Double

ВСЁ ПРЕДСТАВЛЕННОЕ НИЖЕ НАПИСАНО В ТЕМПЕРАТУРНОМ БРЕДУ. Я ПРЕДУПРЕДИЛА

Акума потянулся, утопая в мягкой постели, чувствуя как мышцы все ещё скованы лёгким спазмом. Одеяло неприятно липнет к телу, и парень отбрасывает его, оказываясь совершенно голым, расхристанным на чёрной простыне. -А тут, я тебе говорю, телевизор 70 дюймов, - слышится где-то за пределами спальни, и Акума хмурится, поднимая голову. В эту же секунду дверь резко открывается и, к огромнейшему удивлению, за ней стоит Курсед, размахивающий руками с его почти полной копией. - Ой, блять, сорян, - почти кричит парень, осекаясь и захлопывая бедную дверь за собой, оставляя Акуму потерянно хлопать глазами, поздно реагируя на произошедшее, окидывая себя одеялом снова. Появление брата было такой же неожиданностью, как новая машина на парковке. Что корвет, что Шизо, просто появились в один момент, вызывая больше вопросов, чем вечно смеющийся Курсед мог дать ответов. Единственное, что он смог внятно объяснить, это то, что его брат погостит у них пару дней, пока в его квартире идёт ремонт. Но этот ремонт каждый раз затягивался, и вот, чёрно-белая копия живёт у них уже целый месяц. Теперь Акума был вынужден наблюдать за тем, как его дорогой и любимый парень играет в доту со своим братом, как капля воды похожим на него, находясь в двух разных комнатах и выкрикивая друг другу оскорбления через стену. Дискорд видимо придумали для дураков, можно ещё по батареям постучать, а то мало ли. За тем, как вечером они собирались смотреть фильмы у них в спальне, отправляя Акуму посидеть в гостиной, и за тем, как пропадали на пол ночи, катаясь по улицам на машинах, за которые тут же приходили штрафы. -Уютненько тут у вас, - Акума дёргается от неожиданности, чуть не роняя вымытую тарелку на пол. Он настолько увлёкся всеми этими мыслями, что по всей видимости застыл над открытой посудомойкой, улетая в прострацию. -Да, весьма, - отвечает он, зная, что брат стоит сейчас сзади, прислонившись к стене или объедая миску с печеньем на столе. - Это лучшее, что можно снять. Курсед привередлив к дизайну. -Это точно, - Шизо посмеивается, садясь на стул, принимаясь уплетать вторую печенюшку, не запивая её ни чем. -Я готов! - кричит Курсед и разбивает неловкий диалог своим присутствием. Он всегда собирается очень долго, поэтому, Акума решил, что успеет разгрузить посудомойку, внезапно застыв посередине дела, отвлекаясь совсем не на те мысли. И теперь, именно он оказался тем, кого придётся ждать сидя в прихожей. - А вы почему не оделись? -Я одет, - Акума на это невольно дёргается, разворачиваясь к братьям лицом. Он конечно знал, что эта их «братская любовь» очень крепкая и нерушимая, но очень надеялся, что ему удастся побыть с Курседом наедине хотя бы в магазине продуктов, выбирая овощи и много разного барахла. Его такой расклад не устраивал от слова совсем. -А сексом мы теперь тоже вместе с ним будем заниматься? - злобно шепнул Акума прямо на ухо, подходя к парню вплотную, тут же ощущая ладонь на своей заднице, злясь от этого ещё сильнее. Шизо всё это время стоит сзади них, отчётливо наблюдая развернувшуюся драму, и от этого понимания щёки сами вспыхивают, заставляя встряхнуть голову, зарываясь в волосах. - Я пойду спать, едьте без меня, - говорит уже громче, хлопая дверью спальни. Курсед провожает его спину, поглядывая мельком на сидящего брата. Что-то в голове щёлкает. Очень громко и очень ярко. -Я к тебе с деловым предложением, - Курсед подлетает незаметно, с шумом падая на стул. - Но ты всегда можешь послать меня нахуй. Акума смотрит на него, откладывая ложку каши обратно в тарелку. Видимо, сейчас будет серьёзный разговор и придётся применить всю свою стойкость - нельзя больше позволять ему покупать плюшевых Рей, которые где только не валяются. Но то, что он слышит дальше, оказывается за границами даже самой бурной фантазии. -Что?... - у него отключается мозг в этот момент. Если бы ложка всё же была у него в руке, он обязательно уронил бы её. Но чужой взгляд был серьёзен, серьёзнее, чем при просмотре квартир. -Ты хочешь, чтобы я переспал с твоим братом? - моргает пару раз, по буквам переваривая информацию, смотря на Курседа как на идиота. -Ты предлагаешь мне секс втроём. С твоим братом. С тобой, твоим братом. Одновременно. -Одновременно, - кивает парень, вытаскивая печеньку из небольшой корзинки. -Это всего лишь эксперимент. -Эксперимент, в котором ты предлагаешь нам заняться сексом вместе с твоим братом. -Я читал, что это помогает разнообразить половую жизнь -Да, но не с родственником. -Да он мне как чужой, - Курсед откусывает кусочек, крошки тут же разлетаются по столу. Он пытается собрать их как можно быстрее, стараясь не нервировать Акуму ещё больше. - Можно считать, что мы сводные, - но это получается скверно, и под тяжёлый взгляд он буквально бежит с кухни, бросая мимолётное «подумай», скрываясь за стенкой гостиной. Мысли о, прости Господи, сексе в троём задержались в голове дольше, чем Акума планировал. Теперь он не мог не то что думать о чём-то другом, каждый раз, стоило Шизо появиться в поле его зрения, как неблагочестивые намерения мелкими иголочками поднимались по рукам, заставляя краснеть и неловко мяться. Это не могло не остаться незамеченным, но либо Курсед хорошо скрывался, либо он слепой идиот. -Ладно. -Что? - Курсед вынимает один наушник, останавливая видео в телефоне. Шизо ушёл встретиться с друзьями, оставляя брата дома одного, от чего тот грустно заперся в спальне, пересматривая старые летсплеи по майнкрафту, прося принести ему уже четвёртую кружку чая. -Ладно, я согласен, - Акума ставит её на тумбочку, садясь на кровать рядом. - На эксперименты твои. Но! - он замечает в глазах разгоревшийся запал, тут же туша его выставленной ладонью. - Только один раз! Курсед кивает быстро, отбрасывая телефон в сторону, утягивая парня в крепкие объятья. Акума в глазах человека напротив выглядит сокрушительно, настолько, что тот попросту не может сдержать непрошенных взглядов, без стеснения облизывая его с ног до головы - бледная тонкая кожа обтянула острые кости, выглядывающие наружу из под свободной футболки, глубокие ключицы, в которых могло собраться целое море, тонкими аккуратными линиями убегали к плечам, скрываясь за тёмной тканью, длинные волосы, краска с которых слезала постепенно, меняя оттенок на макушке тон за тоном, выпадали из хвоста, нитями касаясь вытянутой шеи. Не ускользает из виду и небольшое пятно, уже почти сошедшее на нет, сверкающее под ухом - Шизо останавливается на нём непозволительно долго, сжимая руками ткань штанов. Курсед звенит бокалами на кухне, выкрикивая оттуда что-то периодически, но его мастерски игнорируют, пропуская мимо ушей все колкие фразы. Огромные, такие же карие глаза, как и у брата, смотрели с таким интересом, что Акума заметно дёрнул плечами, ощущая, как волна неуверенности проскальзывает по спине. Шизо смотрел на него так же, как Курсед когда-то - с юношеской пылкостью, забавой, быстро перерастающей в вожделенность. Акума сел на кровать, сжимая пальцами угол одеяла. Неловкость окутала их обоих. Её не могли разбить даже долетающие фразы с кухни, а посмотреть друг другу в глаза было нечто сродни пытке. Но Курсед достаточно быстро появляется в проёме, расставляя напитки на низком журнальном столике. Все три бокала выпиваются почти залпом, но дальше наступает давящая тишина. Никто не знает, как продолжить вроде как начатое, отчётливо понимая в голове, чем именно им предстоит заняться. Курсед, посылая всё к чёрту, скользит рукой по чужой спине, притягивая Акуму к себе ближе, накрывая приоткрывшийся рот влажными от вина губами. Сначала это был легкий дразнящий поцелуй, но постепенно губы стали напористее, отчего изнутри вырвался слабый вздох. Горько. Прелые виноградные пары, осевшие в горле, смешиваются слюной. Он целует резко, напористо, не давая возможности наполнить лёгкие кислородом. Головокружительно. Так было всегда - один поцелуй мог выбить сознание далеко за его рамки. Вкус Курседа - сухое полусладкое, терпко выдержанное желание - ошеломляет каждый раз. Он целует до подгибающихся ног, до трясущихся рук, до жалобного, умоляющего о большем, стона. Губы Шизо мягче, нежнее, таинственнее. Акума по-настоящему потерялся в ощущениях, чувствуя, как коленки стали мелко подрагивать, ударяясь друг о друга. Все это ощущалось настолько иначе, что ему показалось, он вот-вот сойдёт с ума. Он упёрся ладонями в широкую грудь, невольно царапая её отросшими ногтями сквозь футболку, стараясь ухватить как можно больше воздуха, отстраняясь и тут же смыкая губы снова. Он вылизывал рот изнутри, исследуя, приглашая расслабиться и отдаться. В этом они с братом были не похожи - Курсед просто берёт что и как ему нравится, а Шизо действует медленно, как будто играется, плавит по капле эту несчастную свечку. Акуму от этого заметно бросает в жар - два контраста находятся по обе стороны от него. Кажется, голова вот-вот пойдёт кругом и вовсе отключится. Правда, он пока не совсем понимает, как именно должен вести себя, поэтому делает то, что от него хотят: слепо поддаётся за ощущениями то вперёд, то назад, каждый раз ощущая горячие искры, лопающиеся внутри каждой клеточки его подрагивающего тела. Шизо мазнул губами о шею, прихватил зубами мягкую мочку уха, потянул, шумно втягивая носом горячий запах возросшего возбуждения. Курсед выцеловывал приоткрытый рот, упиваясь этой открытой порочностью и в то же время невинной слепостью. Он целует грубо и сильно, прикусывая нижнюю губу, вжимая Акуму спиной в чужую грудь, которая точно так же хаотично вздымается, а горячий воздух оседает в растрепавшихся волосах, вызывая табун мурашек до самого копчика. Он подставлялся знакомым рукам Курседа, без