Мурманск - Владивосток

Ничего не может быть хуже, чем неуверенность. Тяжкий груз, не дающий принять важное решение.

Ба-бах! Прогремел удар грузового контейнера об другой. Стропальщики отстегнули подъёмные ремни и сразу принялись фиксировать крепежные механизмы, да как можно лучше, никто же не хочет повторения случая на японском судне, когда все контейнеры свалились в кучу, а некоторые даже вылетели за борт. Портовым стропальщикам в помощь присоединился один из матросов. Повернув последний крепеж на углу контейнера он поправил свою шапку. — Бортник! — послышалось с верхней палубы. — А? — крикнул матрос. Повернувшись, он увидел их механика. — Ты только один месяц в этом году не работал, верно? — сказал механик. — Да! — ответил матрос и сразу нахмурился. — Шурик, во первых нахера именно тебе эта информация, а во вторых почему сейчас спрашиваешь? — Помощник капитана спрашивает, думаю на счет премии для тебя договориться. — сказал механик и ухмыльнулся. — Так бы сразу! — сказал матрос и заулыбался. Механик кинул на Бортника последний взгляд и отправился назад к вышестоящим. Егора Бортника действительно можно считать лучшим работником года. Лишь один месяц ему пришлось пропустить по болезни. Кто бы мог подумать, что матрос северного маршрута может продуть почки просто из открытой форточки… Знатно он тогда напрягся, боясь практически потерять работу, но болезнь быстро нормализовалась не оставив серьезных последствий. Путешествие предвещало быть веселым, Бортник соскучился по холодным водам и северным ветрам. И по своему другу Шурику, конечно же. Матрос вошел в свою привычную каюту и закрыл за собой дверь. Наконец-то родное местечко, в котором он проведет практически месяц… Прекрасная все же работа, тяжко иногда приходится, но Бортник абсолютно любит то, чем занимается, и заработная плата вполне достойная. Мужчина раскладывал вещи в тумбочку сидя на кровати, и в этот момент в дверь вежливо постучали. Бортник улыбнулся, уже подозревая кто это. — Войдите! — сказал он и сел прямо. Собственно, как и ожидалось — в каюту с каким то странным стеснением зашел Шурик. — С возвращением, — сказал он и также прикрыл дверь, вставая рядом с Бортником. — Готов к работе, после такого отдыха? — Всегда готов! — сказал Бортник. Шура с улыбкой покивал. Пока матрос шлялся по больницам, Шура так ни разу его и не увидел. В тот момент механик, конечно, пытался утихомирить свои эмоции, но не вышло. — Твою. Не могу, иди сюда! — он полез в объятия. И Бортник в свою очередь был только за. — Как ты меня напугал своей болячкой, засранец, я пипец как соскучился! — А я то как! Бортник с большой радостью обнимал присевшего рядом Шуру. — Всем приятного апетиту! — сказал Шура, ставя на стол последние две тарелки с едой. На четвертый день, на удивление, стало настолько скучно, что механик решил под присмотром корабельных поваров взяться за готовку. Бортник и представить не мог, что кто-то может делать песто лучше, чем Шура. — А ты нас часто так баловать будешь? — с улыбкой спросил боцман Святослав. — Ну, если работы мало будет, то может и буду. — сказал Шура вытирая руки. Он встал у столешницы и подвинул к себе свою тарелку. Моряки, конечно, уже смаковали итальянское яство. Один Шурик не ел, а всего лишь держал тарелку рядом с собой. — Ты чего не ешь? — уже спросил Бортник. — А я смотрю, вдруг плохо приготовил, может отравитесь, я тогда есть не стану. — спокойно ответил механик с улыбкой. Раздался смех. — Какой ты добрый! — сказал кто-то из экипажа. Шурик пожал плечами. — Что есть! Лева усмехнулся. Бортник знает Шуру много лет, и тот часто выпускал злобные шутейки, хотя сам по себе Шура добрейшей души человек. Слово за слово и присутствующий в столовой экипаж, по классике, перебрался на политику. Бортник и Шура напряглись, политические дискуссии они не выносили. Казалось тема поднялась не самая