your grace

      Белёсый шрам, так чётко выделяющийся на смуглой коже, словно перечёркивал правый глаз юноши. Он не был как прежде скрыт под чёрной повязкой - не было надобности больше. Пушистые ресницы обрамляли веки и, приоткрыв их, он бросил взгляд перед собой, оглядывая помещение. Звезда кхаэнри’ах на этом глазу блестела янтарным светом, в отличии от второго - ярко голубого зрачка. Его печать, его судьба и его проклятие. Тёмно-синие локоны спадали на плечи, растекаясь по ткани чёрного пиджака, путаясь в вороте меховой накидки и непослушно лезли в глаза, добавляя образу ещё больше дерзости. Выражение же лица его величества не выражало ни единой эмоции, словно камень, словно лёд. По шее струились языки голубого пламени, начиная свой пляс в районе груди и поднимаясь выше, едва касаясь своими кончиками смуглых скул.       Зрачки пристально следили за тем, как молчаливые стражи в чёрных доспехах выволокли юношу в центр тронного зала. Тот огрызался, стараясь высвободиться, брыкался, шумно вздыхая, но все было тщетно - хватка рыцарей ночи была крепка как сталь.       Альберих поднялся, вальяжной и плавной походкой сокращая расстояние между ним и пленником, медленно ступая по ступеням, что вели к высокому трону. Когда он приблизился, его подданые выпрямились по стойке смирно, будто статуи. Дилюк же старался отстрочить миг, когда ему придётся взглянуть на своего некогда близкого человека и вот он настал: ярко алые, пылающие зрачки, смотрели затравленно, с полыхающей внутри искренней ненавистью. Он впился взглядом в лицо напротив, изучая бегло, морщась от отвращения. Тот, кого он видел перед собой, едва ли был похож на того сэра Кэйю, которого он когда-то знал. Но Альберих не поймал его взгляд, блуждая им по силуэтам стражников.       — Остатьте нас.       Голос ровный и твёрдый, не терпящий возражений, но рыцари на секунду колеблется, сомневаясь, следуя ли оставлять своего короля наедине с тем, кто вот-вот кинется на него. Осколки льда пронизывают тембр голоса, с которым Кэйя произносит следующую фразу. Он полон нетерпения, угрозы и опасности.       — Вы не расслышали меня?       Стражники тот час же отпускают руки пленника, коротко кивая и покидая помещение так быстро, как только могут. Рагнвиндр, истощенный недельным заключением, удерживается на ногах с трудом, но внутри него бушует такое пламя, что воздух накаляется. Будь при нем его глаз бога, помещение бы давно превратилось в кучку пепла.       — Я должен был убить тебя в ту ночь.       Хриплый голос раздаётся неожиданно и в нем столько желчи и ненависти, что альберих инстинктивно хочет стряхнуть с себя эти слова, но вопреки этому - улыбается. Открыто, растягивая губы в усмешке.       — Стоило бы, мастер Дилюк.       Он бегло проводит кончиком языка по губам - холодные и сухие - и смотрит вниз, замирая. Лёд сталкивается с обжигающим пламенем алых зрачков и ваше величество прикладывает все свои усилия, чтобы не дрогнуть. У него никогда не получилось держаться под пристальным взглядом Дилюка, слишком он был проницательный. Всегда смотрел в самую суть и какие бы стены он не строил, в какую бы маску не облачался (а их было множество и все остальные без преувеличения ему верили) - Дилюк видел его насквозь, убирая лишнюю шелуху, пробираясь в самое сердце - на тридцать замков закрытое, спрятанное за глыбой льда. Но пламя на то и пламя, что для него это - не преграда. «Он думает, что порвал с прошлым, по когда судьба нагонит его, ему придётся сделать выбор»       — Я доверял тебе.       — Ты никогда не доверял мне.       На секунду маска трескается и в глубине янтарно-голубых глаз проскальзывает та потаённая детская обида, та злоба, что дышит ему в затылок с самого рождения. Ребёнок, наследие, проклятого королевства, брошенный на чужой земле и обречённый жить, разрываясь между чувством долга и зовом сердца.       — Ты смеешь говорить мне про доверие? Сейчас?       