труда находившим все нужные точки, медленно заставляя дрожать от предвкушения, одновременно с этим утонув в поцелуе с совершенно незнакомыми губами, оглаживая чужое тело, беспомощно сжимая ткань футболки, запуская одну руку в слегка волнистые волосы, перемешивая два цвета меж собой, отдаваясь в новый поцелуй, задыхаясь в нём, чувствуя, как слюна стекает с подбородка. Мокро. Через мгновение он уже нетерпеливо и напористо целует то одного, то другого, выпивая с губ знакомый вкус и запах, клонит голову, ловя чьи-то губы. Шизо ощущается нежнее, он мимолётно касается ладонями плеч, пробегая пальцами по спине ; Курсед жёстче - кусает губы, несдержанно оттягивая нижнюю, щипая соски под футболкой, оглаживая вздымающуюся грудь. Акума слушается обоих, ведётся, как слепой котёнок, поворачивает голову, куда направят, подставляется и под новую ласку, и под знакомую грубость. Он позволяет рукам Шизо изучать его тело под широкой футболкой, от прикосновений к которому в голове воспоминания бьют фонтаном - его брат тоже был таким же осторожным в первый раз, пока полностью не ощутил тугие вожжи в ладонях - а губам Курседа терзать свой рот, прикусывать язык, тут же зализывая все в качестве извинения. Шизо провёл языком вдоль всей шеи, от чего по обнажённой спине побежали мурашки. Зубы сомкнулись аккурат под ухом, ровно на месте уже угасающего синяка. Курсед запустил ладони в домашние штаны, смыкая их на бёдрах, по инерции оглаживая выступающие косточки. В голове крутилась лишь одна мысль: какие же в этой семейке все извращенцы. Но на долго она не задержалась - первый тихий стон в любимые губы от ощущения ладоней на ягодицах. -Ты не передумал? - спросил Курсед слегка севшим голосом, удерживая чужое лицо ладонью, оглаживая порозовевшую щеку большим пальцем. Он сам находился на грани с реальностью и это без труда читалось в его глазах. Прямо здесь и сейчас его мозг был не способен думать, все мысли вытеснило ударившее, словно цунами, возбуждение, от которого тянуло внизу, не без боли затягивая узел. К сожалению, Акума не настолько пьян, чтобы произнести в слух: «да, да чёрт возьми, я готов переспать с тобой и твоим чёртовым братом», потому что это всё ещё смущает до дрожи, и потому, что любые ответы всегда написаны на глубине его залитых глаз. И Курсед это прекрасно понимает, растягивая губы в тонкой улыбке. Акума тянется вперёд, сминая чужие губы, покорно открывая рот, давая хозяйничать в нём, заведя руку за спину, скользя ей по напряжённому бедру, без труда находя нужное место - вставший член заметно упирался в ткань штанов. Улыбается, разрывая поцелуй, сжимая руку в плотное кольцо, ощущая сдавленный выдох над своей головой.. Лаймовые глаза блестят, будто под кайфом, а сбитое дыхание выдаёт изломанный вздох - Шизо хватает края его футболки, подтягивая её вверх, пока Курсед запускает пальцы под резинку штанов. Акума по новой давится воздухом, потому что его нижнее бельё бесцеремонно дёргают вниз, отбрасывая в угол спальни к остальной одежде, оставляя сиротливо лежать на чёрном ворсистом ковре. Язык Шизо хозяйничает у него во рту, обводя то верхний, то нижний ряд зубов, заставляя буквально давиться накопившейся слюной и застоялым воздухом. Пальцы Курседа скользят по телу, которое подрагивает и сжимается в этих местах, терзают уже слегка припухшие соски, обхватывая их губами, прикусывая, и оставляя мокрый след с шипучим холодом. Другая рука медленно стекала вниз, кончиком ногтя задевая выступившие рёбра, останавливаясь над пупком, надавливая, выбивая остатки воздуха из организма, которые таяли в чужом рте, оседая тихой вибрацией, и накрывая большим пальцем текучую головку, тут же дёрнувшуюся от таких манипуляций. С одной стороны Шизо покрывал поцелуями скулы и розовеющие щёки, на секунду отстраняясь от приоткрытых губ; с другой длинные пальцы полностью обхватили член, неспешно проведя по нему пару раз, от чего тело непроизвольно дёрнулось, готовое вот-вот согнуться пополам, заставляя подавиться собственным полу стоном. Курсед ощутит колющее чувство внутри - Акума только его, его и точка, но есть в этом что-то загадочно страстное - видеть огонь желания в чужих глазах, так похожих на свои собственные. Это и есть самый настоящий извращённый кайф. Акума с трудом сдерживал себя, с каждой секундой желая о большем. Они спали в последний раз больше месяца назад, прямо перед внезапным приездом брата, которому Курсед посвящал всё своё свободное время, и который так не вовремя появлялся, стоило ракурсу внимания немного отклониться от заданного курса. С одной стороны должно было быть всё равно - это их квартира, они взрослые и самостоятельные парни, которые, закрывшись вечером в спальне, далеко не кроссворды разгадывают. Но было в этом что-то неправильное, не то что делать, думать о подобном, когда в соседней комнате спит другой человек, способный