тяжелая, всего лишь законопроекты. Скорее всего в этом мнения многих присутствующих сойдется. Но не тут то было. — А слышали новый законопроект о запрете пропаганды нетрадиционных отношений? — сказал один из матросов. — Конечно слышали, и правильно! Нечего вот это вот все. — заявил Святослав. Шура стоял спиной к команде и нарезал фрукты. Бортник же продолжал сидеть на диване, но уже скрестив руки на груди. Уж лучше бы они не поднимали эту тему… И мнения были схожи. Одни Шура и Бортник молчали. — Шур, Лева, а вы чего не комментируете? — спросил тот же Святослав. Шура лишь думал о том, что ладно, бог с ним со Святославом, у него уже намертво свое мнение засело, но вот как же сидящий вместе с ними кадет, вроде же молодой, а молодые обычно более ко всему толерантны и в большинстве случаев стараются смотреть с разных сторон. Но он… Учитывая, как он яро соглашался со мнением коллег, казалось, что ему лет сорок, не не двадцать. — Ну вы же знаете, что я всегда буду сохранять нейтралитет. Тем более не вижу смысла в этом всем законе. Взгляды перенаправились на матроса. — Тоже не вижу смысл, есть проблемы и посерьезнее. — сказал Лева. На их слова на удивление никто ничего не выразил. Шура и Лева переглянулись, им больше нечего сказать по этому поводу, они мнение друг друга знают, и вполне солидарны. Прошла неделя. Долго отдыхать не приходилось, предстояло много работы… Бортник вместе с другим матросов проверял надежность крепежей. — У тебя как? — В норме все! — крикнул в ответ Лева. Мужчина прошел до конца ряда контейнеров и посмотрел в море. Он увидел длинную черную линию туч, тянувшуюся впереди судна. Он слегка перевалился за край перил и увидел впереди небольшой приближающийся шторм. Покачает знатно. — Че там? — подошел сзади Шура. Он тащил инструменты на другую часть палубы. — Шторм будет. А ты чего делать будешь? Шура махнул рукой. — Гайку какую-то закрутить осталось, да и снести инструмент на место. Лева покивал и снова посмотрел на приближающуюся непогоду. — Не забывай ничего на палубе. — сказал он. — Постараюсь. — пожал плечами механик и направился дальше по своим делам, скорее все закончить до шторма. Конечно же Бортник знал, что что-нибудь будет забыто. Хотелось бы сделать немного больше, но того, что успели вполне достаточно. Шура как-то грустно смотрел из окна палубы Левы, на буйные волны. — Ты грустный какой-то. — сказал Лева подходя ближе. Шура вздохнул. — Я там ключ на двенадцать на палубе забыл… Лева усмехнулся. — А я говорил… Шурик щипнул его за нос, на что Бортник засмеялся. Тишина в каюте толкнула Бортника на вещь, которую он давно хотел сделать. Он подошел со спины и аккуратно положил голову на плечо Шуры. Механик ничего не сказал, лишь прижал свою голову к голове Бортника. — Чего это в тебе такая нежность проснулась? — Просто… — сказал Бортник. Шура и Лева давно знакомы… В первую очередь их связала любовь к морю. Когда то они умудрились сесть за одну парту в училище, и сохранили свою наикрепчайшую связь, устроившись на один маршрут. Даже не побоялись переехать в Мурманск ради этого. Хотя Шурику было сложно приспособиться к новому суровому климату. Но отходив несколько лет на родном контейнеровозе — свыкся окончательно, даже полюбил холод… Лева же всегда болел балтийскими и лядовитыми водами, и маршрут Мурманск-Владивосток его более чем устраивал. Шторм утих. Уже темнело. В окнах кают зажегся желтый свет. Бортник застегнул тяжелую куртку и натянул шапку. Ужасно хочется постоять на палубе… Тем более шторм давно утих. Мужчина тихо закрыл за собой дверь. Периферией он увидел кого-то, он ожидал узнать в стоящем человеке помощника капитана или боцмана, который мог бы загнать его обратно. Но на другом конце коридора стоял Шура, точно так же одетого в спецодежду. Они оба испугались друг друга, но сразу поняли в чем дело. — Не пугай! — вполголоса с