Трещины

Воздух казался тяжелым, давил на плечи и не давал дышать полной грудью. Пальцы, крепко сжатые на коленях, дрожали. Весь мир Йоахима сжался до небольшого пятачка грязного, побитого и оплавленного асфальта. В горле и глазах щипало, но он продолжал смотреть — на отца, на доктора Эйнштейн и Теслу. Вокруг ходили люди — профессор Планк и та женщина, светловолосая валькирия Реанна и Вельт. Они что-то говорили, что-то обсуждали, а Йоахим продолжал сидеть, не отрывая взгляда от застывшего лица отца. Эйнштейн и Теслу куда-то унесли. Ушла и валькирия. — Йоахим, — голос доносился как сквозь толщу воды. — Идем, Йоахим. О твоем отце позаботятся. Йоахим вздрогнул. Папа мертв, хотел сказать он. Зачем о нем заботиться. Но смог только хрипло вдохнуть воздух. Будто рыдания душили, но слез не было. Что-то внутри не могло решить из-за чего плакать. — Идем, — Вельт встал перед ним, загораживая отца. Йоахим поднял голову. Вельт был удивительно спокоен сейчас, в его глазах не было страха, только что-то, чего Йоахим не мог распознать. Вельт протянул руку и мальчик вцепился в нее, вставая. На отца он старался больше не смотреть. — Вельт, а папа…? — хрипло спросил Йоахим, когда смог сказать хоть что-то. — Твой отец никогда не желал зла, — спокойно ответил Вельт. — Особенно тебе. Больше Йоахим ничего не успел спросить. То, что произошло потом забрало Вельта, а его бремя перешло оглушенному потерями Йоахиму. ... Отца хоронили тихо. Не там же, где Реанну. И на кладбище не было никого — только Йоахим и Эйнштейн. Тесла сослалась на занятость и не поехала с ними. Йоахиму было плевать. Ему было поразительно плевать на все с того момента, как умер Вельт — будто опустили пелену равнодушия ко всему. Кажется, Теслу это беспокоило, но она пока молчала. — Как же невовремя, — бормотала Эйнштейн, смотря на простой памятник у могилы. — Как же невовремя ты это сделал, Финн. Йоахим повернул голову, пытаясь понять о чем речь, но Эйнштейн была будто не здесь и говорила сама с собой. Мальчик вздохнул и протянул руку, касаясь холодного камня. Отца больше нет. Вельта тоже нет. А у него теперь есть наследие, с которым нужно жить. — Папа… — начал Йоахим, но помотал головой, отступая на шаг. Все это казалось бессмысленным и пустым. А мир — все таким же серым. Отец всегда мог его приободрить, он был хорошим человеком, но здесь на тихом кладбище, не было никого, кто хотел бы с ним попрощаться. — Идем, Йоахим, — Эйнштейн положила ему руку на плечо, и мальчик послушно подошел к ней. — У нас много дел. *** Вельт Янг не любил массовые праздники. Шум людской толпы сливался с непрекращающейся какофонией голосов в голове. Сразу давала знать о себе старая головная боль, и Вельт старался убраться подальше от толпы. Вот и сейчас он наблюдал за рождественскими гуляниями издалека, перебирая в памяти отнюдь не радостные события. Почему-то именно в канун Рождества Вельт всегда вспоминал о том, что произошло раньше и том, из-за чего он превратился в того, кем он был сейчас. Прошло уже больше десяти лет, но Вельт не забывал — даже если хотел бы, не смог. Сила Судьи заставляла помнить все, как хорошее, так и плохое. Отец не дожил до Рождества чуть больше месяца… Вельт прикрыл глаза. Он как сейчас помнил отца, с застывшим на лице удивлением. Помнил человека, стоявшего над его телом, раскаленный прицел, направленный на него… Помнил свой ужас, резко превратившийся в безразличие. Он с трудом, только недавно, начал отделять свои эмоции от того, что действительно тогда произошло. И чем дольше он думал, тем больше возникало вопросов. В отражении на стекле можно было разглядеть Теслу и Эйн — они негромко о чем-то спорили. Эйн задумчиво смотрела на список в блокноте, а Тесла тыкала пальцем в брошюру. Скоро должна была вернуться Планк… — Что случилось? — Эйн замерла сразу, как Вельт развернулся к ним. Он сел на стул напротив них. Они знали Вельта уже очень хорошо, и прекрасно понимали, к