ворваться в интимную идиллию в любой момент. Акума бы громко посмеялся со всей этой ситуации, если бы его рот не был во власти младшего брата, а рука старшего не давила на головку, размазывая липкую смазку вниз по стволу. Вот куда завели его эти монашеские убеждения - теперь он оказался зажат между двумя разгорячёнными телами, ощущая сразу две эрекции, касающиеся его голых бёдер. Сейчас он буквально умирал от желания. Акума чувствует, как губы начинает тянуть, истерзанные несдержанными укусами, отрывается от Шизо, поворачивая голову к Курседу, позволяя сминать их снова и снова, ощущая бегущую по телу волну тока, от второй ладони, опустившейся на член. Он растягивается в улыбке, когда колено Курседа раздвигает его ноги. Новое, постиранное одеяло шуршит, стоит садомитскому кружку разъединиться, а столик оказывается отодвинут почти к самым дверям. Сквозь плотно осевший туман в голове Акума чувствовал, как Курсед раздвигает его ягодицы, сминает их, пощипывая слегка. Проводит пальцем вдоль расселины, нарочно игнорируя сжатые мышцы, обходя их ровно по краю, тут же ускользая вверх на поясницу, надавливая на неё и сжимая бока. На горящую кожу льётся холодная смазка, и от этого контраста сознание ведёт как никогда. Держаться стало в разы сложнее. Курсед играется, вновь разводя ягодицы в разные стороны, заставляя чувствовать себя чертовски уязвлённым, прикусывая одну из половинок, перед тем, как скользнуть кончиком пальца сфинктеру, проникая на жалкие миллиметры, тут же выскальзывая обратно, срывая с губ обречённый вздох. Акума хватается руками за одеяло, ниже прогибаясь в пояснице, неосознанно дёрнувшись, когда набухшие соски касаются грубоватого постельного белья. Он полностью расслабляется, мелко толкаясь назад, прекрасно зная, как на Курседа действует открывшийся вид, в купе с разметавшимися по спине тёмными волосами, и выдавленным умоляющим всхлипом. Он это прекрасно знает, утыкаясь лбом в ладони, когда смазанный палец скользит внутрь сразу на две фаланги, оглаживая и растягивая стенки. Поддаётся назад, самостоятельно насаживаясь, и несдержанно вскрикивает, когда в один момент пальцев становится ощутимо больше. Из лёгких выбивается хриплый скулёж, хотя пальцы даже не сжимаются толком, двигаясь по всей длине легко и быстро. Смазки много, явно больше чем нужно, и она вытекает из него, ползёт вниз по дрожащим ляжкам, щекоча горячую кожу быстрыми каплями. -Ох ебать, - тянет надрывно, неосознанно сжимаясь вокруг длинных пальцев, получая за это ощутимый шлепок по бедру. -Расслабься, - Курсед разводит ягодицы ещё шире, выставляя напоказ то, что явно не показывают родственникам. Сзади становится чертовски склизко, подвижные пальцы внутри проникают с каждым разом всё глубже, пока парень не загоняет их до самых костяшек, заставляя вновь сжаться, дыша отрывисто, через раз. Курсед сам решает, когда толкнуться глубже, развести пальцы, так что они пугающе отчётливо и немного болезненно начинают давить изнутри на живот, наверняка проступая сквозь мышцы, когда сжать их, целенаправленно массируя костяшками сокращающиеся стенки, заставляя подвывать и бессвязно ругаться от невыносимого желания подмахивать каждому движению, когда потянуть их назад, выходя почти до первой фаланги, заставляя замереть в ожидании. -Блять, пожалуйста, - прошептал Акума, утыкаясь носом в скомканное одеяло, сильнее стискивая его руками, самостоятельно насаживаясь на пальцы Курседа, которые с хлюпаньем скользили внутри, то исчезая, то входя полностью до упора. Он упирается лбом в скрещенные руки и слегка подается бедрами назад, давая понять, что готов. Если всё и дальше продолжится в таком темпе, то он кончит раньше, чем успеет моргнуть, а его это категорически не устраивало. Курсед торопливо порвал переливающийся квадратик и раскатал презерватив. Поддерживая ствол рукой, он приставил его ко входу, надавливая на расслабленное колечко мышц, блестящее от смазки, которое ещё не успело закрыться, призывно сжимаясь. Головка коснулась пульсирующего входа, и Акума прогнулся сильнее, полностью ложась грудью на кровать, показывая, что он готов. Руки осторожно скользнули по плечам, бокам, заметно сжимая их, оглаживали выступившие рёбра, очерчивая каждую косточку, каждую проявившуюся ямку, набухшие соски ,нажимая и оттягивая покрасневшие горошины. Он потёрся разбухшей головкой о раскрытую дырочку, слегка покрасневшую, сокращающуюся, но не закрывшуюся до конца, медленно впускающую его внутрь. С первым толчком изо рта выходит тихий протяжный стон, с которым он сжимается вокруг члена, сдавливая его, заставляя Курседа зашипеть, пальцами впиваясь в ягодицы, разводя их в стороны. Акума закусил губу, чтобы не сорваться на позорный скулеж, толкаясь назад, полностью вбирая в себя напряженную плоть. Низ живота зажгло, член внутри выбил остатки воздуха, которого так не хватало в тесной