Цветок, окроплённый кровью (сборник по хуаляням)

      Тонкий луч света пробился сквозь полупрозрачную ткань. Скользнул по чистому паркету, обогнул книжный шкаф, заполз на кровать и, наконец, остановился на мягко очерченной мужской щеке. Складки одеяла шевельнулись, ресницы мужчины дрогнули, и тот мигом распахнул глаза.       Первое, что предстало перед взором Се Ляня — чёрные как смоль волосы, спутавшимися прядями рассыпавшиеся по подушке; большая коралловая бусина, вплетенная в тонкую косичку; и мертвенно бледная спина, исполосованная едва заметными розоватыми царапинками. Се Лянь, смутясь, отвёл взгляд от спины супруга и решил повернуться на другой бок, чтобы вновь утонуть в безбрежном море сладких грёз, как вдруг наткнулся на все тот же надоедливый лучик. Мужчина зажмурился и, видимо, передумав, принял прошлое положение. Однако, пролежав так от силы минут десять, он все же бросил попытки уснуть. Видимо, на нем временами сказывался его прежний «режим сна»: ложился Се Лянь в лучшем случае не позже полуночи, а вставал даже раньше первых лучей солнца, дабы пойти на изнуряющую работу с копеечной прибылью. Но теперь, когда подле него всегда вился его любимый «Сань Лан», последний не позволял Се Ляню доводить себя до изнеможения. Хотя, если быть честным, он-то его уже и не чувствует, привыкнув за трудные долгие годы к постоянному физическому и моральному напряжению.       Понежившись в постели ещё немного, Се Лянь окончательно решил вставать. И во время его, как казалось, бесцельных ворочаний, на ум ему пришла одна мысль, которую он решил во что бы то ни стало воплотить в жизнь.       Мужчина бесшумно отодвинул одеяло, также бесшумно встал на пол, который, к великому счастью, не имел привычки скрипеть, и обошёл широкую кровать, направляясь к выходу из спальной. Однако когда до цели оставалась всего пара шагов, невидимая сила, именуемая совестью, потащила Се Ляня обратно, заставив того склониться над мирно спящим Хуа Ченом и одарить невесомым поцелуем в щеку. Только после этого Се Лянь смог со спокойной душой покинуть комнату, направившись на кухню.       Живя в одной квартире с Хуа Ченом, в совершенстве владеющим кулинарным искусством, немецким тостером, итальянской духовкой и французской вафельницей, Се Ляню не приходилось заниматься готовкой самому — все вышеперечисленное, включая Хуа Чена, прекрасно справлялось с этой задачей. Однако сегодня ему захотелось чуть изменить прежним порядкам, пожарив себе и своему супругу блинчики. Вообще ничего такого сложного в их приготовлении не было: несколько обычных ингредиентов, которые нужно смешать вместе, вылить на сковороду и следовать указаниям по времени. Однако вспоминая то, как знакомые Се Ляня реагировали на его кулинарные творения, вопрос успеха не раз поднимался в его уме.        Ещё раз прогнав в голове все пункты приготовления, Се Лянь решительно кивнул, будто разрешая самому себе приступить к делу. Пара лёгких движений рук — и вот уже все необходимое расположилось на столе. Ещё — и в заранее подготовленной миске уже оказалась какая-то жижа, чем-то отдалённо напоминающая тесто для блинчиков. Се Лянь с явным сомнением повозил ложкой в подозрительном тесте, уже собираясь признать эту затею неудачной, но тут же отбросил навязчивые мысли. «Когда вообще Сань Лан отказывался от моей стряпни?» Остановившись на этой позитивной ноте, Се Лянь принялся за готовку.

***

      А тем временем, пока Се Лянь распоряжался кухней, его дражайший супруг, почувствовав под боком непривычную пустоту, проснулся. Хуа Чен лениво протянул руку, но, не обнаружив под ней Се Ляня, мигом взбодрился. Выбросив из своего плана обязательные утренние потягушки, длившиеся в среднем около двадцати минут, мужчина резко сел в постели, сдвинув брови к переносице. Если Се Лянь и уходил на работу раньше него, то обязательно предупреждал об этом запиской, лежащей на прикроватном столике. А так как сегодня выходной, то вариант с работой исключается. Где же мог пропадать его супруг? Хуа Чен встал с кровати и, даже не удосужившись обуть тапки, прошёлся по коридору, остановившись возле входа на кухню. Перед ним открылось следующее зрелище: Се Лянь — с нечесаными волосами, в фартуке, надетом шиворот-навыворот и уже заляпанном чем-то, — борется со сковородкой, которая никак не хотела отдавать ему припекшийся к её дну блин.       Улыбнувшись и еле сдержав умилённый смешок, Хуа Чен на цыпочках вернулся в спальню и лёг под одеяло, приняв прежнее положение. «С каких это пор гэгэ так пристрастился к сюрпризам?» — с застывшей ухмылкой подумал про себя мужчина, старательно притворяясь спящим.

