Circulus Vitiosus

В свои двадцать два Чон Ёнхва уверен, что знает, что такое порочный круг, на собственной шкуре. Лидеру и главному вокалисту молодой корейской рок-группы на пике раскрутки хочется тепла и нормальных человеческих отношений, но природная застенчивость и воспитанная годами в шоу-бизнесе осторожность делают его в глазах окружающих замкнутым и нелюдимым. Букой. Отшельником. Ну, или заносчивым юнцом. Кому как удобнее думать. Продраться сквозь хитиновый панцирь его принципиальности и подозрительности удается далеко не каждому, да и, откровенно говоря, далеко не каждый к этому стремится. Тем же немногим счастливчикам, кому хватает настойчивости продавить выставленные заслоны, открывается целый космос в космосе. За маской холодного и высокомерного Нарцисса кроется настоящий вулкан страстей. На поверку Ёнхва оказывается по-детски непосредственным, удивительно остроумным, безудержно эмоциональным, безгранично добрым и невыносимо заботливым. Он старается окружить вниманием объект своей привязанности и способен и на кофе в постель, и на ванну с шампанским. Такая настойчивость либо пугает девушек, либо быстро надоедает им, о чем они не стесняются ему сообщить. Иногда во всеуслышание. Иногда по телевидению. Парню остается только улыбаться на камеру и наращивать новый хитиновый слой, попутно латая свежие раны. Поэтому каждый следующий завоеватель натыкается на все более глухую стену. Но жажда нормальных отношений от этого никуда не исчезает. Да, он знает, что такое порочный круг. После «We got married» Ёнхва увлекается Сохён и надеется на взаимность. Девочка кажется ему милой, трогательной и даже честной, он периодически шлет ей цветы или приглашения на ужин. Ему плевать, что думают зрители, когда на съемках очередного эпизода «Strong Heart» он ведет себя как последний дурак и признается ей в любви. Он кричит «Сохён, я люблю тебя!» и (о, господи!) ему даже плевать, что думает его компания. Но, когда Сохён в интервью какому-то журналу заявляет, что никогда ничего не испытывала к Ёнхве, его вселенная разлетается в щепки. В тот же вечер Ёнхва напивается в хлам. Сначала он пропитывает опилки собственного сердца соджу, потом набирается качественным виски и напоследок, следуя корейской алкогольной традиции, полирует все это дело пивом. Он напивается так сильно, что добирается домой на старом добром автопилоте. Полтора часа, которые уходят у него на дорогу от бара до общежития, навсегда пропадают в черных дырах его памяти. Он даже не пытается открыть дверь своим ключом: замочная скважина дрейфует перед глазами, будто льдина в Северном Ледовитом океане. Это сравнение кажется парню забавным, и он пьяно хихикает, с третьего раза наконец попадая по кнопке звонка. Задремавший Джонхён, уже пару часов сидящий на полу прихожей в ожидании загулявшего чуда, вздрагивает и резко просыпается. Полка для обуви блестит россыпью серебристых звездочек, а затекшие ноги неприятно покалывает. Он медленно поднимается и, пошатываясь, подходит к двери. Ватные ноги отказываются слушаться, а руки дрожат, поэтому он тратит лишних двадцать секунд на то, чтобы справиться с замком, и едва не пропускает очередную трель от своего лидера. Ёнхва стоит на пороге и глупо улыбается, от него пахнет алкоголем и автомобильными выхлопами. Джонхён морщится, ему хочется ударить по довольной физиономии этого придурка, но он одергивает себя и, бормоча проклятия, успевает поймать пьяное тело уже где-то в районе вешалки. Ёнхва тянется самостоятельно расшнуровать грязные кроссовки и снова смеется, но как-то надтреснуто и обреченно. Джонхёну становится не по себе от этого смеха, он зябко пожимает плечами и отводит его руки в сторону. Тонкие пальцы гитариста быстро расправляются с обувью, и сам он выпрямляется, бережно обхватывая Ёнхву за талию. Старший тяжело опирается на подставленное плечо и нехотя переставляет ноги, и Джонхён ведет его до самой двери комнаты, а затем и до самой кровати. Ёнхва тяжело опускается на покрывало, прикрывает глаза и шумно выдыхает. Джонхён ждет, пока чужое дыхание выровняется, и думает, что спать в одежде неудобно. Он даже намеревается расстегнуть воротник полосатой рубашки, потому что уверен, что лидер в отключке, но не успевает. Когда пальцы почти дотягиваются до шеи, Ёнхва неожиданно внимательно смотрит ему в глаза и мягко перехватывает руки. Он просит: - Посиди со мной, - и Джонхёну ничего не остается – только осторожно сесть на край кровати. Ёнхва по-прежнему бережно держит его руки в своих и аккуратно прижимается к ним щекой. Джонхён растерян, он не хочет видеть своего лидера таким: одиноким, надломленным и остро нуждающимся в заботе. Это слишком больно и трудно, чтобы оставаться привычно спокойным Джонхёном. Он высвобождает свою руку из цепкого захвата старшего и неловко гладит того по голове, зарывая пальцы в жесткие волосы. Ёнхва мелко дрожит (кажется, его бьет озноб) и при каждом прикосновении шумно втягивает воздух носом. Джонхён мысленно молится, чтобы тот не начал плакать, потому что слез он просто не вынесет. Где-то за стеной начинает работать телевизор, слышно, как по трубам течет вода, и Джонхён не знает, чем занять свою голову, чтобы не потерять ее. Он не совсем понимает, как оказывается лежащим на кровати и что мутновато-прозрачный взгляд лидера ищет на его лице. Когда Ёнхва касается его губ своими, Джонхёну кажется, что его заставляют целовать раскаленную плиту. Его внутренности скручивает в тугой узел, и размеренно-заученный ритм сердца наконец сбивается. В этот момент он страстно желает быть таким же пьяным, как и его лидер, чтобы с утра можно было все списать на алкоголь, чтобы сейчас можно было себя отпустить. Когда пальцы Ёнхвы осторожно забираются ему под футболку, Джонхён судорожно сжимает зубы и ловит парня в объятья. Он крепко обнимает его и не дает себя целовать, успокаивающе поглаживая по спине. Он шепчет: - Тише…тише… - а сам ненавидит себя, Ёнхву и эту чертову Сохён, которая, сама того не понимая, довела ситуацию до критической точки. У него внутри все обрывается, тонкие ткани рвутся и кровит не только сердце – все органы, изрезанные сетью капилляров, захлебываются красной жидкостью. Джонхёну хочется уйти во двор, лечь на землю и подохнуть. Но вместо этого он дожидается, пока Ёнхва уснет, укрывает его пледом и уже у самой двери шепчет: - Пусанское чудовище, отпусти. Джонхён неслышно выходит и отправляется в репетиционную к своей единственной по-настоящему любимой женщине – гитаре. Там, перебирая струны и щелкая кнопками диктофона, он и проводит остаток ночи. *** Ёнхва просыпается от головной боли и неприятного давления на левый бок. Он с трудом разлепляет глаза и пытается сфокусироваться хоть на чем-нибудь: этим чем-нибудь оказывается стакан воды и две таблетки анальгетика на тумбочке. Внутри черепной коробки рушатся города и разлетаются в крошку скалы, и Ёнхва знает, что ему не станет легче, пока он не даст желудку долгожданную свободу, поэтому медленно поднимается, стараясь лишний раз не двигать головой. Только сейчас он понимает, что спал одетым. А уже в ванной, опираясь руками на раковину и опасно покачиваясь, Ёнхва вспоминает вчерашний вечер в подробностях. Желудок сводит спазмом, и он даже рад тому, что не приходится засовывать два пальца в рот. К общему паршивому состоянию примешивается невыносимое чувство стыда, которое лишь усиливается, когда, вернувшись в комнату, Ёнхва снова натыкается взглядом на стакан воды. Он не знает, как теперь смотреть Джонхёну в глаза. Джонхён пьет на кухне крепкий кофе и смотрит в окно. Ему немного легче и почти готова новая песня, но под глазами красуются черные круги и страшно представить, как пережить этот день. В дверном проеме появляется Ёнхва, и Джонхёну сложно справиться с противным комом в горле, который мешает дышать. С обвинительным криком «пусанское чудовище!» ему хочется швырнуть в Ёна кружку, но он лишь устало улыбается, желает доброго утра и говорит, что в машине еще осталось немного кофе. Он сбегает в другую комнату, стараясь не поднимать головы. Взаимное игнорирование длится три недели. Ровно три недели, которые обоим кажутся месяцами ада и грозят перерасти в привычку. Джонхён не вылезает из репетиционки и становится похожим на привидение. Он играет еще отчаяннее, но все меньше улыбается. Его взгляд тяжелеет, но он не может ненавидеть. Это угнетает его больше всего. Ёнхве кажется, что он сходит с ума. Чувство вины не отпускает его даже ночью, и ему постоянно снится, как он бежит за Джонхёном, догоняет его и начинает целовать. Он целует его так, что самому больно. Но в следующий миг он видит, что держит в руках не Джонхёна, а Сохён, которая смеется ему в лицо: - Тебе никогда не вырваться из этого