комнате. Ощущения закручиваются тугим узлом в животе, лопаются, словно сладкий попкорн в мозгу, пробивая электрическим током пальцы. Акума напрягается под ладонями, слишком умелыми, слишком хорошо знающими его дрожащее тело, лучше, чем даже он сам, шипит, когда они трут соски, отзывается стоном, когда пробегаются по животу, когда обводят вокруг растянутых мышц с исчезающим внутри них членом, когда оттягивает напрягшиеся яйца, намеренно игнорируя пульсирующую головку, трущуюся о живот. Член внутри большой, горячий. Распирает до приятной плавной боли, заставляет дрожать каждой мышцей, распаляет возбуждение до ослепляющей остроты перед глазами. Разбухшая головка скользит по простате, в зад вдавливаются бедра - в груди шипят стоны. -Раздвинь ноги, я знаю, ты можешь больше, - и Акума раздвигает. Раздвигает ноги шире, сильнее впиваясь ими в упругий матрас, широко раздвигая свои ягодицы, позволяя входить ещё глубже, сильнее, размашистее. -Умница, - Курсед сам сбивается на шёпот, возвращая руку на изнывающий член, начиная быстрее двигать бёдрами, буквально вколачивая тело в кровать. Внутри всё хлюпает при каждом толчке, горячая смазка стекает вниз по трясущимся ляжкам. Акума отчаянно мычит, дергается, сжимается. Отпускает последние нити контроля, посылая всё к чёрту, и сдавленно кричит, когда бёдра Курседа вжимаются в него по самые яйца. Комкает одеяло в кулаке, открывая рот уже практически в беззвучном стоне. -Хочешь занять чем-то свой рот? - охрипший низкий голос еле пробивается сквозь спутанное сознание, звеня где-то на задворках громкими колокольчиками. Акума нашёл в себе силы лишь кивнуть, сильнее уперевшись лбом в одеяло, тут же чувствуя, как член, распирающий низ живота, исчезает, медленно выскальзывая наружу, заставляя тихо всхлипнуть от негодования. - Иди сюда, мой брат предоставит тебе такую возможность. К своему стыду Акума только сейчас вспомнил, что в комнате они не одни. Всё это время, пока из лёгких лились высокие стоны, и член раз за разом толкается в плотно обхватывающие его мышцы, покрасневшие заметно и припухшие от таких терзаний, где-то там, за его спиной, стояла почти точная копия Курседа, наблюдая за всем со стороны. Ваш брат ебёт своего парня прямо на ваших глазах? - звучит по-настоящему дико. Но здравый смысл был давно потерян в этом доме. Ровно в тот момент, когда этот брат близнец купил билет на самолёт, решив навестить своего родственничка. -Спиной ко мне, лицом к нему, - Курсед тянет Акуму за руку, приподнимая с постели. Всё вокруг плывёт, смазываясь в одно большое пятно, от чего равновесие теряется сразу. Приходится снова упереться ладонями в кровать, вдыхая полной грудью несколько раз, пытаясь вернуть хоть крупицу трезвого сознания. Осевший в крови алкоголь вскипел, через пот выходя наружу горькими каплями с удушливым жаром, хотя в комнате и так не было лишнего кислорода. Теперь Шизо прямо перед ним, стоящий на коленях, улыбающийся и довольно поглядывавший то на брата, то на Акуму, глаза которого масляно блестели, тут же приковываясь к чужому дёргающемуся члену. Он подполз ближе, неловко шатаясь, перебирая ослабшими руками и опираясь острыми коленями в матрас, жалобно прогибающийся от веса сразу трёх тел. Рука Курседа скользнула от поясницы до лопаток, медленно поглаживая, ладонью по спине, покрытой легкой испариной, сжимая стройные подрагивающие бедра. -Ну, давай, покажи мне, как ты горловой делаешь. Брат рассказывал мне, что ты в этом очень хорош, - Акума поднимает расфокусированный взгляд, подставляя слегка припухшие губы. В них тут же утыкается большая красная головка, пошлепывает, оставляя блестящий липкий след, пачкает смазкой щеки. Он проводит по всему стволу языком, дёрнувшимся от исходящего жара, широко и размашисто, большим пальцем на пробу поглаживая уздечку. Обводит головку, собирая с неё солоноватую смазку, а в волосы тут же зарывается рука, скорее рефлекторно, не насаживая, но прихватывая пряди. Акума расслабляет горло, принимая большую головку, заглатывая до упора, быстро выпуская, сглатывая скопившуюся слюну, снова склоняясь над чужим членом, немного поддаваясь назад, самостоятельно насаживаясь по самые яйца, несдержанно закатывая глаза от необычного чувства двойной заполненности. Слюна скапливается в уголках растянутых губ, стекает по подбородку, глаза слезятся. Гортань протестующе сжимается, реагируя на каждый толчок, от чего Акума задушено стонет, послушно заглатывая до упора, пытаясь хоть как-то удержаться на коленях и не разъехаться. Член во рту горячий, тонкая, легкоподвижная кожа податливо скользит под напором языка. На вкус - как солоноватая устрица, с кислым лимонным соком сверху, слегка пресноватый и отдающий мускусной отдушиной. Член Курседа наоборот, имеет слабый сладкий вкус, въедающийся в кожу от всевозможных гелей, которые тот использует, когда застревает в ванне на