чему идет дело. Поэтому и ждали Планк — она всегда умела незаметно сменить тему. Но поэтому Вельт и хотел задать вопрос сейчас. — Тогда, — спокойно начал он. — Когда погиб Вельт. Вы говорили, что отец попался под горячую руку. Тесла и Эйн не ответили. Вельт помолчал и продолжил. — Но чем больше я думаю, тем больше не сходится в тех событиях. Катастрофа в исследовательском центре, появление Отто… Все ведь не так просто. Отец предал вас? Тесла с Эйн тревожно переглянулись и этого было достаточно. Вельт выдохнул, на плечи навалилась невероятная тяжесть. Он очень хотел ошибиться, но спокойный голос Эйн разбил последние надежды. — Финн испортил расчеты Шредингер. Из-за него произошел этот взрыв. — Почему? — собственный голос казался чужим. — Он утверждал, что Отто его шантажировал, — Тесла возмущенно фыркнула. — Грозился убить… тебя. Вельт зажмурился и сжал переносицу двумя пальцами, пока Тесла продолжала тираду. — И в результате произошел взрыв! А если бы не Нэнси, все могло быть еще хуже! А потом он еще и признаться решил, будто это что-то могло бы… Тесла резко замолчала — видимо, прервала Эйн. Вельт сжал зубы, все еще не желая верить в то, что сам уже давно понял. — Почему вы мне не сказали? — выдохнул он. Ученые молчали. Рациональная его часть подсказывала — они не хотели ранить еще сильнее. Они и так его жалели. Сейчас от этого было не легче. Когда Вельт резко встал, Тесла только сложила руки на груди и упрямо задрала подбородок, не желая отказываться от своих слов. Эйн мягко положила ей руку на плечо, прося успокоиться, и обеспокоенно посмотрела на Вельта. — Мне надо… отдохнуть пару дней, — с трудом выдохнул он. Она не возражали. А Вельт знал к кому идти. Планк, подумал он напоследок, будет в ярости, когда вернется. *** Она любила работать в праздники. Говорила, что так меньше отвлекают всякие недалекие дураки. Генриетта Янг любила свои раскопки больше массовых гуляний, и Вельт был с ней вполне согласен. — А я-то думаю, кому настолько невтерпеж, — Генриетта оторвалась от части древней ступеньки, которую осторожно расчищала и подняла голову, смотря на Вельта снизу карьера. — Ну привет, Йоахим. Извини, обнять не могу. Она помахала руками в грязных перчатках. Вельт слабо улыбнулся. В отличии от Америки, в африканских лесах было жарко. Ни его, ни женщину это не смущало. — Рад тебя видеть, мам. А ты все та же. Она и вправду ни каплю не изменилась за годы. То же хаотичное перемещение по миру, та же страсть к археологии, граничащая с одержимостью; те же регулярно меняющиеся (сбегающие) помощники и абсолютно та же прямолинейная манера общения. С другими Генриетта держалась будто свысока, но с сыном отбрасывала и это. — С чего бы мне меняться. Возраст не тот уже, — она фыркнула.- Да и ты смотрю не сильно меняешься. Вельт вздохнул, убрал руки в карманы брюк. Генриетта знала, чем он стал, но на удивление не придавала этому абсолютно никакого значения. — Что случилось, Йоахим? — она задумчиво повозила кисточкой по ступеньке, но снова подняла глаза на него. — И не надо делать такое лицо, не случись ничего, ты бы сюда не приехал, верно? Что ж, догадаться было несложно. Поэтому Вельт вздохнул и прикрыл глаза — видеть лицо матери не хотелось. Он сжал руки в кулаки и начал рассказывать про отца, впиваясь себе ногтями в ладони, не обращая внимания на боль. Вельт вдохнул, как перед прыжком и открыл глаза. Мать нарочито медленно сняла перчатки и покачала головой. Она все уже поняла. Но он все равно закончил и спросил: — Ты знала? — Вельт даже не был уверен, какой ответ будет для него хуже. — Нет, откуда бы, — и только после этих слов Вельт разжал кулаки. — Твои девочки хорошо хранят тайны. Догадывалась — да. Элиас, знаешь ли, всегда отличался умением… не вовремя сообщать новости. Он моим родителям сказал, что сделал мне предложение руки и сердца, когда они с работ в поле вернулись, представляешь? Его потом вокруг фермы долго