Двери и ключи

      Бонд подвез его до самой двери. Лиам иногда в шутку называл ее "своей зелёной дверью". Иногда она даже бывала такой — зеленой, кажется, где-то в Испании. Лиам был там слишком давно и помнил смутно.       Дверь в Лондоне была самой обыкновенной: когда-то в этом доме был книжный магазин, на нем до сих пор сохранилась вывеска. Магазин переехал, а дверь была все время заперта. Если конечно не приходили Лиам или Бонд. Или клиенты.       Лиам иногда подозревал, что это дело рук Альберта, но доказательств у него не было, а тот как всегда загадочно улыбался.       Большую часть года Лиам жил в Англии, но ему был открыт весь мир. Он возвращался с Рождественских каникул, болезненно сгоревшим под солнцем Таиланда. В вазе в его комнате в марте стояли свежие цветы сливы. Осенью он накидывал на плечи перуанское пончо. Из его карманов падали индийские монеты и ожерелья из раковин.       У Лиама тысяча историй, где никто не может отличить правду от вымысла. Сложись все иначе, он мог бы стать изгоем и объектом насмешек. Но его обаяние и улыбка, от которой на щеке появлялась ямочка, покоряли всех вокруг. И его рассказы слушали, восхищаясь его воображением.       У Лиама белоснежная кожа, глаза как рубины и две татуировки на ладонях в виде глаз.       Может быть, если бы не Бонд, он сошёл бы с ума, живя в двух мирах: шумном стеклянном мегаполисе, где под светом неона и электричества нет и не может быть места волшебству — и в мире, выходящем за рамки человеческих представлений. — Все взял? — поинтересовался Бонд, оглядываясь на Лиама, сидящего на заднем сидении. Тот кивнул и крепче сжал в руках коробку с пирожными. Его семья очень любила земные сладости. — Тогда удачи. Наскучит сидеть в четырёх стенах, звони.       Лиам выбрался из машины и помахал рукой на прощание.       Наскучит сидеть в четырёх стенах? О, этого никогда не случится.       В конце концов, наверно, это место и есть его дом.       Он постучал в закрытую дверь и затаил дыхание. Каждый раз Лиам испытывал какой-то детский страх, что однажды она останется заперта. Что ему просто не откроют. Что волшебство закончится и он навсегда останется в мире людей.       И каждый раз, когда дверь распахивалась, Лиам чувствовал себя на седьмом небе. Переступив порог он переставал быть Уильямом Мориарти, а становился самим собой.       Вот и сейчас он выдохнул с облегчением, когда дверь перед ним открылась.       Сегодня его встретил Джек. На самом деле этого мужчину, чье тело заканчивалось длинным темным змеиным хвостом, звали немного иначе — в языке народов химер-рептилий преобладали шипящие согласные. Но сам Джек, казалось, совершенно не возражал против “очеловеченного” варианта своего имени. А Лиам привык звать его именно так. — Сегодня будет праздник, — весело приветствовал его Джек, — ты снова к нам вернулся. Альберт будет рад. И Льюис тоже. Ты надолго? — На все каникулы, — Лиам почувствовал, как губы расплываются в улыбке. — Здравствуй, Джек.       Помещение за дверью не имело ничего общего с бывшим магазином: короткий коридор вел в комнату, которая могла бы служить прекрасным интерьером для какой-нибудь страшной сказки: ни одного окна, на стенах из крупных камней — голубоватые светильники, напоминающие газовые, несколько прочных деревянных столов и полки, полки, полки, уставленные ящиками с зубами. Человеческими и звериными, рептилий и рыб.       Два года назад Лиам, уже достаточно знавший о человеческом мире и истреблении редких животных, впервые рискнул бросить в лицо Альберту обвинения. Он помнил, как укоризненно посмотрел на него Фред и угрожающе заворчал Моран.       Альберт же совсем не рассердился. Он отложил в сторону поднос с неразобранными зубами и тихо спросил, верит ли ему Лиам.       Конечно, он верил. Лиам вырос в этом странном доме, в этой странной комнате.       Он играл в детстве с Фредом, чья кожа была похожа на мелкую чешую и умела менять цвет, а длинные тонкие пальцы напоминали лемура.       Он засыпал на руках Льюиса — нежно обожаемого им Льюиса с его газельими рогами и стройными ногами, оканчивающимися копытами. Льюиса с крыльями летучей мыши, красновато-карими глазами и непревзойденным умением стрелять из лука.       Он никогда не боялся Морана — с его тигриной головой и горящими золотыми глазами, с огромной физической силой, с хрипловатым акцентом даже на языке химер.       