом порядке, тем более по желанию, если парень сможет с этим жить. Кстати. Кхм-кхм, мистер Хитклифф. — я поворачиваюсь к врачу и он держит между нашими лицами какую-то хрень, — смотрите на меня. Если в каких-то участках обзора вы будете смутно видеть ручку — говорите мне.       Я немного не понимаю, о чём он говорит и что за ручка, но кажется это тот предмет, который у него в руке. Он перемещает её то вверх, то куда-то вбок или вниз. Справа вверху я вижу эту… Как её там. В общем там она становится какой-то мыльной.       — Вон там плохо видно, — я указываю в нужную сторону, мужчина угукает и продолжает наблюдать, он ожидает чего-то ещё?       В следующую секунду я просто моргнул, а рядом сидящий полицейский с какого-то перепугу начал трясти меня за плечо. Я сначала посмотрел на него, как на умалишённого, а потом увидев, что в своих руках я держу ту самую пишущую хрень, за которой даже не тянулся, я понял, что умалишённый тут я.       — Это просто психмоторные припадки, не переживайте так сильно, — просто психмоторные припадки, да, верю, — первое время будет непривычно, но жить с этим можно. Мистер Хитклифф, а что вы в руках держите?       Я смотрю на предмет, верчу его, щупаю, щёлкаю на кнопочку в одном конце, а другой то вылезает, то исчезает в корпусе. Я знаю, что это такое, знаю, что оно делает, но не могу назвать. Прям на языке крутится.       — Ну.. Это.. Она пишет.       — Мистер Хитклифф, я знаю, что она делает, но можете мне её назвать? — я молчу. Молчу уже, кажется, несколько минут, тишина слишком давит, — Так, я возьму.       У меня эту штуку забирают, врач нажимает на кнопочку и пишущий конец выглядывает. Он принялся что-то записывать.       — Так, все опасения подтвердились. — тихо проговаривает он и смотрит на меня, — Мы с лейтенантом Дэвисом Тэтчером уже обо всем договорились. Полагаю, ты всё слышал? — я честно киваю и отвожу взгляд, не хочу повторно слышать это всё. — Отлично, тогда уже вне больницы вы можете поговорить о деталях, выберете, когда переписывать на себя опекунство и ещё, мистер Тэтчер, я дам вам номер логопеда, позвоните ему, как будете готовы начать занятия.       Я уже не был уверен, говорит он мне или лейтенанту, но перестал заострять на этом внимание. Кажется, нам уже нужно будет уходить, потому что полицейский встаёт с насиженного места, а док подходит ко мне с другой стороны и начинает откреплять какие-то ремни, присоски, а потом аккуратно достаёт иглу от капельницы, оставляя на моей руке.. Заплатку какую-то, липкую, чтобы кровь не текла.       Из небольшого шкафа, к которому подошёл врач, он достаёт мою одежду и кладёт на стул. И Тэтчер, и тот мужчина удаляются из палаты и только сейчас я замечаю, что на мне какая-то странная сорочка. Ладно, не важно..       От боли и странного чувства в голове меня немного шатает, но в принципе ходить можно. Я подхожу к стулу, снимаю эту глупую сорочку, складываю и кладу на тумбочку, а потом наконец надеваю свои джинсы и футболку, так действительно привычнее. Я оглядываюсь, больше ничего моего тут быть не должно, поэтому я выхожу из палаты и попадаю в оживлённый коридор, во всю ходили врачи и пациенты, а ожидающий меня полицейский встал со стула и мы вместе пошли куда-то вдоль по коридору.       — Одень, из твоего дома взял — мужчина протягивает, на удивление, моё серое худи, — на улице прохладно.       — Спасибо.. — я беру кофту и на ходу её одеваю. Как бы не задеть тут никого.       Мы с лейтенантом подходим к стойке регистрации, меня ещё надо выписать из больницы. Пробегаюсь глазами по каким-то бумагам и ставлю свою подпись там, где нужно. Мы уже подходим к выходу из здания, мужчине нужно ещё снять бахилы, а я в это время замечаю, что вход снаружи облепили другие люди. Несмотря на это я вместе с Дэвисом спокойно выхожу, но вдруг все зашумели, сразу начался неразборчивый галдёж. Из толпы я узнаю некоторых человек, репортёра, который стоял перед человеком-оператором, с какой-то штукой на плече, ну, которая снимает, кажется, идёт прямой эфир. Рядом пытаются пробиться другие люди с микрофонами и какими-то бумажками и блокнотиками.       — На данный момент мы сейчас находимся у центральной больницы округа Мандела, куда был привезён раннее упомянутый Марк Хитклифф, выживший после атаки альтернатива и самоубийства. Вход разрывается от репортёров из других новостных каналов, источников и газет, которые хотят получить заветное интервью, — говорила девушка с микрофоном перед камерой.       Куча людей, микрофонов, жаждущих услышать хоть одно слово и судя по всему от меня. Страшно и некомфортно, я начинаю прятаться за спиной Тэтчера Дэвиса всем своим видом показывая, что сейчас я не настроен на разговоры или интервью. Мне не нравится, как они все на меня смотрят, мне кажется, что они хотят опозорить меня перед всеми, перевернуть мои слова вверх дном, чтобы потом все считали меня за сумасшедшего. А может я и есть сумасшедший? С нормальным человеком столько всякой хрени произойти не может..       Кажется, мой "страх" заметил лейтенант. Он обеспокоенно посмотрел на меня и уже повернулся ко всем этим людям.       — Так, ребят, потом интервью эти ваши, парню некомфортно, он разговаривать не настроен, — своим телом Дэвис рассталкивал людей и пробивался к машине, а я шёл за ним. Никогда не чувствовал столько сверлящих взглядов в спину, — спросите потом, завтра или после завтра. А лучше не приходите вообще!       В этой ситуации я полностью согласен с ним, не хочу, чтобы мне задавали каверзные вопросы на глазах тысячи и тысячи зрителей. Не хочу чувствовать все эти пожирающие меня глаза.. Все эти люди не хотят видеть мой дискомфорт, они хотят лишь мои ответы на вопросы – это всё, что их беспокоит. Мы наконец вышли из толпы, ну, мы так думали. Один, видимо, очень бойкий и наглый журналист ухватил меня за рукав толстовки и потянул на себя.       — Умоляю вас, мистер Хитклифф, хоть одно словечко! — воскликнул тот, а его голос мешался ещё с кучами реплик других репортёров и журналистов, превращаясь в непонятный шум. Я уже не выдержал и выдернул свою руку из чужой хватки.       — НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ!       Я даже не знаю, чего во мне сейчас было больше, гнева, страха или странной печали. Непонятно откуда взявшаяся истерика накрыла меня и я отскочил от этой толпы, оставив всех этих уродов недоумевать. Меня взяли за плечи и начали уводить от них.       — Получили словцо?! Получили! Теперь вон пошли! — прикрикивает на них Тэтчер. Он берёт меня за запястье и идёт в сторону, похоже, своей машины.       Они всё ещё идут за нами и что-то кричат, всё это въедается в мозг. Наконец мы подходим к тачке, я устало сажусь, уже морально вымотанный больницей и интервьюерами. Толпа не успевает подойти, как Тэтчер трогается с места и мы уезжаем от больницы.