Передышка

Если бы агент Малдер знал, чем обернётся для него это дело… Вполне вероятно, он послал бы Скиннера в задницу. И рванул бы в Луизиану с гораздо большим энтузиазмом. …Поначалу всё это кажется насмешкой, даже издёвкой: тела, необъяснимо пропадающие из моргов. Случись это в любом другом штате Малдер бы искренне заинтересовался: куда можно спрятать два десятка трупов не первой свежести. Но здесь, в краю болот и аллигаторов, искать их — пустая трата времени. Времени, которое так ему необходимо, чтобы найти Скалли. Найти и вернуть домой. Стоит ли говорить, что обгоревший труп кладбищенского смотрителя, который находят аккурат к его прибытию в окрестности Лафайетта, не слишком улучшает настроение агента. Странный тип, слоняющийся на месте преступления, радует его ещё меньше. — Доктор… Агент Смит, — тип неловко извлекает из кармана то, что при ближайшем рассмотрении действительно оказывается жетоном ФБР. Или чертовски на него похоже. Сам Смит на агента не тянет даже с большой натяжкой. Нелепый костюм, кеды, причёска — как будто он целовался всю ночь с электрической розеткой… Не говоря уже о чудовищном британском выговоре. Неудивительно, что местные копы оставляют его в покое: вряд ли они понимают хоть слово из того, что он пытается до них донести. И всё же Малдер решает отложить свою подозрительность на потом — когда Смит (самое нелепое из всех фальшивых имён) с торжествующим криком плюхается на колени и начинает соскребать с земли какую-то едкую слизь. Тот факт, что новый знакомый обмакивает в эту гадость палец и суёт в рот он, как и полиция Лафайетта, предпочитает проигнорировать. Кем бы ни был этот «агент», он явно знает, что здесь происходит. Или хотя бы имеет догадки на этот счёт. Слизь — в лабораторию, труп — на вскрытие, «агента» Смита — не выпускать из поля зрения. Что может пойти не так? Что-то всё-таки может. Малдер понимает это в тот самый момент, когда неведомая сила сталкивает их машину с дороги. Со стороны ему всегда казалось, что нужно так много времени, чтобы утопить автомобиль. На деле, здесь и сейчас он не успевает даже отстегнуть ремень безопасности прежде, чем оказывается с головой в воде. Смит отчаянно жестикулирует ему с соседнего сидения. Похоже, двери заклинило, и им не выбраться. Агент Малдер никогда не мог назвать себя искусным ныряльщиком. Он силится сохранить остатки воздуха в лёгких, тянется за пистолетом — да, они оба оглохнут, но лучше быть глухим, но живым, чем мёртвым, но с целыми барабанными перепонками. Смит отстёгивает его ремень — со своим он уже разобрался. В движениях псевдоагента нет паники, как будто он тысячу лет назад отрастил себе жабры, и пара сотен тонн воды старушки-Миссисипи его совершенно не пугают. Палец на спусковом крючке сводит судорогой. За шумом крови в ушах Малдер не слышит даже жалкого щелчка осечки. Перед глазами — чёрные и красные круги, он вот-вот потеряет сознание. О, он прекрасно знает, что будет дальше: инстинктивный вдох, лёгкие, полные воды… Шансов на то, что их тела обнаружат, крайне мало. Большая река редко делится своей добычей. Его нелепый напарник вынимает пистолет из слабеющих пальцев, отбрасывает куда-то на заднее сиденье. На мальчишеском лице Малдер успевает заметить крайнее отвращение, как будто ему противно даже прикасаться к оружию. Смит хватает его за плечи и тянет к себе. Соединяет их губы. Малдер хочет возмутиться — не такой последний поцелуй он хотел бы унести с собой в могилу — но лёгкие вдруг наполняются долгожданным кислородом. Зрение проясняется, и он замечает, наконец, странный маленький прибор, которым Смит водит вдоль двери. Мягкое гудение, невыносимо — инопланетно — яркая вспышка. Дверь, наконец, поддаётся, и самозванец выбирается наружу. Пальцы Малдера скользят по злосчастной ручке, он дёргает изо всех сил. Не работает! Новая волна паники. Сердце колотится всё быстрее, расходуя впустую