Он учился у Джека владеть ножами и давать отпор без оружия, слушал сказки химер и истории, которые можно было бы принять за сказки.       А еще был Альберт. Зеленые глаза со змеиными зрачком, грива вьющихся каштановых волос, острые клыки, ноги ниже колена — мощные лапы с тупыми когтями, похожие на собачьи, львиный хвост с кисточкой на конце и тяжёлые рога тура. Льюис называл его братом, хотя у них не было ничего общего, люди — продавцом желаний и приносили чужие зубы в обмен на желания.       Они могли бы напугать любого. Они не были людьми. И они называли себя химерами. — Я сделаю все, чтобы это закончилось побыстрее, — пообещал тогда Альберт.       Позже Лиам раскаивался в своей несдержанности.       Пусть он сейчас оказывался дома лишь на каникулах, он не мог не замечать, что с его химерами что-то происходит. Он догадывался, что другой мир не ограничивается мастерской Альберта и личными комнатами. Но в ответ на его осторожные расспросы, химеры лишь качали головой. И переводили тему.       Это обижало. Это огорчало.       Лиам уже заметил, что отличается от других детей не только внешностью, татуировкой и странной семьей. Он быстро запоминал информацию, с лёгкостью применял полученные знания, приходил к выводам гораздо быстрее сверстников. Бонд с гордостью называл его одаренным ребенком и гением.       Но Лиам никак не мог помочь тем, кого считал своей семьёй.       Поэтому прежде всего он быстро оглядел комнату, пытаясь заметить новые тревожные признаки. На первый взгляд — ничего особенного. Разве что из дальнего угла исчезли лежавшие там бивни. Из кухни доносилось позвякивание посуды — заглянув туда, Лиам обнаружил, что Фред заваривает чай. Ему он и оставил коробку с пирожными. Кроме Фреда и Джека в мастерской был еще Моран. — А где Альберт? И Льюис? — поинтересовался Лиам, садясь за стол напротив него. — Придут, никуда не денутся. — Они… там? — Лиам покосился на дверь в самом дальнем конце мастерской.       Переступать ее порог ему было запрещено. Раньше, когда он жил здесь постоянно, Льюис или Джек уводили его в комнату и сидели с ним, если кто-то приходил оттуда. Лиам спрашивал к чему такая таинственность, но это снова была одна из тем, которых его химеры избегали.       Моран кивнул.       Лиам потянулся к зубам, лежащим перед ним, сжал один в кончиках пальцев, прислушался к ощущениям. Медвежий резец. Крепкий и хороший, такие не выпадают от старости. Думать о том, как сюда он попал было грустно. Думать о том зачем он Альберту было тревожно. — Ты никогда не хотел остаться в мире людей? — неожиданно спросил Моран.       Зуб простучал по столу и свалился на пол. Лиам ойкнул и полез его доставать. Вопрос оказался слишком неожиданным и он не знал на него ответ. Первым порывом Лиама было обидеться и уйти в свою комнату. Откуда вообще такие вопросы? Если он так мешает химерам…       Следом пришли воспоминания: первый год в школе, он не может уснуть и разглядывает потолок. У его одноклассников есть родители, есть братья и сестры — у него только химеры и Бонд. Как так получилось? Кто были его родители? Как к чужим и чуждым существам попал на воспитание человеческий ребенок? Это не колониальная Индия, а он не Маугли.       Иногда ему хотелось быть обычным.       Но следом пришла тревога. Если Моран разговаривает с ним по поручению Альберта… Что происходит и почему его хотят отослать? Что случится с самими химерами? Лиам их больше не увидит?       Моран смотрел на него сощуренными янтарными глазами, приоткрыв пасть, его уши подергивались. — Никогда, — соврал Лиам. — Надо же мне откуда-то брать истории для одноклассников.       Моран фыркнул совсем по-кошачьи. — Ну-ну, — неопределённо отозвался он. — Стану как Альберт, — продолжил развивать мысль Лиам.       Моран рассмеялся коротким порыкивающим смехом: — Таким же самовлюбленным и самонадеяным придурком? Ты слишком умён для этого, мальчик.       Лиам всегда удивлялся тому, как пренебрежительно говорит Моран об Альберте. И все же остаётся здесь, в этой мастерской. И поддерживает его решения. — За что ты его так не любишь?       Моран прижал уши: — Не люблю? Много чести. Я…       От продолжения разговора его спас звук открывшейся двери. Забыв обо всем, Лиам бросился навстречу вошедшим и почти повис на Льюисе. Химеры выглядели немного усталыми, но такими же как и всегда. Лиам жадно вглядывался в их лица, отыскивая хотя бы намек на то, о чем говорил Моран. Но нет: Альберт улыбался, Льюис заметно оживился и интересовался как у него дела и какие успехи в учебе.       