мой-твой-наш сын

      Родители не казались ему странными или неправильными. Ройс ещё не интересовался, что значит «странно», ему не было интересно, как ведут себя родители других детей. Ройс не задумывался, что с его родителями может быть что-то не так. Слишком рано, чтобы размышлять о правильности этого мира. Незачем и ни к чему.       — Молодец, волчок, — утробно хохотал отец, когда Ройс попадал в центр мишени с двадцати шагов.       — Опять лохматый, — улыбчиво говорила мать, когда Ройс находил её в удивительно бесконечных закоулках замка, и бережно приглаживала его волосы.       Отец казался ему хищником. Таким хищником, который обязательно изводит свою добычу, потому что не может не изводить её. Он играется с ней, даёт пробежать два шага и догоняет вновь. Улыбается, убивая. Специально не смывает кровь со своего клыкастого рта. Такому хищнику не всегда нужна добыча. Обычно такие звери нуждаются исключительно в крови.        Отец казался ему настоящим воином. Таким воином, который бежит за битвой, потому что не может не жаждать сражения, не может не держать в руке ножа или меча, просто не может иначе. Такой воин пугает других. Пугает своим азартом. Пугает тем, что хочет сразиться и хочет убить. Ройс не видел никого похожего.        Отцовский меч всё ещё был слишком тяжёлым для Ройса. Он всё торопился скорее вырасти и держать его по-настоящему, одной рукой, так нагло и свободно, так уверенно и легко, как это делал отец.       — Даже не мечтай, волчок, — смеялся тот, — сперва научись обращаться с ножом.       И Ройс учился. Ройс мечтал владеть им так виртуозно и ловко, как это делал отец. Клинок всегда смотрелся естественно в его больших руках, и Ройс торопился скорее стать проворным и неуловимым, торопился вырасти, торопился стать таким же, как отец.       Иногда Ройс слышал крики из отцовского подвала. В такие моменты мать была недовольной и грозной, и Ройс не осмеливался баловаться. Он знал, чем занимается в подвалах отец. Ройс видел кресты. Мать говорила ему не спускаться вниз, но Ройс спускался. Он чувствовал запах крови, но никогда не видел ни одного её пятна. Когда он спрашивал, кто кричит и куда кричащий исчезает, отец улыбался, а мать переставала. Тогда Ройс видел, как они смотрели друг на друга — так смотрят в глаза врагу на поле боя, это чувствовалось сразу, даже если Ройс ещё никогда не видел настоящей битвы.        Его матушка была самой красивой и умной женщиной во всём Вестеросе. Ройс был в этом уверен. Он часто мечтал о таких же рыжих, огненных волосах, как у неё; Ройс думал, что так все его будущие враги сразу будут чуять его собственное пламя, и оно заставит их бояться и падать на колени, как только он снимет шлем. Огонь материнских волос завораживал его.       — Зачем же тебе рыжие волосы? — матушка ласково трогала его чёрные кудри. — С чёрными волосами ты будешь больше похож на своего отца.       Когда мать так говорила, Ройс расцветал белозубой восхищённой улыбкой и забывал о блеске рыжих локонов. Что есть цвет волос по сравнению с мечтами стать воином? Мечтами стать таким же, как отец? Он быстро лохматил чёрную копну на своей голове, хватался за деревянный ножик и показывал матери все приёмы, которые только мог. Она улыбалась и охала, и Ройс ускорялся, пыхтел и радовался. Он был рад удивить её, а она, наверняка, была рада удивляться.       Ройс видел, как отец ухмыляется, время от времени наблюдая за его тренировками. Он редко оставался в стороне, но когда оставался, то по спине бежали мурашки. Ройсу очень хотелось удивить и отца. Ему очень хотелось увидеть его восхищённую улыбку, услышать похвалу. Но в такие моменты отец лишь улыбался, кивал и уходил. Маленькому лорду хватало и этого.        Иногда Ройс видел, как мать задерживается напротив псарни. Она не заходила внутрь. Ройс любил собак отца, отец показывал, какие команды те знают и как выполняют их. Он восхищался этими зверями, он видел, как заразно улыбается отец, и не мог не улыбаться сам. Ройс не понимал, почему таких умных и верных собак не любит матушка. Она никогда не радовалась им, не трогала их и не гладила.       — Матушка, — спрашивал Ройс, — они тебе не нравятся?       — Они нравятся твоему отцу, — отвечала она, и Ройс забывал, для чего он спрашивал.       Иногда он слышал, как слуги перешёптываются о волках. О лютоволках. Ройс знал, что это за звери. Няньки рассказывали ему много легенд и сказок. Ещё он слышал о том, что его матушка имеет к ним какое-то отношение. Ройс никогда не видел в ней хищника: она была не такой. Матушка была ласковой, утончённой, грациозной и вежливой. Она красиво улыбалась, заплетала чудесные причёски, нежно гладила и всегда была приветлива. Он не понимал, почему все вокруг болтают о каких-то псах и лютоволках. Почему все вокруг называют её волчицей.       — Волчок, — звал его отец, — ты знаешь, кто такой лютоволк?       Ройс был очень рад, когда отец находил время просто поболтать с ним.       — Да, — уверенно отвечал мальчик, — это дикий зверь. Он живёт за Стеной, но уже, наверное, вымер. Лютоволк больше любой собаки и любого волка.        — Да, малец, — ухмылялся отец, — а из какого дома твоя милая матушка, ты знаешь?       Ройс задумчиво хмурился. Он знал, просто не понимал, какое это имеет значение.       — Мы — Болтоны, — говорил отец, задирая лохматую голову сына выше, чтобы смотреть в глаза, — а твоя мать?       — Леди Санса Болтон, — отвечал Ройс.       — Леди Санса Болтон, урождённая Старк, — улыбался отец, но голос его менялся.       Матушка не любила, когда кто-то упоминал это. Она вдруг становилась другой, это чувствовалось сразу, но Ройс не понимал, что именно в ней менялось. Заставая их за подобными разговорами, она непременно прерывала их.       — Ройс знает, кто он, — холодно проговаривала она, заставляя отца обернуться, — и чей он сын.       Ройс никогда не понимал, о чём они говорят, когда говорят вот так. Он улыбался, радовался, что они все вместе, что отец улыбается, а мать кладёт руки на детские плечи. Ребёнок был счастлив, даже если не понимал многих вещей.       — Да, — помолчав, смешливо тянул отец, — волчок знает. Помни об этом и ты, милая жена.       Почему-то матушка не любила, когда отец называл её милой женой. Ройсу это казалось очень красивым, но спрашивать он не хотел.       — Ты знаешь, — отвечала она, сжимая руки сильнее, — нет нужды напоминать.       Они снова смотрели друг на друга очень напряжённо. Ройс знал, что моменты, когда они находились все вместе, всегда были коротки. Матушке что-то не нравилось, а отец улыбался как-то слишком косо, иногда показывал зубы, щурился. Ройс глядел на них по очереди и ощущал себя глупым щенком.        Постепенно непонимание рождало вопросы. Он крепче держал тренировочный меч и ловчее управлялся с ножом, волосы вились сильнее, он становился выше, но вопросов становилось всё больше. Матушка ласково всматривалась в его глаза, отец похвально хлопал по спине, и Ройс ощущал что-то не то.       — Почему ты зовёшь меня волчком? — спросил однажды Ройс.       Отец долго молчал. Пристально смотрел в глаза и не моргал. Улыбался.        — Потому что ты и есть самый настоящий волчок, — усмехнулся отец.       — Почему?       — Прекрати.       И Ройс прекратил. Отец всё ещё улыбался. После потрепал чёрную копну и ушёл. Ройс долго смотрел ему вслед. Он многого не понимал, но отец никогда не вёл себя так. Потому Ройс решил прекратить, даже если вопрос остался без ответа.       — Ты — Болтон, — говорила матушка.       Обычно этот разговор начинал отец. Не она. Ройс улыбался ей, кивал, гордился; будущий Хранитель Севера, совсем ещё юный, но всё же наследник. Он — Болтон. Ройс знал.       — Конечно, матушка, — кивал он, поглаживая её руки.       — Тебе хранить Север, — она была серьёзна и неулыбчива в тот день, – тебе оберегать и защищать свой дом, — Ройс видел, как её брови едва дёрнулись, — Винтерфелл. Дредфорт. Защищать дом Болтонов.       — Я смогу, матушка, — улыбался он.       — Твой отец — воин, — продолжала она, — он тактик и боец. Его сила в мече и луке.        — Я тоже стану воином, — Ройс искрился восхищением, — и научусь всему у отца.       — Учись не только у отца.       