несколько часов. У Шизо член заметно толще, губы с непривычки тянет, и челюсть заметно быстрее начинает болеть. У Курседа - длиннее, всегда нужна рука, чтобы обхватить ствол у основания, играясь и оттягивая волну наслаждения. Акума мог сравнить оба члена - эти мысли были ещё невыносимее, от чего парень простонал, вбирая пульсирующую головку до горла. Из-за того ощущения, как горячий язык давит, обводит, кажется, каждую вздутую венку, каждый чувствительный участок, как он быстро меняет ритм с размашистого, проходясь всей шершавой поверхностью, на более точечный, кончиком дразня уздечку и сочащуюся уретру, слизывая каждую новую каплю. И это ещё не говоря о том, как мягкие щёки, втянутые изнутри, вакуумно облегали ствол. Член Шизо выскользнул изо рта, по подбородку потекла слюна вперемешку с естественной смазкой. Акума умело задвигал рукой в том ритме, в котором Курсед вбивался в него сзади.. Он полностью расслабил горло, позволяя толкаться самостоятельно, прочувствовать головкой горячее нутро своей глотки, не щадя для этого ни слюны, ни громкости - характерный звук, издаваемый горлом, когда в него упирается член, сейчас очень громкий и вызывает по телу ту самую ломку, что провоцирует толкаться, из раза в раз всё резче и жёстче. Курсед осторожно, но не слишком бережно, проводит по впалому животу, ощущая недвусмысленные контуры, перехватывая сочащийся член, продолжая рвано двигаться. По подбородку стекает слюна с предэякулятом вперемешку. Всё вокруг очень быстро становится мокрым. Акума двигает головой и задницей так, как только может, чувствуя, что сердце работает на пределе, а кровь стучит в висках, пока грубоватая рука Курседа дрочит ему, размашисто, каждый раз задевая чувствительную головку, раскрывая её. О том, какое удовольствие будет получать он - ревнивый собственник, ворчащий на любые косые и двусмысленные взгляды в сторону этого патлатого мальчишки, наблюдая за тем, как этого его патлатого мальчишку имеет в рот его собственный брат, Акума даже думать не хотел. Но очень явственно ощущал: толчки сзади ускоряются, становятся куда хаотичнее и глубже, чем были до этого, головка задевает слишком чувствительную простату, заставляя шипеть, посылая вибрации по чужому члену, сильнее смыкая губы. А Шизо пользуется этим, уже без какого-либо стыда толкаясь ему прямо в рот - глубоко, резко, сжимая пряди на темноволосом затылке. И по этой причине он ни черта не жалеет, что чужая головка сейчас толкается ему прямо в гортань. Акума поднимет взгляд, замыленный и плывущий, с неожиданностью замечая, что Шизо тоже смотрит, не сдерживая свои стоны уже никак, зарывая его носом в низ живота. Смотрит, как чужие опухшие от трения губы скользят по налитому кровью члену, терзая каждую пульсирующую венку изнутри, дразняще цепляя чувствительную кожицу зубами. Смотрит, тесно и напористо скользя членом вдоль языка, опуская ладонь затылок Акумы, зарываясь пальцами в длинные мягкие волосы, растрёпывая пряди, которые брат до этого так бережно собирал. Отстраняет от себя, мажет головкой по губам пару раз, чтобы снова размашисто толкнуться, упираясь в заднюю стенку горла. Слюна капает на кровать,её становится слишком много. Акума лизнул уздечку, надавливая на неё кончиком языка, и тот, утробно простонав, начал изливаться в широко раскрытый рот. Горячая сперма крупными каплями стекает по подбородку, капает на грудь и постель. Мускусный запах кружит голову, но Акума продолжает терзать его член: пульсирующий, солоноватый и чувствительный, настолько, что парень просто скулит, продолжая цепляться за волосы, и вымучено закусывая свои покрасневшие губы. Перехватив чужой ствол у основания, он шлёпает себе по высунутому языку, глядя Шизо снизу вверх, не без усмешки растягивая опухшие губы - показал, Курсед в этом вопросе врать не будет, и помутнённый взгляд в купе с подрагивающими плечами это подтверждает. -Господи, блять, - он глядит на него слепыми глазами, выдыхает прерывисто. Пальцы Шизо сжимаются вокруг члена, выдаивая капли липкой смазки, стирают ее с головки, собирая и размазывая по чужим губам. Но долго упиваться собой Акуме не дают нарастающие толчки, и он, зажмурив глаза и уткнувшись лицом в кровать, изливается на одеяло, пачкая двигающуюся на его члену руку. Сжатый внутренними мышцами ануса, Курсед несколько раз конвульсивно дёрнулся, кончая следом. В воздухе конденсатом осел тяжёлый запах тел и природного мускуса. Все отчаянно пытались отдышаться, вбирая приоткрытыми ртами как можно больше воздуха, чудом стоя на ногах, покачиваясь в стороны. Нагретая от трения смазка, начинает вытекать из растянутого сфинктера, который Акума даже не может сжать толком, зарываясь руками в взмокшие волосы, отчётливо слыша, как сердце стучит по рёбрам. Курсед трахается так, что пальцы на ногах поджимаются, в глазах всё пестрит, а лёгкие сжимает до тугой боли. Любит