шрамы и их истории

у каждого уважающего себя члена фатуи был хоть один шрам за всю их жизнь. например, у дотторе большой шрам на половину лица, отчего ему приходится скрывать его маской, на руках есть следы от ожогов реактивами и царапины от своих неудавшихся экспериментов и проектов. у капитано всё тело было в шрамах (что неудивительно, ведь каждый раз при серьёзных сражениях его назначают ответственным, а сам он проводит на поле боя весь день, всецело и полностью отдаваясь этому занятию), а что касаемо лица.. однажды в битве, ещё будучи совсем юнцом, он потерял свой глаз из-за своей роковой ошибки. естественно, опыта у него тогда было мало, да и клеймор в руке держать было слишком тяжело. но, несмотря на это, в той битве он всё же одержал победу, что было для него самого слегка удивительно. боль была невыносимая, стекающая с лица кровь мешала и бесила, но победить врага это не помешало. через месяц он сам себе сделал его ныне знаменитую маску, с которой позже не расставался ни на секунду. а у панталоне явно были повреждены руки — на кистях были наложены бинты, а когда ему нужно было что-то взять, он слегка морщился. на обморожение это похоже не было, ведь тогда были бы забинтованы и пальцы. кстати, о них подробнее: они были невероятно худы, словно рука была вовсе не живого человека, а скелета. на каких-то пальцах даже было видно, что костяшки не совсем ровные, словно перебитые. о происхождении всех этих шрамов и повреждений банкир молчал долго и покорно, сводя всё к шутке, хотя самому было такое делать нелестно — врать он не умел. лишь он один знал, откуда они появились, и молчал бы ещё долго.. если бы в его жизни не появился третий предвестник. его привлекли не только очаровательные глаза, но и множество бинтов — на запястьях, на шее и на ребрах. прятать свои ранения панталоне никогда не умел — даже свитер с воротником не спас, а что касается рёбер, так капитано их лично перевязывал. дело было в феврале. по обычаям снежной стоял лютый мороз, метель заносила снегом все дворы и дома, а выходить на улицу не хотелось совсем. в тот день у панталоне должна была быть «проверка на прочность», как это назвал рыжий парнишка по имени чайлд. банкир не был знаком с ним до этого, но чрезмерная «дружелюбность» заставила поверить в добросовестность. только позже девятый предвестник понял, что все эти добрые слова были лукавыми, а паренёк этот не без психических проблем. точно он уже сказать не может, что в нем было не так, да и детали той битвы не расскажет — помнит только, что в один момент его нещадно и неожиданно, словно плетью садануло по рёбрам что-то мокрое. от того он согнулся почти пополам, судорожно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, но лишь сделал себе больнее — сломанные кости неприятно царапали легкие, заставляя задыхаться от нехватки кислорода. *** — я знал, что этот поединок будет не на равных, банкир, — ехидно тщеславится тарталья, убирая в сторону гидро клинки и подходя ближе уже к лежащему на земле панталоне. — неужто так сильно я тебя..? слова остаются без ответа; слышны лишь жалостные всхлипы и хрипы со стороны лежачего. изо всех сил старается он не пропустить ни одну слезу, но ничего не выходит — мокрые дорожки уже стекают по щекам, капают на холодный, до дрожи, пол. аяксу ничего не остается делать, как нести раненного в лазарет. — ежели ты собрался прямо здесь помирать, то знай, моя совесть будет чиста как капля воды. слабым здесь не место, парень. я знаю, это не моя задача, но справедливость должна быть во всём. — обходит бухгалтера и смотрит на его жалкую худую фигуру, что пытается вдохнуть хоть один глоток воздуха, но с каждой новой попыткой заходится болезненным стоном. — если судить иерархически, ты здесь — просто меняла. ростовщик. у тебя даже глаза бога нет. зачем обществу такие слабые люди? пытаясь поднять черноволосого на руки, тарталья отмечает, что для здорового парня он слишком лёгкий и старается не задевать лишний раз рёбра (что не всегда получается). путь до лазарета кажется невероятно долгим, хоть и присутствует ощущение, что он несёт на руках ребёнка — в душе всё же пробивается чувство вины, невесть откуда взявшееся. игнорируя это странное состояние, аякс подходит к деревянным дверям и ногой пинает одну, чтобы она открылась. панталоне в его руках стал ещё более бледным, чем раньше; теперь он дышит более размеренно, но не всеми лёгкими. рёбра ноют и болят, словно бы их прямо сейчас снова ломали, а голова нещадно кружится. «найти бы какую-нибудь медсестричку ещё» — думает тарталья, прежде чем заметить возле одной койки высокого мужчину. вероятнее всего, он снова пришёл после задания — свежий наложенный бинт на предплечье уже успел немного пропитаться сочащейся из раны кровью, пока сильные руки бинтовали его во второй слой. — товарищ, — окликает чайлд четвёртого предвестника, наблюдая, как тот аж встрепенулся при виде этих двоих. — не знаешь ли случайно, где все медсёстры? ошеломлённый таким внезапным появлением, капитано окинул их взглядом и быстро одел свою чёрную рубашку, не спеша застёгивать пуговицы. он здесь был как свой — дежурные дали ему