***
Феликс уныло проследил за неярко рыжим котом своей госпожи и уставился вниз, на свои слегка пыльные ботинки. Он устал с дороги, но до последнего ждал жену, которая сильно любила опаздывать. За время, пока она подбирала обувь к платью и солнцезащитные очки к платку, он мог бы завоевать другую страну. Наконец, когда Хайди вышла, сверкая ослепительной улыбкой и весело подбежала к нему, мужчина уже хотел столкнуть орущего кота в кусты роз. Еще раз напоследок посмотрев на животное, он почему-то вздохнул и повернулся в сторону девушки. — Ты долго ждал? — поправляя юбку, она риторически решила уточнить. — Нет, любовь моя, совсем немного. Они улыбнулись друг другу. Действительно, что значит несколько часов в сравнении в вечности, что у них есть? Запланированное путешествие оборвалось слишком быстро. Они не успели даже задать друг другу вопросы, когда почувствовали запах убитого человека. Именно запах тела, что было очевидным, когда он был обескровлен. Оба по привычке собирались пройти мимо, пока не поняли, что это убийство было сделано чужаком. Это было запрещено и каралось только смертью. Никто не смел охотиться в их городе. Через пять минут тело было оттащено в замок и над ним уже столпились несколько вампиров, которые понимали, что им предстоит ловить наглеца, осмелившегося лакомиться кровью прямо перед носом у Вольтури. Почти никого не смущала закрытая черным пакетом голова. Хватало того, что это был труп. Надо было донести до главных и приступать к охоте на безумца. Кай откликнулся первым. Надевая на ходу пиджак, он ненадолго остановился, скорее всего не веря своим глазам. Потом, когда было совершено несколько негромких шагов и сдернут пакет, скрывающий лицо, он и вовсе сжал губы и отошел назад, что-то бормоча. Такая же, как жена Аро. Неудавшаяся, но тем не менее, его супруга по закону смертных и бессмертных. Феликс тоже ее видел, знал и до сих пор помнил. Хотя… нельзя забыть. Кай отдал приказ позвать Маркуса. Сам он начал внимательно рассматривать тело, предварительно написав кому-то по телефону. Лицо его выражало беспокойство, руки совершали слегка неловкие движения — ему трудно было прикасаться к трупу, он не любил холод их тел, даже несмотря на собственное. Хотя это был разный холод. Девушка была одета в алое платье с корсетом, на ногах были черные туфли на небольшом каблуке. Кай подумал про себя, что именно такие и привлекают его брата, этот стиль очень даже в его вкусе. Тот, кто это сделал, знал Аро лично. Это очень сильно сужает поиски. Он было даже взгрустнул, подумав, что Аро снова лишится одного из своих знакомых-друзей, но этот недодруг пошел слишком далеко. Стоит ли показывать это Аро? Он бы не стал этого делать. Однако пришедший Маркус настойчиво просил сделать именно это. — Аро должен знать. Мы не имеем права скрыть от него такое бесчестие. Да, Маркус прав насчет бесчестия. Мало того, что Сульпиция оскорбила мужа побегом настолько, что тот не стал ее искать, так теперь кто-то будет танцевать на костях его боли и воспоминаний. Как бы ему не хотелось видеть Аро злым до состояние красных рогов на голове, он был не против посмотреть на месть глупцу, которая последует очень скоро. Этот мир слишком непредсказуем и ироничен. Кай думал о многом, но вряд ли он пришел бы к правде за столь короткий срок без доказательств.***
Аро не сразу понял общее настроение братьев и свиты. Была гнетущая тишина, которая, впрочем, являлась частым явление в этой части замка, который он называл домом. Не все его уголки были ему милы, этот, например, был пустующей частью коридорных ветвей северной части. Когда его призвали именно сюда, он действительно не скрывал удивления. — Почему именно сюда? Марк, ты решил снова удивить всех нас находкой большой летучей мыши как в прошлый раз… — Аро остановился, моргнул несколько раз, явно не веря собственным глазам и сделал несколько шагов. Увиденное его действительно ранило. В груди заныло, заскребло, как кошка Афинодоры под дверью, вонзая когти в драгоценное дерево, только теперь это было его сердце. Его лицо исказилось. Его руки никак не могли найти себе места, порхая по карманам пиджака и брюк, проходясь по швам последних. Если бы он увидел себя со стороны, то точно повесил бы табличку: «Ведет себя как идиот. Выдать краску и нарисовать улыбку». Но он не был в роли зрителя. В тот момент он понял, что ему причинило бы нестерпимую боль узнать, что Сульпиция убита. Настолько нестерпимую, что мир вокруг рассыпался как прах, растворился в воздухе и исчез.