улыбкой сказал Лева. — Сам не пугай! Выйдя им сразу в лицо ударит холодный свежий воздух. Шура уже чуть не умудрился подскользнуться из-за мокрой палубы после шторма. Бортник успел за него схватиться, чтобы тот не грохнулся. Шура в благодарность кивнул. Синяя темнота давила со всех сторон. На горизонте догорала последняя голубая полоса света. Мужчины встали у поручней, смотря в бесконечную воду. Вид у Бортника сразу сделался невероятно печальным, механик этого не мог не заметить, но в чем проблема спросил не сразу, для начала выждал пару минут. — Что с лицом то, — сказал Шура и толкнул его плечом. — Чего мордашка кислая? — Задумался. Шура снова помолчал, понимая в чем причина. — Мама?.. Лева покивал. А Шура лишь вновь посмотрел в воду, лучше бы он ошибся с догадкой. Вновь повисло молчание, но Лева неожиданно ее разорвал. — Мне порой кажется, что я сделал для нее так мало. Поэтому чувствую вину. — Не думай так. Ты сам знаешь сколько времени, сил и денег было потрачено. Она бесконечно благодарна тебе. — сказал Шура. — Знаешь, когда я был на похоронах, я очень просил ее иногда давать мне какую-нибудь весточку оттуда. — Работает? — абсолютно серьезно, без язвы в голосе спросил механик. — Иногда, но не знаю, действительно ли это от нее… Всего год назад он похоронил родную мать. И то, как быстро Лева оправился Шурика впечатляло, он действительно считал Бортника сильным человеком. Но все же иногда у него бывают вот такие приступы тоски, оно и понятно. Послышался низкий, достаточно жуткий звук. Мужчины переглянулись и стали вглядываться в черноту моря. — Смотри… Смотри! — Лева указывал куда-то. — Там кит! Шура постарался что то разглядеть. — Не вижу… Где? И ответом на его вопрос был резкий брызг. Кит вздохнул, а после показался и сам. Особенно ярко в темноте виднелись его белые ласты, он продемонстрировал гребень своей спины, на последок ударив по воде своим мощным хвостом. Мужчины завороженно смотрели на животное. Млекопитающее проплыло параллельно с ними еще десяток метров и скрылось в глубине, и выдавали его исчезновение те самые белые плавники. Шура посмотрел на Бортника. — Вполне себе веточка. — сказал он и мягко улыбнулся. Лева как-то удивленно взглянул на него, осознал, и тоже улыбнулся. Очень много времени прошло, скоро уже Владивосток. Леве не становилось лучше, он ожидал, что этот рейс будет гораздо позитивнее. И он понимал, почему его так сильно разрывает тоска, даже не из-за воспоминаний о матери, все для него гораздо сложнее. Прибытие во Владивосток и разгрузку можно опустить, это был короткий день в плане работы. Единственное, что вселяло в Бортника надежду на избавление от тоски — это ночь в порту. План перевыполнен, судно добрались гораздо быстрее, чем планировалось. Поэтому придется здесь задержаться. И снова вечерняя прогулка, вместе с Шурой, крики чаек и холод. — Шура, давай серьезно поговорим. Механик насторожился, эти слова ничего хорошего не предвещали. — Мне не нравится когда ты так говоришь… — Я понимаю. Клоки пара уплывали от лица матроса, растворяясь в холоде. Он сфокусировался на этом маленьком облачке, надеясь найти нужные слова. — У меня есть вещь, которая меня мучает. Шура очень испуганно вгляделся ему в глаза. — Ты болен? — спросил он, вспоминая о недавнем больничном друга. Плюс его поведение и состояние внушало уверенность в болезни. — Нет, нет… — Лева помолчал. — А может и да. Если это можно так назвать. Пойми меня… Пожалуйста. — Я не понимаю. — Знаю… Шур, мы с тобой так долго вместе. Ты меня знаешь лучше чем я себя, понимаешь меня без слов. Но… Но тут без слов даже ты не разберешь. Мне не хочется всех вот этих соплей, не хочется казаться глупым подростком. Но я так долго репетировал и думал, что сказать, что понял, что по другому просто и не могу выглядеть. Он замолчал, а Шура с паникой ждал. Затылок кололо. — Шур. Прошу тебя, не