свой ключ, ведь знали, что его можно найти под дверями здания и ночью, и ранним утром, разрешили пользоваться медикаментами и аптечками, за что он был очень благодарен. — что с ним? — капитано отрывает бинт и заворачивает оставшийся хвостик под слои, фиксируя. — имел честь подраться со мной и рёбра, кажись, повредил. я даже не знаю, дышит ли он, или нет. просто скажи, куда скинуть его тело, и я пойду. третьяков всё никак не может припомнить, кто же это на руках тартальи. он четко помнит, что в их рядах должно было быть пополнение, но.. неужели это и есть тот самый парень, которого он так хотел увидеть? — совсем бесстрашный стал? что же он такого тебе сделал? — вопрошает четвёртый предвестник, забирая панталоне с рук тартальи и быстро неся его на койку, что стояла рядом со своей. судя по виду этого парня, если тут же помощь не оказать — потом будет уже поздно. грудь поднималась для вздоха как-то неравномерно, словно дрожа, а худая, забинтованная рука была прижата к левым рёбрам, чуть пониже середины лёгких. аякс ухмыляется и отряхивает воротник накидки от снега, слегка удивлённый таким рвением защитить пострадавшего. — а ты, никак, дырку себе нашёл? молчание. худшим испытанием для тартальи сейчас было видеть медленно поворачивающуюся в его сторону голову капитано. сердце словно скатывается куда-то вниз от страха, а рука под плащом нащупывает свой глаз бога — до того ему не по себе. — проваливай отсюда, отродье. — не шелохнувшись произносит капитано, а затем быстрым шагом направляется в соседнее помещение за обезболивающим. рыжему хочется что-то бросить на прощание, но он решает уйти без слов. с него на сегодня достаточно. *** вообще, третьяков не планировал оставаться в лазарете на ночь, его ранения — это слишком мелкая причина. но глядя на состояние еле дышащего банкира на соседней койке он, кажется, передумал. за ним ещё надо было следить, а дежурные сейчас слишком далеко. всю ночь они разговаривали на любые отдалённые от событий этого дня темы — про их жизнь, работу, про политику снежной и другие государства. они оба просто ужасно изголодались по общению, а потому ни у кого даже не возникло желания спросить имя своего собеседника. разговор их начался как-то спонтанно. стоило лишь капитано обронить одну фразу, и вот оно. ни за что бы на свете он не поверил, что с ним вообще кто-то решился поговорить — обычно его коллеги предпочитали этого не делать. даже не из-за сурового вида, а из-за «странной» манеры общения. обороты, присущие старым языкам, устаревшие слова, а иногда даже брань проскакивала. но бухгалтера это вовсе не смущало. он даже находил это интересным и весьма заворожённо слушал каждые слова и реплики капитано, подмечая, что старший вполне мог бы быть оратором. а четвёртого предвестника смутило то, что он так непринуждённо вёл себя рядом с незнакомым человеком. — забыл представиться, — протягивает ладонь для рукопожатия в сторону парня. — капитано, первый предвестник. — панталоне, девятый предвестник. я к вам попал недавно. приятно познакомиться. ожидания подтвердились. *** они не раз вспоминали ту историю. казалось бы, забавно — не будь в тот день капитано в лазарете, их знакомства бы, вероятнее всего, не произошло: панталоне ещё месяца полтора восстанавливался и почти никуда не выходил из комнаты. к слову, на том месте у бухгалтера остался небольшой след, чуть светлее его оттенка кожи. и историю его появления даже не надо было рассказывать капитано — тот сам всё видел. только он со всем мыслимым и немыслимым трепетом, со всей душой выслушивал историю каждого ранения на теле его любимого. только он готов зацеловать каждый шрам, увидеть в ответ покрасневшее от смущения лицо панталоне, а потом зацеловать и его. они любят друг друга самой настоящей и искренней любовью, и это заметно. доверяют друг другу все свои тайны и секреты, переживания. капитано был единственным человеком, кому панталоне разрешил себя касаться. несмотря на это он не наглел, пользовался этой возможностью только тогда, когда это действительно необходимо, и черноволосый это очень ценил. ох, а как же сам капитано дорожит своим возлюбленным, как нежно он его целует, какими тёплыми взглядами одаривает.. это невозможно описать словами. банкир — его лучик света в непроглядной буре, его причина жить, за которую он готов отдать всё, если потребуется. благодаря тарталье, в тот день всё таки встретились два человека, предназначенных друг для друга судьбой. и, может, отношения между двумя мужчинами — это неправильно, но им плевать. плевать на запреты, законы и уставы, когда они вместе. *** капитано разматывает один слой бинта за другим, целует хрупкие запястья и кисти, дрожащие от холода тонкие пальцы, слегка сжимая руки панталоне. — ну что же ты делаешь, — тихо шепчет банкир, а затем поднимает голову и непрерывно смотрит в глаза четвёртого предвестника. — лишь пытаюсь выразить свои чувства, солнце. — отвечает ему третьяков и утягивает в свои объятия, крепко прижимая к себе и слегка поглаживая по спине, чтобы согреть. — не бинтуй их больше, пожалуйста. на шею у него свои планы, и панталоне о них, кажется, догадывается.