И тревога на время отступила.       В двух мирах Лиама все было по-прежнему и он не хотел, чтобы это менялось. Чтобы можно было сидеть между Альбертом и Льюисом и пить чай, пахнущий незнакомыми травами, которым не было названия на человеческих языках. Чтобы можно было потом вернуться в школу — Лиаму нравилась гармоничность математических формул, об этом он мог рассказывать в обоих мирах бесконечно. Ему хотелось сидеть в углу мастерской, изредка поднимая глаза от книги, и смотреть на занятых работой химер: большего Лиаму не позволяли. И точно так же хотелось гулять с Бондом по улицам Лондона — а вот здесь у него запретов точно не было.       А еще Лиаму хотелось показать все места, где он побывал через волшебную дверь, химерам. Но он прекрасно представлял, какое впечатление на людей произведут даже рога и крылья Льюиса, не говоря уже о Моране или Джеке.       Может быть, однажды он сможет выбрать свой мир… Но в десять лет сделать это слишком сложно, даже если ты очень умный и одаренный по мнению взрослых. — Я человек? — спросил он уже в кровати, кутаясь в одеяло, у зашедшего пожелать ему спокойной ночи Альберта. — Да, — отозвался тот с легким удивлением. — И я должен буду жить с людьми?       На этот раз Альберт ответил не так быстро. Лиам смотрел на подергивание кисточки на его хвосте и страшно хотел знать… что? Правду? Но поверит ли он в эту правду? — Для тебя так было бы лучше, — наконец со вздохом признал Альберт. — А для вас?       Сильная теплая рука с темными когтями знакомо взъерошила его волосы и погладила по щеке. Лиам заметил новый яркий след как от ожога, выглядывающий из-под манжеты. Он подумал, что не видел Альберта иначе как в рубашке с длинным рукавом. — А для нас ты — бесценный дар, посланный судьбой, — серьезно и нежно ответил ему Альберт.       Что-то в его тоне заставило Лиама зажмуриться, пережидая волну тепла, поднявшуюся в груди. Никогда раньше Альберт не говорил ему ничего подобного. Это делало его безмерно счастливым — и так же очень тревожило. Что ж, кем бы он ни был, у него было место, где его принимали безоговорочно. “Я останусь с вами”, хотел пообещать он. — Откуда этот след? — спросил Лиам вместо этого. — Неудачно работал с проволокой для ожерелий, — легко отозвался Альберт.       Может быть, если бы все происходило утром, Лиам бы попробовал спорить, но сейчас он легко принял эту ложь. Как принял намеки Морана и привычные недоговорки химер. — Однажды ты мне все расскажешь, — тихо произнёс он, прижимая руку Альберта к щеке. — Однажды я войду за ту дверь. И узнаю откуда шрамы на твоих руках. Я сделаю так, чтобы ты не получил больше ни одного.       Лиам ожидал чего угодно: что Альберт отшутится, что заговорит своим обычным печально-укоризненным тоном, что пожелает спокойной ночи.       Но Альберт смотрел на него, словно увидел призрак, его грудь часто поднималась и опускалась, а рука дрожала. Несколько раз его губы подергивались, словно он пытался что-то сказать.       Наконец он мягко отнял свою руку у Лиама. — Ты говорил с Мораном? — Да. Он выполнял твою просьбу?       Альберт покачал головой: — Нет. Он просто заботится о тебе. Так же, как я или Льюис. И в чем-то я соглашусь с ним. — Тебе достаточно просто не открывать дверь, — буркнул Лиам, уязвленный тем, что его воспитатели на редкость единодушны. И ведь спорят сто раз в день, договорились бы в чем-нибудь другом… — Я очень надеюсь, что мне не придется этого делать, — Лиама словно охватило холодным душем, он даже приподнялся. Сбывался самый большой его страх. И мягкое прикосновение губ Альберта ко лбу больше не погоняло кошмары — теперь они просачивались в реальность. — Я никогда не сделаю этого по своей воле. А теперь спи. Помни, что мы всегда рядом с тобой. Мы всегда на твоей стороне. И защитим тебя.       В дверь комнаты отчаянно заколотили, голос Фреда позвал Альберта. Тот поднялся — как всегда готовый идти туда, где нужен. Но Лиаму еще досталась его теплая прощальная улыбка.       Погасив светильник, Лиам вслушивался в темноту, в знакомые приглушённые голоса за дверью.       Альберт умел быть очень убедительным, но и его интуиция тоже не спала.       Лиаму хотелось завернуться с головой в одеяло, закрыть уши, спрятаться, спрятаться, спрятаться от навязчивого щепотка на краю сознания. Который неумолимо твердил, что скоро он потеряет своих химер.