порочного круга. Ёнхва просыпается, когда еще даже не светает, и больше не может уснуть. Он так и лежит в постели до утра, мучаясь кошмарными образами из своей головы. Но на двадцать первую ночь он меняет традиции. В половине четвертого он в очередной раз открывает глаза, но не остается в кровати, а идет в душ. В ванной горит свет и шумит вода. Ёнхва почти уверен, что знает, кому не спится в этот час. Он осторожно заходит внутрь и старается не скрипеть дверью. Джонхён стоит, склонившись над раковиной, и медленно водит пальцами по лицу. Он не слышит, как щелкает замок на двери, как Ёнхва медленно подходит к нему со спины, он только вздрагивает, когда лидер мягко обнимает его за плечи и прижимает к себе. Джонхён поворачивает голову, чтобы отправить Ёна к чертям с его дурацкими шутками. Потому что сначала он пугается: он терпеть не может, когда подходят со спины – а потом пугается еще больше, когда понимает, кто сзади. Но он смотрит во внимательные глаза своего лидера и почему-то не отправляет. Ёнхва разворачивает Джонхёна к себе лицом и боится разжать объятия. От одной мысли, что его ночной кошмар может стать явью, у него подкашиваются ноги. А потом он целует холодные влажные губы… Целует медленно и неуверенно, потому что ждет и надеется. Джонхён ждать не хочет, он устал, поэтому обнимает Ёна за талию и отвечает на поцелуй, делая его более настойчивым. Он чувствует, как упирается поясницей в злосчастную раковину, и, стараясь отодвинуться от нее дальше, прижимается теснее. Он понимает, что терять ему есть что, но все равно теряет голову. Здесь и сейчас, потому что ему не нужно никакое «потом». Он выдыхает через нос и обнимает Ёнхву за шею, а тот подхватывает его под бедра и усаживает на край этой самой раковины. Джонхён перекрещивает ноги у него за спиной и смотрит сверху вниз, но не чувствует своего превосходства. Он похож на грустного принца, попавшего в чужую сказку. Ёнхва срывается на хрипы и прижимается губами к ключице, виднеющейся в вырезе черной футболки. Джонхён откидывает голову назад и тянет волшебные звуки высоким голосом. Вселенная лидера группы C.N.Blue обваливается кусками штукатурки, погребая под белой пылью все порочные круги и петли. Ему так хорошо, что даже немного страшно. Джонхён кладет руки ему на плечи, и мир возвращается в привычные границы. Они еще долго обнимают друг друга: Ёнхва, прижавшись и слушая, как бьется сердце в груди под черной тканью, и Джонхён, сидя на краю и пытаясь найти на кафеле противоположной стены хоть какие-то ответы. Понятие времени теряет свой смысл. А потом они привыкают и прислушиваются друг к другу, не позволяя себе чего-то большего. Реальность накидывает на календарь с десяток дополнительных листков, для них же вершится целая эпоха. Они больше замечают и больше разговаривают: вечерами за кофе или ночами в репетиционной. Они делятся какими-то несущественными мелочами, которые в момент откровения обретают ценность, и вместе смеются над нелепыми шутками. Они притираются друг к другу, и постепенно напряжение спадает, уступая место чему-то новому, спокойному и глубокому. Через две недели они впервые занимаются любовью. И это тоже часть процесса узнавания, по крайней мере, они верят, что это так. Выходит неловко и даже немного стыдно, но оба знают, что правильно. Они учатся доверять и открываться, они вместе пытаются найти один выход на двоих. Им кажется, что у них получается. *** Джонхён с нежностью перебирает струны акустической гитары, изредка замирая и переключаясь на записи в толстом блокноте. Ёнхва стоит возле приоткрытой двери репетиционной и слушает, не решаясь прервать. Уже далеко за полночь, но назойливое беспокойство выгнало его из постели. Он зачем-то сварил кофе на двоих, разлил его по термокружкам и теперь стоит, держа в одной руке пакет со стаканами, а во второй плед, и любуется. Музыкой и Джонхёном. Гитарист в очередной раз останавливается и поднимает голову. Он видит ночного посетителя и легко улыбается, приглашая войти. Ёнхва не может сдержать ответной улыбки, переступая порог. Он скидывает куртку на стул и разворачивает плед, укутывая в него озябшего парня. Он достает стаканы и протягивает один. Джонхён отставляет гитару и берет кофе. Он благодарно кивает и на грани слышимого шепчет: - Спасибо. Ёнхва снова улыбается, смотрит в глаза и думает, что у них получилось.

~~~