сердись на меня. Я должен это сказать. — Лева опустил взгляд и снова поднял его на друга. — Я тебя люблю. Шуру переполняли эмоции и растерянность. — Ну… Я тебя тогда тоже… — с недоумением ответил он. — Нет, Шу нет! — Лева понимал о какой любви к нему говорит Шура. — Я правда тебя люблю. Ну… Понимаешь, как мужчину… Шура окончательно потерял дар речи и не знал что еще сказать. — Мне ужасно больно, Шу. Просто скажи мне, стоит ли мне вообще на что то рассчитывать?.. Механик молчал, смотря вниз быстро моргал, складывая полученную информацию в нормальную конструкцию. — Я… Не могу, Лев. — Теперь я не понимаю… — Просто теперь ты пойми меня, что я скажу родным и знакомым? Как мне это объяснить? — Зачем тебе кому то что-то объяснять?.. — Да потому что! — грозно прикрикнул Шура. — Что за лицемерие, Лева? — Почему? — Ты разве не помнишь? Не помнишь, когда ты не смог мне все объяснить? — Ты о той вечеринке?.. — он грустно отвел взгляд. — Да, Лева, да, именно о ней! Прошло двадцать с чем то лет, а ты мне так ничего и не сказал! Это была просто обычная вечеринка на квартире. Все планировалось культурно, но кто то все же решился взять алкоголь, и искушение было слишком сильным. Шура был молод, поддерживал образ бунтаря, поэтому и напился до безумия. Наверное лишь Лева не пил, из-за того, что был за рулем. Понимая, что дело пахнет горелым, он вытащил оттуда Шуру и просто отвез домой. Но… Алкоголь проклятый, Шура не отпустил Леву. Так вышло, так получилось. Все началось с грубого поцелуя у входной двери и закончилось постелью… А на утро Бортник уехал, соврав потом о том, что отвез Шуру вместе с подружкой к нему домой. — Разве что-то еще нужно было объяснить? Разве того что есть недостаточно? — Нет, недостаточно. А знаешь почему Бортник? Потому что может я и был в стельку пьян, но я вспоминаю, что я тогда был не с девушкой, это был парень. Лева помолчал. Казалось вот-вот у него случится истерика. — Хорошо, ладно! Ты переспал со мной! Доволен? — Твою ма-а-а-ать… — Шура прикрыл лицо рукой. — Но я никому ничего не сказал, и не собирался. Потому что это было только мое, только наше. — Наше? Так почему же ты мне не сказал сразу?! — Я тогда был уверен, что ты обозлишься на меня. — Лева смотрел с раздражением. — Блять, да иди ты… — И на мое откровение ты не ответишь? — Не могу. Лева покивал, чувствуя, как наворачиваются слезы. — Я тебя понял. И Лева ушел обратно на корабль, не желая больше говорить. Лева не хотел отвечать на звонки, не писал, не хотел встретиться. Теперь его мучения перенеслись и на Шуру. Ответ, данный им в тот вечер, был не тем, что он хотел бы дать. Совсем не тем. В том, что внутри все же зарождены чувства к Леве — сомнений не было. Он действительно боялся одного — осуждения. Даже несмотря на то, что старался относиться ко всему с пониманием. Он боялся и того, что Лева может рассказать кому либо о злополучной ночи после вечеринки. Осужденье, почему его так много. И самое главное за что… Ни ответа ни привета от друга, и Шура решился наверное на единственно правильное решение — поехать к Леве. Квартира была открыта, и это настораживало. Лева всегда запирал ее на сто замков. Он сделал шаг в жилье. — Лева? Он расслышал звуки, непонятные. Но стоило подумать и они уже были страшными. Шура рванул на источник, в комнату Левы. — ЛЕВА! Его друг был в петле. В голове слишком пусто, слишком страшно. Шура как можно быстрее подставил под его ноги упавший табурет. — Сейчас, сейчас, милый, погоди… Площадь табуретки позволяла встать на нее второму человеку. Шура еле развязал петлю и спустил Леву на пол. Ничего. Не дышит. Первая мысль, что это потеря сознания. Но пульс не прощупывался, ни на венах, ни на сонной артерии. Шура не верил. Не понимал, поэтому по телу разливалось спокойствие. Шура просто сел рядом и смотрел в стену. Он был еще жив когда Шура снимал его, получается