дизайнерские вещи, много чёрного в одежде и свои кроссовки. Его волосы слегка вьются, покрашенные в красно-чёрный сплит, вечно перемешанный в единообразную кашу. Внешне он выглядит как самодовольный придурок, но Акума знает, насколько он может быть послушным, когда дело касается еды или покупки машины, и насколько он безумен, когда дело доходит до горизонтальных поверхностей. Шизо, напротив, укутывается в худи с пестрящими надписями, носит тонкие кофты с длинным рукавом. Одна половина его прямых волос осветлена до пепельно-белого, с едва проглядывающими тёмными корнями. Он ест всю еду, что Акума готовит, не брезгуя салатными листьями. Засыпает на длинных фильмах и через чур радостно прыгает вокруг брата, когда ему удаётся обыграть его в любой игре. Но внешне они очень похожи, словно близнецы, и Акума невольно задумывается своим распалённым, буквально выебанным, мозгом - насколько братья похожи между собой, а в чём различаются. Едва ли только в стиле и цвете волос, так ведь?... Акума мысленно ударил себя по лицу за такие мысли, но глаза, выглянувшие исподлобья, неотрывно скользили по вздымающейся перед ним груди, пока знакомые руки блуждали по пояснице, дразня так и не осевшее желание. Есть ли смысл стесняться чего-то? Возможно, пару часов назад он был, а теперь, когда во рту чувствуется чужой вязкий вкус, и в животе тянет от продолжительной наполненности, весь стыд испарился, каплями лубриканта стекая на постель. Курсед стягивает презерватив, выбрасывая его в небольшую офисную корзину, растирая остатки по члену. Рука оглаживает поясницу, всё ещё выгнутую, застывшую в финальном положении. Шизо медленно слез с кровати, неловко шатаясь на ногах. Только двое в этой комнате знали, что одним раундом секс никогда не заканчивается, но никто не решался продолжить, потому что детали «секса втроём» они не обсуждали от слова совсем, впадая в некий ступор, чувствуя витающее в воздухе возбуждение. Пальцы свободно скользнули внутрь, ощущая мягкие и расслабленные мышцы, где всё ещё было влажно от смазки, не успевшей вытечь наружу. Большой палец оттягивал колечко наверх, раскрывая его ещё больше, позволяя горячим каплям скатываться по нагретой коже. На удивление Акума ответно повёл бёдрами, отклоняясь назад, насаживаясь на палец, сдавленно мыча - их теперь было до невозможного мало. -И что ты хочешь? -Я хочу, чтобы вы трахали меня одновременно. Выебали как грязную сучку, пока я буду задыхаться от двух членов в заднице. -Не знаю, выдержит ли твоя тугая дырочка такое испытание? - он ведет руками по влажной от пота коже, вдоль позвоночника к заднице, растягивая губы в улыбке, бросая взгляды на стоящего рядом брата. Наверное, Акуме должно быть до безумия стыдно, стыдно за то, что он готов принять в себя сразу два члена. Но проблема заключалась в том, что как раз таки ни черта, и в голове это звучало очень разумно и правильно. Даже не грешно совсем. Ну, разве что чуть-чуть. Курсед на мгновение замер. Это в его планы не входило. Он посмотрел на свой, воодушевлённо налившийся кровью, член, на член своего брата, прижатый к животу и подрагивающий от мимолётных прикосновений руки сверху, и всё ещё отставленный зад, с рдеющей кожей. -Ты уверен, - всё же спрашивает, неуверенно обводя большим пальцем раскрытую дырочку, проникая внутрь на пол фаланги, ощущая ещё не остывший жар. Он полагал, что боль неминуема - все же они мальчики не маленькие, и не только ростом, и не хотел слушать на утро, как парень будет ругаться, обвиняя во всём этом именно его. -Да, - Акума несколько раз отрывисто кивнул головой, медленно насаживаясь на весь палец, которого теперь было непозволительно мало. Он зарывается носом в простыню. Уже не стыдно, странное желание полностью вытеснило это чувство. Он заводит руки за спину, раздвигая ягодицы. Сжимает, тянет, перехватывает, чтобы открыться сильнее - блестящий анус нетерпеливо пульсирует. И это работает - палец тут же толкается внутрь. Потом несколько. Разные. Акума тихо стонет, потому что он всё ещё чертовски чувствительный после оргазма. Курсед отмёл все сомнения, оставляя их завтрашнему себе, вновь укладывая ладони на раздвинутые ягодицы, кусая губы. Акума ощущает головку, приставленную к его растянутой заднице, что тут же настойчиво толкается внутрь, исчезая целиком. Входит сразу до шлепка яйцами о бёдра, срывая задушенный вздох. Шизо чуть давит на сжатые мышцы, оглаживая их с одного боку, растирая выступающую смазку по раскрасневшейся коже. Курсед отпрянул чуть назад, выходя почти до самой головки, чтобы потом толкнуться вновь, с силой, заставляя почувствовать помимо члена большой палец, растягивающий колечко ещё сильнее, тесно примыкая к стволу и к ребристым стенкам. Акума сдавленно всхлипнул, жмуря глаза до цветных точек, ощущая каждую венку на двигающемся внутри члене. Курсед дёргает бёдрами резко, Шизо толкается