Ройс заметил сверкнувшие в волчьей пасти клыки. Матушка не злилась, но он услышал, как щёлкнула хищная пасть. В тот же миг она смягчилась: склонила голову набок и погладила непослушные чёрные волосы.       Но Ройс уже увидел. И начал понимать.       — Отец научит многому, — Ройс молчал, — но не всему. Ты станешь Хранителем Севера. Отец не научит править. Отец научит биться за своё и защищать своё силой, но не править.       Ройс наблюдал, как матушка уходит. Его детское сказало за него:       — У кого же мне этому учиться?       Она развернулась.       — У меня.       И ушла.       Ройс не говорил об этом отцу. Не то чтобы отец был в курсе всего, но Ройс понимал, что отец должен был знать обо всём. И всё равно не рассказывал. Ждал матушку по вечерам, делая вид, что не ждёт никого. Это не было тайной, но они не говорили об этом никому.        — Если вассалы восстают, — Ройс задумчиво ходил вокруг, — что мне лучше предпринять?       — Не убивать, — отвечала матушка, — пока того не потребует честь.        — Восстание — выступление против чести и воли Хранителя, — спорил он.       — Ты — не Король, — Ройс видел её клыки всё чаще, — не позволительно быть заносчивым. Не будь и изнеженным. Твоя честь — дело твоих рук и поступков. Пока ты не запятнаешь её сам, её не сможет запятнать никто. Сохрани её чистой, — но матушка быстро прятала волчьи зубы. — Будь справедлив, внимателен. Слушай людей, слушай советников, но решения принимай сам.       — Как же я пойму, что моё решение правильное?       — Ты можешь не понять этого никогда, — вздыхала матушка чуть более тяжко, чем обычно, — но ты должен принимать решения.        — Но ведь иногда они требуют крови…       — Иногда они требуют крови, Ройс.       Она смотрела на него тоскливыми, но полными нежности глазами. Ройс не сдержался.       — Откуда ты знаешь, матушка? — невпопад спросил мальчик.       Она долго смотрела на него. Молчала и вглядывалась, но не так, как это делал отец. Ройс чувствовал, что она бережёт его своим молчанием, взглядом гладит и обнимает, греет. Отец молчанием испытывал. Изучал, как будто не мог знать своего сына вовсе.       — Я расскажу тебе, когда ты подрастёшь, — улыбнулась она, — а пока занятие окончено. Может, твоя помощь нужна отцу?       Ройс тоже улыбнулся ей и убежал.       Он чувствовал, что что-то не так. Но теперь он начинал понимать, почему его мать звали волчицей. Она была похожа на неё, хотя Ройс сравнил бы её скорее с львицей: она изящна, статна и нетороплива, но знает, когда её клыки нужны, а когда — нет. Ройс не находил такие сравнения забавными, но он понимал: узнать предстоит ещё многое.       — Волчок, — вкрадчиво и улыбчиво говорил отец, — о чём ты говоришь со своей милой матушкой?       — О всяком, — радовался Ройс, инстинктивно выпрямляя спину под внимательными отцовскими глазами, — она говорит, что я быстро расту. Говорит, пора учиться не только сражаться, но и многим другим вещам.        — Чему же она тебя учит, волчок?       — Как заботиться о Севере, — гордо отвечал Ройс, — как беречь наш дом. Ещё тому, как заботиться о северянах. Это большое дело! Я не думал, что это так серьёзно, но это очень важно. Ещё матушка говорит о том, что Север нельзя держать кровью.       — А чем же нужно держать Север?       Ройс бегло посмотрел в глаза отца. И увидел там что-то недовольное. Клыкастое и злящееся. Ройсу тогда стало не по себе, но он продолжал говорить.       — Уважением, заботой. Честью. Справедливостью и решительностью.        Отец долго молчал. Его лицо улыбалось, но Ройс не чувствовал в этом тепла. Он чувствовал холод, которого никогда не чувствовал от отца. Он точно злился, но Ройс не понимал, отчего: разве матушка говорила плохие вещи? Разве она учила его чему-то плохому?        — Молодец, волчок.       Слова отдавали морозом.       — Слушайся милую матушку. Этому тебя больше никто не научит.        Провожая отца взглядом, Ройс молчал и не шевелился. Холод окутывал его, и это чувство было для него незнакомым. Было странно и опасно, и эта мысль пришла лишь после, когда он осмелился пошевелиться.        Вопросов становилось всё больше. Ответы приходили гораздо медленнее.