драгоценный кислород, приближая его к смерти каждым своим судорожным сжатием. Он знает это, конечно знает — от Скалли, из лекций в академии, а может, ещё в Оксфорде, — знает, но это знание лишь усиливает отчаяние и невыносимый ужас… Он пытается перебраться на соседнее сиденье, чтобы последовать за Смитом и выбраться, умом понимая, что он не успеет, захлебнётся раньше, чем доберётся до поверхности. Тело неповоротливое, тяжёлое, слабое. Дверь распахивается. Смит снова тянется к его лицу, снова вдыхает кислород в его немеющие губы. Тонкие руки тащат его наружу. Последним усилием воли Малдер заставляет себя разжать пальцы, рефлекторно сжавшиеся на плече спасителя. Впрочем, Смит понимает, что с ним творится, обхватывает его со спины, не позволяет утопить их обоих. Они плывут вверх, к свету. Малдер дезориентирован, сознание ускользает. Солнце кажется ему огромным инопланетным блюдцем. — Кто ты? — первым делом хрипит Малдер, приходя в себя. Кашляет и сплевывает воду. Нет, он не забыл ни странный прибор, ни воздух, которым так щедро поделился с ним напарник. Вот только ни один человек, рождённый на Земле, не смог бы задержать дыхание так надолго. Агент вспоминает и другие странности, замеченные за время их недолгой совместной работы. Привычку всё облизывать, как будто у него во рту химическая лаборатория — судя по точным определениям и анализу, возможно, она там и есть. Нелепую болтовню — за ланчем Смит вскользь упомянул Гувера так, словно ужинал с ним на прошлой неделе. То, как они обсуждали дело. Глаза — такие старые, несмотря на совершенно ребяческие ужимки этого не-человека. — Кто ты? — повторяет Малдер, пытаясь сесть. — На твоём месте я бы ещё отдохнул, — советует то ли напарник, то ли чужак. — Нам с тобой крупно повезло: сегодня у местных аллигаторов званный ужин в паре миль выше по течению. О, как агенту не хватает сейчас пистолета! Он абсолютно уверен: Смит специально лишил его табельного оружия. — Скажи мне: кто ты! Я знаю, что ты не человек. У него нет никаких козырей, ничего, чтобы заставить его ответить. Более того, Смит волен в любой момент уйти, оставив его здесь, бессильного и беспомощного. И всё же… — Я — Доктор, — тихо вздыхает пришелец. — И я не желаю зла ни тебе, ни человечеству в целом. Малдер слышит, как скрипит влажная ткань, когда назвавшийся садится рядом с ним. Каким-то шестым чувством он понимает: это не профессия, это — имя. Рассматривает инопланетянина — теперь он уверен в этом — пытаясь найти хоть какие-то отличия от людей. Мокрый и взъерошенный, Доктор больше похож на вылупившегося птенца, чем на грозного захватчика. Галстук, чудом переживший их совместное купание, похож на тряпку. Или на обрывок веревки на шее висельника. Малдер машинально касается расстёгнутого ворота. Его собственный галстук валяется рядом. Этот Доктор, кем бы он ни был, явно приложил немало усилий, чтобы откачать своего случайного напарника. — Доктор… — повторяет он почти бездумно. — Откуда ты? — Однажды любопытство будет стоит тебе жизни, агент Малдер, — Доктор протягивает к нему руку, касается лба. — Вы, люди, такие невероятно неугомонные. Миллионы лет назад именно ты был бы той самой обезьяной, которая сгорела, первой добыв огонь. В голосе Доктора — восхищение и нежность. Британский выговор никуда не исчезает, и Малдер делает вывод, что это — его настоящая речь. Мозг агента кипит от переполняющих его вопросов. — Как ты выглядишь на самом деле? Доктор смеется, так заразительно и чисто, что Малдер поневоле улыбается ему в ответ. Немногие из известных ему людей могли похвастать таким искренним и беззаботным смехом. И всё же в глубине этих невероятно старых глаз он видит тоску и боль. — Обычно меня спрашивают, почему я выгляжу как человек. А я отвечаю, что это вы выглядите, как Повелители Времени, — отсмеявшись, отвечает Доктор. — Так называется… назывался мой народ. Их больше нет. Я — последний. И, предвидя твой следующий вопрос: я путешествую. И иногда для разнообразия защищаю моих любимых неугомонных обезьян… — пришелец морщится. — Нет, так сказал бы Мастер. Я защищаю вас, защищаю Землю. Просто потому, что вы мне нравитесь. Поведение Доктора ничуть не меняется: он снова болтает без умолку, суетится, тянет в рот всю подозрительную гадость. Малдер ловит себя на том, что ему нравится этот конкретный инопланетянин. Нравится гораздо больше, чем трёхметровые фиолетовые слизни, которые, по словам Доктора, и были главными подозреваемыми в их деле. Во всяком случае, в отличие от этих слизней, Доктор, кажется, не умеет плеваться кислотой. Он произносит название — не меньше двух десятков шипящих согласных, Малдер не сможет это воспроизвести, даже от этого будет зависеть его жизнь. Агент снова и снова удивляется контрасту — под юной внешностью жизнерадостного раздолбая скрывается кто-то… Кто-то могущественный. Кто-то знающий так много, что вся Вселенная затихнет, чтобы его услышать. Тайна всех тайн. — Бежим! — Доктор — снова, уже в который раз — хватает его за руку. Они улепётывают по заброшенному туннелю, который обнаружили благодаря детективным талантам агента. «Почему все пришельцы, собирающиеся вас завоевать, выбирают такие неприятные места гнездования?!» — возмущается тот, кто назвал себя Повелителем Времени. Он слегка задыхается, но успевает светить и гудеть «звуковой отвёрткой» — так он назвал свой странный прибор — направо и налево. Усталость, печаль и боль в его глазах почти полностью уступают место азарту и бесшабашной радости. Малдер уверен: Доктор наслаждается этим. Оседающей на плечах пылью, крошащейся под ногами скорлупой от яиц, из которых уже вылупилось новое поколение пришельцев-захватчиков. Его не ужасает даже зловонная грязь, «питательная субстанция из протеина, с идеальным уровнем остаточной психической энергии». Так вот, зачем слизням понадобились трупы из морга и с кладбища Но больше всего Доктор наслаждается человеческой ладонью, сжимающей его собственную, переплетением их пальцев. И Малдер нехотя признаётся себе: он разделяет это чувство. Они прячутся в грязном шкафу, и это кажется таким нелепым. Доктор едва слышным шёпотом пытается объяснить: зрение у слизней не очень, зато слух — великолепный. Малдер осознаёт опасность ситуации, он хочет жить — он должен жить, должен найти и вернуть и свою напарницу, и свою сестру, должен предупредить человечество о грядущей угрозе… Но именно в этот момент — то ли заразительным оказалось показное раздолбайство Доктора, то ли он сам от увиденного начал срываться с катушек, то ли в закусочной в фирменный омлет щедро добавили марихуаны… Его разбирает неудержимый смех. Пытаясь зажать себе рот рукой, Малдер хихикает и всхлипывает, как подросток под кайфом. Доктор округляет глаза, пытается жестами его успокоить, но дело принимает ещё более неловкий оборот. Костлявая, мальчишеская фигура Доктора, слабый запах озона, пропитавший его волосы и одежду, тёплые губы, едва касающиеся мочки уха, — всё это рождает в обыкновенном земном мужском организме вполне определённую реакцию. Этот факт веселит агента ещё сильнее: вот ржали бы его коллеги, выяснив, что у него встаёт на пришельцев. Впрочем, нет. Он вспоминает про слизней. Только на одного конкретного, но всё-таки пришельца. Градус абсурда зашкаливает, и агент продолжает давиться неудержимым смехом. Преследующие их слизни, к сожалению, не проявляют деликатности. В их планы не входит пункт «дать время сумасшедшему агенту ФБР пережить истерику». Опасность приближается. Доктор шёпотом чертыхается — его акцент кажется Малдеру как никогда сексуальным — и делает ситуацию ещё более дикой. В списке самых странных поцелуев в его жизни этот займёт почётную верхнюю строчку. Также, как и в списке самых горячих. Губы Доктора мягкие и тёплые, он уверенно целует, вторгается в его