он скончался прямо за несколько мгновений до спасения. Он сам не знал, сколько так сидел. Только спустя время он решился снова посмотреть на тело. — Что же я другим скажу, Левка?.. Что ж ты наделал то… Конечно же ему никто не ответит. И только сейчас начали проклевываться эмоции. Шура заплакал, и плач со временем перерастая в вой. Снова затишье и после снова тихий плач. Он заметил в кармане Левы клочок бумаги, достал его. Но читать написанное сразу не стал… Он набрал две цифры на дисплее и нажал вызов. Гудки, и дозвон прошел почти сразу. — Алло?.. Полиция, — достаточно спокойно сказал Шура. — Я пришел к своему другу… А он… Он повесился. Меня зовут Уман Александр Николаевич. Приезжайте по адресу… С новыми слезами, стоя у входной двери квартиру предсмертную записку: «Прошу никого в моей смерти не винить, я сам решился и сам это сделал. У меня больше нет родственников, мало друзей, поэтому в большей степени обращаюсь к тебе, Шура. Мне плохо. Хуже, чем ты можешь себе представить. Прости меня, я слабый, теперь ты знаешь обо всем, я не смогу перенести это. Ты мне нужен, я люблю тебя, но мне понятен твой ответ и повторять дважды мне не нужно. Я не смог бы перевестись в другой порт, я не могу с тобой расстаться, но и быть рядом для меня невыносимо. Каждый раз думая о тебе я задыхаюсь от любви, это очень больно и одновременно приятно, но после того дня эти мысли не приносят мне наслаждение. Снова. Прости меня. Ты не виноват, это из-за меня. Я люблю тебя Не могу перестать говорить это. Зайди обязательно в банк, я оставил в ячейке все что у меня есть. И квартира теперь тоже твоя, я написал на тебя наследство.» В банк? Наследство?.. Неужели… Он готовился? Шура перевернул записку, заметив, что снизу просвечиваются чернила. «Моя последняя просьба, Шу — похорони меня рядом с мамой, не расстрачивайся на памятник, просто похорони. Прощай Шур. Надеюсь мы не скоро увидимся…» Леву всегда отличала особенность — он всегда ко всему готовился, все делал заранее. И дверь оставил открытой, чтобы его нашли, даже это он продумал… По дороге в банк Шура понял, что он не сделал этого на корабле, не потому что не решался, а потому что не хотел подводить команду. Шура зашел в банк, сразу обратившись к консультанту на счет ячейки. Немного повозившись с документами они прошли в хранилище. Ключи неприятно звякнули и банковский консультант открыл ячейку. Шура медленно подошел к ней. Он сразу достал оттуда маленькую бутылочку с корабликом внутри. Воспоминание из молодости, когда они все пытались сделать красивый корабль в бутылке, и то что Шура держал в руках — их удачная попытка. В ячейке еще лежала крупная сумма денег, украшения матери Левы, и записные книжки, которых Шура у Левы прежде не замечал. Как оказалось позже это были стихи Левы. Это все, что у него было. Поверх всего этого лежала записка: «Я знаю, что ты все равно будешь себя винить. Не нужно, умоляю тебя. Просто сам для себя ответь, изменилось ли бы что-то если бы я тебе уже тогда, в тот вечер после вечеринки все рассказал? Ответь и забудь.» В груди снова больно запекло… Конечно бы изменилось. Теперь он понимал Леву. И несмотря на его просьбы все равно винил себя. Он был так не уверен. Как в первичном ответе так и в попытке поговорить на эту тему снова. Шура стоял на их любимом с Левой месте — на нижней палубе, смотрел в дальний горизонт, который уже смешивался с небом… Шура держал в руках их с Левой поделку, держал перед собой, визуально накладывая ее на горизонт. Теперь словно бы по морю шел большой двухмачтовый корабль. Шура легко и грустно улыбнулся, но практически сразу вновь угас. — Подай и мне весточку… Очень тихо сказал мужчина, и видимо его слова были услышаны… В этот раз без каких либо звуков, появился китовый хвост, и только после того, как он вновь скрылся под водой, послышалось пение кита… У Шуры навернулись слезы.