гоняли. Генриетта рассмеялась. Вельт не смог даже изобразить улыбку, и, заметив это, мать резко посерьезнела. — Ты злишься на Элиаса за это, да? — Я… — Вельт зажмурился и вздохнул. — Да. Злюсь. Из-за него чуть не произошла катастрофа, погибли хорошие люди, и… — Йоахим, — Генриетта перебила на середине слова. — Сынок. ты еще молод. Ты сам не отец. Вельт невесело усмехнулся. Генриетта поняла его без слов. — Да знаю я, что это под вопросом. Но тогда послушай меня. ты говоришь разумные вещи — про катастрофу, про хороших людей. Но поверь, тебе будет абсолютно плевать на все это, если ценой будет жизнь твоего ребенка. Она вздохнула, выбралась из карьера, поравнявшись с Вельтом. Впрочем, голову ей все равно приходилось задирать. — Однажды, Йоахим, у тебя появится ученик, помощник или протеже — тот, кого ты будешь ценить, в кого ты вложишь себя, ради кого будешь готов на все. Тогда вспомни этот разговор. И подумай, какой выбор сделал бы ты. А я… я бы тоже выбрала тебя. Вельт не ответил. Горло будто сдавило. Будто слезы, которых уже давно не было, снова рвались наружу. Генриетта посмотрела ему в глаза и цокнула языком. — Так, а теперь хватит этого всего, пошли, поможешь хоть. Я тут пытаюсь разобрать записи профессора, что работал здесь до меня, но судя по первым страницам, его хватила деменция и Паркинсон, причем одновременно. Может ты хоть разберешь что там. — Мам, — Вельт прокашлялся. — О, смотри-ка, живой. Так и знала, что нужно заговорить про работу, — женщина усмехнулась. — Шучу я, не надо помогать. Я не настолько старая еще. Но чаю выпить надо. А то что, зря ехал? — Меня потеряли уже наверное, — попытался оправдаться Вельт. — Кто? Эмма? Или девочки твои? Они тебя слишком опекают. Даже я уже вижу, что ты вырос, а они… — Мам, Тесла и Эйн не мои… — А кто они еще? — Генриетта поправила уже седую косу. — Пошли-пошли. Переживут они несколько часов без тебя. Вельт вздохнул и улыбнулся. И вправду, от пары часов хуже не будет. А разговор с матерью будто снял камень с души, неблагодарно будет уехать сейчас. *** Небо Сент-Фонтейна было красным, как и свет солнца, как и кристаллы вокруг. Из-за этого казалось, что на ладонях — багровые потеки. Как символично. — Что-то не так? — лениво поинтересовался Архив. Вельт мысленно скривился. Все, черт подери, не так. Начиная с этого создания, чужого разума в чужом теле, и заканчивая самим решением, которое принял Вельт. Джоуи был в безопасности, а он… Он сам сделал то же, за что когда-то презирал отца. Заключил сделку с врагом ради безопасности своего ребенка. Интересно, подумал Вельт, если бы это не было блефом, если бы Архив действительно мог использовать Джоуи, а у него не было шанса диктовать свои условия, если бы действия Архива несли куда больше зла и ему пришлось бы принять в этом участие — сделал бы он такой же выбор? Его отец выбрал его, по словам матери она сделала бы такой же выбор. Но он был Судьей Разума, щитоносцем человечества, тем, кто был готов пожертвовать самой своей сущностью ради людей. Но пожертвовать родным? — Вельт? — Архив помахал рукой перед его лицом. — У нас мало времени, ты же помнишь? — Мы опережаем план на несколько часов, — хмуро ответил Вельт. — И ты знаешь это не хуже меня. Архив улыбнулся такой знакомой змеиной улыбкой. — Ты беспокоишься за малыша, верно? Мне казалось, родительский инстинкт присущ лишь биологическим родителям. — Это, — с расстановкой произнес Вельт. — Тебя не касается. Он пошел вперед, спиной ощущая насмешку. — Ты и правда за него беспокоишься! Не волнуйся, я сдержу слово — с ним ничего не случится. Он не нужен мне, пока есть ты. Вельт не ответил. Он понимал, что Архив сдержит слово, что его угрозы изначально были пустыми. Но Вельт понимал и то, что если бы выбор был реальным… Он не мог выбрать между миром и ребенком. Поэтому Вельту оставалось только повернуть обстоятельства так, чтобы единственным, кем пришлось бы жертвовать — это им.