рот, завоёвывает, подчиняет. Скользит ладонями по спине обезумевшего спутника, проводит пальцами где-то у основания черепа… Остатками рассудка Малдер надеется, что он сейчас снова сделает что-то важное и инопланетное, потому что иначе им крышка. Его сходящее с ума тело воспринимает всё происходящее как секс, и агент готов позорно кончить в штаны. Как нелепо — быть убитым гигантским фиолетовым слизнем, да ещё в таком непрезентабельном виде… Тонкие пальцы с неожиданной силой нажимают на какие-то точки его шеи — и Малдера отпускает. Истерику снимает, как рукой. Он благодарно стискивает костлявое плечо Доктора. Ну конечно, если у тебя во рту — химическая лаборатория, как ещё понять, что творится с внезапно свихнувшимся напарником. Эта мысль оставляет горький привкус разочарования. Он приходит в себя, выравнивает дыхание. Преследователи удаляются, так и не обнаружив их. — Это всё испарения, — виновато объясняет Доктор, когда они, наконец, вываливаются из опостылевшего шкафа. — Я совсем забыл, как они действуют на вас, людей. В будущем, примерно через пару миллионов лет, вы будете покупать этот наркотик за целые звёздные системы… Что ж, хорошая новость: в будущем есть человечество, и у него есть даже звёздные системы. Которые оно меняет на наркоту. Стабильность, ничего не скажешь! Кажется, Повелитель Времени совершенно не чувствует неловкости. И Малдер старается следовать его примеру. Финал истории — очень в стиле Доктора. Юное поколение слизней, взращенное на человеческих останках, восстаёт против праотцов (или праматерей? Или слизни двуполы? В Куантико уделяют недостаточное внимание биологии брюхоногих). Вдохновляющая речь Доктора — Малдер не понял ни единого слова, но речь явно была вдохновляющей — воспламеняет революцию. Пришелец быстро суёт ему в карман что-то, похожее на самый обыкновенный ключ, и слизни резко переходят на обычный английский. Агент успевает насладиться финальным препирательством старшего и младшего поколения гигантов. Проблема решается сама собой и взмывает в звёздное ночное небо, оставляя лишь пару лужиц кислоты и незакрытое дело о пропаже трупов. Малдер должен чувствовать себя на седьмом небе — вот они, внеземные цивилизации. Он видел пришельцев, общался с ними. Один конкретный всё ещё здесь, стоит поодаль, провожая взглядом уже невидимую для человеческого зрения светящуюся точку. И это… всё? Снова никаких внятных ответов, никаких доказательств. Даже ключ, благодаря которому землянин смог понять речь пришельцев, Доктор забирает обратно. В сознании звучит ехидный голос Скалли: «Малдер, представь, как это будет выглядеть в суде!». Сердце отзывается ноющей болью. Даже будь у него доказательства… Он отдал бы их все до единого, только бы напарница вернулась живой и невредимой. Он чувствует себя уставшим. Опустошённым. — Мне, пожалуй что, пора… Впервые в голосе Доктора можно почувствовать неловкость. Пришелец мнётся, будто отчаянно пытается придумать убедительную причину задержаться. В его глазах — тоска, одиночество и — Малдер уверен, что не ошибается — боль потери. Такая же яркая и свежая, как его собственная. — Давно ты путешествуешь один? — вопрос наугад, но знаменитая интуиция Чудика всея ФБР снова не подводит. — У меня были спутники… Друзья… — гримаса страдания, такого по-человечески понятного. — Люди. Теперь я один. Пауза — столь тихая и душераздирающая, что Малдер хочет вопреки приличиям и здравому смыслу обнять этого пришельца, погладить по голове, утешить и сказать, что всё будет хорошо. Не будет, и Доктор знает это лучше всех… — Нет-нет, — вскидывается Доктор и нервно машет руками. — Они живы, живут… Свои жизни, вот. Просто мы теперь порознь. Они не могут со мной больше путешествовать. По разным обстоятельствам. Не в силах окончательно подавить свой порыв, Малдер кладёт руку ему на плечо и снова крепко сжимает. Он не может ничего сделать для Доктора. Снова