нежнее. Акума протяжно стонет, когда его растягивает вторая головка. Широкие ладони смещаются и принимаются терзать его соски, гладить их, прижимать и выкручивать. Голова и без того кружится, а теперь и вовсе рискует улететь далеко за пределы орбиты. Второй член проникает в него, заполняя и растягивая до предела. И только когда Шизо оказывается в нем целиком, Акума понимает, что всё это время не дышал, до белых костяшек сжав бедное одеяло. По спине градом катится пот, бедра мелко дрожат от напряжения, эрекция ноет, требуя разрядки. Акума вымученно стонет, терзая пальцами взмокшее одеяло, уже и не веря, что действительно хотел этого, сильнее прогибаясь в пояснице, ложась на кровать грудью, потому что руки отказываются держать его, когда члены двигаются, выскользнув наполовину. Принимать в себя два члена – совсем не то же самое, что один. Совсем не то же самое. Туго. Очень туго. Курсед стал медленно двигаться, брат вторил ему. Внутри было до невозможного узко. Поначалу ничего не получалось, всё было рвано и дискомфортно. Но несколько пробных толчков, перенесённых с плотно сжатыми зубами, и следующий толчок выбивает всё - и воздух, и здравый смысл, и разум. Он не справлялся с наплывом настолько сильных эмоций и Акуме только и оставалось, что дышать через раз, содрогаясь, стискивая руками одеяло, вздрагивать, когда одна из головок упиралась в простату и непроизвольно сжиматься, ещё более явственно ощущая чрезмерную наполненость. Внутрь становится всё более мокро. Два члена внутри терлись о друг друга и о стеночки ануса, постоянно тыкаясь в набухшую простату, и каждую секунду прошивало разными разрядами тока, заставляя кричать, срывая голос. На секунду в голове промелькнула мысль о собственной извращённости, за которую парень часто корил Курседа, но она быстро была вытеснена двумя членами. Просто здесь и сейчас, рядом с любимым человеком, он терял здравый смысл, забывал про условности, выворачивая желания наизнанку. Было в этом что-то первобытное, животное, что заставляет осознавать себя над тонкой гранью жизни и смерти - настолько хорошо стало от давления внутри тела. Член, протискивающийся в дырочку, надавливал на все точки сразу, пока другой упирался прямо в простату. Акума мог лишь надрывно всхлипывать от такого множества необычных ощущений, словно доска, бьющих по голове. -Сучка так любит, когда ее дерут в два члена? - у Акумы, казалось бы, давно выработался иммунитет к подобным вещам - Курсед был из тех, кто заводился с пол оборота, мгновенно генерируя постыдные фразочки в своей голове, даже если парень перелезал через него, пробираясь к вечно открытому окну, или просто искал закатившийся под диван наушник. Но каждый раз, когда из рта Курседа вылетало что-то в стиле «моя сучка» или «умоляешь вставить тебе?», как всё вокруг начинало искрить, словно бесконечное замыкание, и Акуме казалось, что он вот-вот упадёт в обморок, иступлённый резкими волнами внезапного наслаждения. Он ничего не мог с собой поделать, просто колени сами подкашивались и разъезжались в стороны, словно он на ебучем балете пытается сесть на позорный шпагат. И вот сейчас, услышав явно не самые приличные вещи, Акума мог лишь содрогнуться, протяжно застонав от ощущения двух членов сразу. Темп становился заоблачным, чья-то рука скользнула по взмокшей спине, заставляя выпятить задницу и прогнуть спину ещё сильнее. Из саднящего горла один за одним выбиваются стоны, спина выгибается, а бёдра с силой дёргают назад, насаживая на оба члена сразу. Акума пачкает себе живот и бёдра, невзирая на боль в мышцах, из последних сил сжимая задницу, утягивая братьев следом. Он кончил даже не коснувшись себя. Одеяло под ним мокрое, хоть выжимай. Курсед тянется ниже, от чего его член ещё сильнее упирается в сжавшиеся мышцы живота, смыкает зубы в основании его шеи, оставляя новую пёструю отметину, закатывая глаза от накрывшего оргазма. Шизо кончает спустя пару-тройку толчков, точно так же, как брат, содрогаясь всем телом. Это были необычные ощущения для всех троих. -Ты как? - первое, что слышит Акума, стоит заспанным глазам приоткрыться. -Странно, - хрипит он сорванным голосом, каждой клеточкой тела ощущая вчерашний беспорядок в голове. Ощущения были неоднозначные. Растянутый зад заметно жжет, тело неприятно ноет, словно он провисел на турнике целый год, грудь и живот покалывает. Акума пытается собрать разбредающиеся мысли воедино, но он был настолько эмоционально выпотрошен, что сделать это оказалось сложнейшей задачей. - А где братец твой? - единственное, что удаётся сформулировать, прислушиваясь к мёртвой тишине квартиры. -Так у него ремонт закончился ещё три дня назад, я не говорил? - Курсед лукаво смеётся, в очередной раз спасаясь бегством, гордо ловя спиной все проклятия, скрываясь на кухне, где уже лежала заранее заказанная каша. И торт. И обезболивающее. На всякий случай.