Дилюк смеётся. Зарываясь пальцами в алые локоны, вздымая голову к потолку. Он смеётся долго, с надрывом, едва не задыхаясь в приступе тут же пришедшего кашля.       У Кэйи при взгляде на него все внутри сжимается. Он наивно полагал, что будет легче, что сможет выдержать и держать себя перед ним за тридцать тремя замками, но когда взгляд юноши снова сталкивается с ним, он не выдерживает, но Рагнвиндр не выдерживает раньше - резко поддаётся вперёд, цепляясь ладонями за ворот плаща, встряхивая его за грудки, сокращая расстояние между и смотрит смотрит смотрит, опаляя взглядом, дыханием у самого лица и собственным телом, чей жар ощущается и через плотную ткать костюма.       Дайнслейф, что незримой тенью следует за своим господином, тут же трогается с места, но рука Кэйи, протянутая в его сторону повелевает остановится и он замирает на месте, не спуская взгляда с пленника, готовый наброситься на него в любую секунду.       Альберих улыбается. Не ехидно, с привычной насмешкой, а искренне и облегченно, что распаляет Дилюка ещё сильнее. Он стискивает со всей дури ткань, а взгляд мечется по лицу: по шраму и уродливой росписи голубого проклятия, что перебралось уже на лицо. Сердце стучит внутри с такой силой, что норовит вдребезги сломать ребра и вырваться наружу, а голос предательски срывается:       — Что ты, черт возьми, творишь, Кэйя?!       Холодные пальцы накрывают ладони, в миг становясь теплее, а Дилюк вздрагивает от этого прикосновения, желая сбросить, оттолкнуть, втоптать в холодный кафель и выбить всю дурь из гнусного предателя, но не может пошевелиться, словно его заморозили, обращая в ледяную статую.       — Лулу..       — Заткнись.       Кэйя большими пальцами поглаживает сбитые костяшки, убаюкивая и смотрит так щемяще нежно, словно то «его величество» что восседало на троне - иллюзия. Словно он не уходил, бросая свой дом, по зову ублюдков из кхаэнри’ах и не становился их гребанным королём. Словно это все - кошмар, очередной кошмар, который приснился Дилюку однажды ночью и он сейчас проснётся, придёт в себя и уже этим же вечером увидит капитана кавалерии у себя в таверне, привычно флиртующего со всеми подряд и с ним в частности и будет бухтеть на него, подливая виноградный сок вместо вина и ловить на себе взгляды, от которых волосы на затылке встают дыбом и самому хочется приложиться к бутылке.       — Люк..       Кэйя тянется, соприкасаясь лбами и шепчет так, чтобы услышал только Дилюк, который, в свою очередь, зажмуривается, состязаясь в беззвучном крике, желая оттолкнуть и прижать к себе ещё ближе.       — Люк, только так я могу спасти тебя. Вас. Мой дом. Прости меня.       Дилюк не успевает сказать и слова, как его с силой оттягивают, хватая за обе руки, стискивая их за спиной, что из груди вырывается болезненный стон. Его бросают на пол, а через мгновение уже стражники ночи являются, чтобы увести его обратно в камеру. Он не успевает взглянуть на Кэйю, точнее - видит лишь его спину, облаченную в чёрный плащ с меховым воротником. У него всегда была эта страсть к благодарным одеяниям, которая безумно бесила рыцаря, который не мог оторвать своего взгляда порой, рассматривая его украдкой, потирая бокалы за барной стойкой.       Альберих стоит, выпрямив спину, вглядываясь в высокие окна, что тут - в тронном зале - повсюду. За ними же - иссиня чёрная тьма и ни единой звезды на небосводе. Ему интересно, увидит ли он их снова.       — Ваше величество..       он улавливает присутствие рядом прежде, чем тишину нарушает его голос.       — Ты сделаешь это для меня?       Кэйя поворачивает голову, обращаясь к собеседнику, не уточняя, ведь знает, что тот поймёт, о чем его просят.       — Моя обязанность как хранителя ветви служить наследию чёрного солнца. И наследнику, в первую очередь. Чтобы вы не задумали, ваше величество.       Альберих, коротко кивнув, отворачивается.       — Позаботься о нем, Дайн.       Рыцарь, поклонившись, разворачивается, следуя к выходу из помещения.