бессилен, как и почти всегда в своей никчёмной жизни. Острый взгляд нечеловечески старых глаз впивается в него, как пуля. — Впрочем, я же Повелитель Времени, и ничего не мешает мне задержаться здесь на денёк. Только умоляю, никаких больше автомобилей! Они меньше внутри, чем снаружи. Первый мотель появляется на горизонте не меньше, чем через два часа пешего хода. Это могло бы стать приятной прогулкой, если бы Малдер не был так вымотан. Бегства, три не слишком удачно закончившиеся для него драки — попробуйте помериться силами с существом, которое представляет собой сплошную мышцу. Воздействие неизвестного наркотика. К тому же, последние ночи он из рук вон плохо спал. Пришелец же, напротив, свеж и бодр, до неприличия доволен жизнью. Рассказывает совершенно нелепые истории — про Агату Кристи и гигантскую осу, про Диккенса и привидений, Шекспира и ведьм… Любого другого Малдер попросил бы уже заткнуться. Но эти рассказы — при всей их фантасмагоричности — звучат слишком похоже на правду. Итак, Доктор любит литературу, Британию… — И бананы! Ещё я люблю бананы, — пришелец бесцеремонно встревает в его размышления. — Эй, не смотри на меня так. Я не читаю твои мысли, просто лицо было точь-в-точь как у старины Гувера, когда он составлял на меня первое досье ФБР. Гримаса Доктора, пытающегося передать его выражение лица, заставляет Малдера снова рассмеяться. Теперь он сострадает всем бывшим спутникам этого путешественника во времени. Где бы они ни были, как бы не жили свои жизни. Без этого беззаботного древнего чудака, в которого так легко влюбиться, мир должен казаться им серым и пустым. И, кажется, он тоже разделит их участь. — Знаешь, бананы — самая уместная вещь на любой вечеринке! Как-то на балу, во Франции семнадцатого века… Интересно, какая участь постигла то первое досье. Малдер снова чувствует себя персонажем второсортной комедии, а то и третьесортной мелодрамы: свободный номер всего один, и тот для новобрачных. Каким молодожёнам придёт в голову остановиться на задворках Лафайетта — история умалчивает. Впрочем, ему уже наплевать даже на собственные противоречивые чувства. Он устал, слишком устал. Грязная и вонючая одежда кажется приклеенной к телу. Он бредёт в душ. На долю секунды вспыхивает мысль: отдать тряпьё, бывшее некогда его брюками и рубашкой, в лабораторию. Так бы поступила Скалли. Вода должна принести облегчение, смыть усталость, однако горячие струи как будто удваивают груз вины на его плечах. Малдер выключает душ и обречённо сползает по мокрому кафелю, обхватывает руками колени, как ребёнок. Мысленно пытается дать себе пинка — нельзя же, в самом деле, вести себя, как неуравновешенная старшеклассница. Впрочем, не так уж много американских школьниц озабочены спасением человечества от колонизации инопланетянами, а также заговором правительства США против собственного народа. Жалкое зрелище! Спецагент ФБР распускает нюни в занюханном луизианском отеле, в то время как через стенку сидит самый настоящий пришелец. «Которого ты был готов трахнуть в гребаном шкафу», — напоминает внутренний голос, всё ещё с интонациями напарницы. Малдер не представляет, как расскажет ей обо всём этом — когда они снова встретятся. Он пытается уцепиться мыслями за это «когда», но отчаяние захлёстывает с новой силой. С каждым днём шансы на то, что Скалли удастся вернуть живой, тают. Он знает это как профессионал-профайлер, знает и как неофициальный эксперт по похищениям… Скрип двери едва различим за шумом воды, но Малдер инстинктивно поднимает голову. Мало у кого получится сохранить достоинство и выглядеть так болезненно-серьёзно, будучи абсолютно голым. Доктору это удаётся. Агент не удивлён этому вторжению — впрочем, возможно, его способность удивляться взяла выходной вместе с жизнелюбием и чувством юмора. Любопытство, однако же, остаётся — и он бесцеремонно разглядывает обнажённого