***

      А в это время Се Ляню наконец удалось отодрать несчастный блин от сковороды. Со вздохом, полным сожаления, мужчина уложил все, что осталось от бедняги на тарелку, и прошептал: «Ну, как там говорится — первый блин комом?»       Да, первый блин комом. Но, вопреки этой пословице, и второй, и третий блин повторили судьбу первого. Се Лянь хмуро уставился на миску с оставшимся тестом, раздумывая, стоит ли ему и дальше понапрасну переводить продукты. Потерев точку между бровей и попытавшись вернуть себе прежний позитивный настрой, мужчина всё-таки вылил ещё черпак на сковороду. Подождал с минуту, и о, чудо — он подцепил лопаткой почти идеально пропекшийся круглый блинчик! Ну и что, что его края слегка подгорели, а ближе к середине красовалась дырка? Главное то, что он испечён с душой! Воодушевившись, Се Лянь быстро расправился с остатками теста, и вот на тарелке уже лежали желтоватые блинчики. И все, как один, имели зияющую посредине дыру и почерневшие края. «А у меня с каждым разом получается всё лучше и лучше!» — довольно заметил про себя Се Лянь.       Он по быстрому разложил самые красивые блинчики на тарелочке, разумно сложив их так, чтобы дырка, вызванная путём неправильного распределения теста, была как можно незаметнее, и на радостях щедро полил вишневым сиропом. Се Лянь ещё задумывался о кофе к блинчикам, но имеющаяся у него кофемашинка была слишком шумной, которая могла запросто разбудить чуткого Хуа Чена. А весь шарм заключался именно в эффекте приятной неожиданности. Ещё раз оглядев своё творение, убедившись, что его не стыдно подавать, Се Лянь направился в спальню.

***

       — Сань Лан? — шепнул мужчина, тихонько прокравшись в комнату. Получив в ответ тишину, он уже смелее подошёл к кровати.       — Сань Лан, — ещё раз произнёс Се Лянь, наклоняясь и прикасаясь губами ко лбу супруга. — Сань Лан, доброе утро.       На этот раз Хуа Чен откликнулся: приоткрыл глаз, поднял уголки губ в мягкой ухмылке, а рукой потянулся к лицу Се Ляня, огладив щеку и аккуратно притянув к себе. Тот, поставив блюдо на прикроватный столик, охотно приблизился и одарил невесомым поцелуем.       — Гэгэ что-то приготовил? — Хуа Чен вдохнул аромат свежей выпечки и вишневого сиропа, который здóрово перекрывал горелые нотки. — Это блинчики?       — Да… — Се Лянь, улыбнувшись, продемонстрировал своё кулинарное творение. — Я встал пораньше, чтобы сделать их на завтрак. Прости, что оставил тебя одного.       — Тебе не за что извиняться, — Хуа Чен взял тарелку в руки, покрутил ее, любуясь, и надкусил один блинчик. — Превосходно! Мастерство гэгэ стало ещё более совершенным!       Мужчина незамедлительно принялся за поедание блинчиков, параллельно без устали расхваливая их так, что Се Лянь аж зарделся, приговаривая: «Ну, ну, это же всего лишь блинчики…»       Понаблюдав за тем, как Хуа Чен ест его стряпню, восклицая: «Восхитительно! Бесподобно!», Се Ляню и самому захотелось попробовать то, что он там наготовил. Отщипнув от одного из блинчиков кусочек, он отправил его в рот, о чем почти сразу же пожалел. Несмотря на относительно приемлемый внешний вид блюда, при первой же пробе оно встречало пресным тестом, кислым послевкусием и горелой ноткой на кончике языка. Се Лянь, не зная, смеяться ему или плакать, поднял взгляд на супруга, который с явным удовольствием отправил в рот последний блинчик.       — Очень вкусно, гэгэ! Думаю, с такими завтраками даже я начну вставать пораньше, — Хуа Чен улыбнулся, слизнув каплю сиропа с уголка губ.       — Рад, что Сань Лану понравилось, — Се Лянь скопировал улыбку мужа. — Погоди, у тебя сироп на щеке       Мужчина подался к нему, большим пальцем стерев сползающую кроваво-красную каплю. А проказник Хуа, воспользовавшись моментом, шустро подтянул Се Ляня к себе и увлёк в небрежный поцелуй, игриво прикусив нижнюю губу.       — Сань Лан! — отстранившись на долю секунды, с притворным упрёком произнёс Се Лянь, тут же целуя вновь.       — Доброе утро, гэгэ, — шепнул Хуа Чен, ухмыльнувшись в поцелуй.