пришельца. Совсем, как человек — гармонично сложенный, привлекательный и бесстыдно юный. Несколько ударов сердца Доктор позволяет ему рассматривать — нет, любоваться. Подходит ближе, опускается на колени. Берёт его лицо в ладони. В этих древних и тёмных глазах Малдер видит Вселенную — не враждебную и холодную силу, но захватывающий мир, полный откровений и открытий. Кажется, что он падает — или летит — сквозь этот необозримый Космос. Так целомудренно и осторожно Доктор прижимается к его лбу губами. Он весь сейчас — сострадание, скорбь и нежность. Малдер закрывает глаза преграждая путь подступающей солёной влаге. Всё ещё не говоря ни слова, Доктор включает душ, берёт губку и мыло. Бережно и почти благоговейно ведёт рукой по широким плечам агента. Малдер поддаётся, принимает правила игры. Ловкие пальцы втирают шампунь в его волосы, он жмурится, чтобы уберечь глаза от пены. Сердце пронзает такое сладкое и болезненное воспоминание, прямиком из детства, из того детства, где всё ещё было хорошо, и мама вот точно так же помогала ему вымыться после долгого, полного чудес и приключений дня… Это чувство, здесь и сейчас: о нём заботятся, его защищают. Когда горячая вода смывает остатки мыла, он, наконец, перестаёт быть безвольной куклой. Сгребает пришельца в объятия, прижимает к себе, к груди, поближе к сердцу. До неловкого вскрика, до сдавленного выдоха, почти поглотившего его имя. Имя, которое он так не любит, но которое сейчас и здесь, в этом времени и пространстве звучит божественно. Малдер окончательно приходит в себя — и первым, разумеется, возвращается его дурацкое чувство юмора. — Надеюсь, мы не связали себя сейчас узами брака по законам твоего народа? Доктор улыбается — на этот раз с хитринкой. — По законам моего народа — нет, но я бывал на планете, где совместные водные процедуры означают клятву любви и верности. Впрочем, по законам, например, Остромахиса, я был бы обязан на тебе жениться после того, как вытащил из реки. А по брачному кодексу Во`О`нг`мара мы стали супругами, когда поцеловались. — То есть, нам всё же положена брачная ночь? — Малдер чувствует себя умиротворённым и сонным. Это совершенно не мешает ему нести чушь. — Брачной ночи определённо не будет, — Доктор выдерживает паузу. — Но ничто не мешает подумать о хорошем брачном утре. — Ваш отчёт, агент Малдер, кажется возмутительно неполным, — Скиннер строго посмотрел на него поверх очков. — Такое ощущение, что его писал кто-то другой. Никаких абсурдных теорий, обвинений… Малдер попытался парировать подозрительный взгляд начальника, но воспоминание о пробуждении в неловких объятиях Доктора сделало это неожиданно сложным. Они, конечно, спасли Землю — что невозможно включить в отчёт, не рискуя оказаться в психбольнице. Но ещё сложнее было бы описать его отношения с представителем внеземной цивилизации. Благодарность и нежность переплелись с первыми уколами тоски и лёгкой обидой — он мог бы остаться, мог бы помочь найти Скалли… «Прости, — только и сказал Доктор в ответ на прямую просьбу. — В эту линию твоей судьбы я не могу вмешаться. Поэтому же я не могу взять тебя с собой». И всё же встреча с Доктором наполнила его новыми силами, новой уверенностью, и даже новыми знаниями. То, что дал ему этот пришелец — агент почувствовал, как его щёки начали пылать, но мысли лезли в голову тем настойчивее, чем он пытался их отогнать — эта передышка, эти мгновения безопасности, взаимопонимания и абсолютного, слепого доверия… — Простите, сэр, всё, что я изложил в отчёте, — это факты. — Хорошо, в этот раз я согласен с вами — для разнообразия, — перебил его Скиннер. — Дело закрыто за недостаточностью улик. Замдиректора окинул его ещё одним проницательным взглядом. — Рад, что у вас получилось вернуть боевой настрой и отдохнуть. Пожалуй, с такой точки зрения я доволен, что это дело попало в ФБР. Впервые Малдер не знал, куда себя деть от смущения.