Слабость и справедливость

Тэтчо осторожно касается ладони, расслабленно упавшей на его грудь, и на мгновение переплетает пальцы. — Это всё ещё ничего не значит? — без упрёка, искренне, дыша в макушку. Дзёно морщится, одёргивая руку и несильно ударяя его по груди. Эта искренность, граничащая с глупостью, всегда бесила. Рядом с ним Тэтчо будто вообще был не способен ни на обиду, ни на злость, и это правда злит. Дзёно хочется найти предел, за которым напарник не выдержит и наконец оттолкнет его, вспомнив о самоуважении. Но раз за разом этого не происходит. Когда Дзёно упорно ощетинивается на любую нежность, когда царапает кожу и до боли выкручивает его соски, когда намеренно задевает член зубами, когда сплёвывает сперму ему на лицо — Тэтчо лишь завороженно смотрит и как дурак повторяет: «Ты такой красивый». Разумеется, Сайгику знает. Садится верхом и наклоняется к влажным губам, улыбается, крепко беря за горло: — Ты тоже, когда молчишь. И целует, долго и мокро, посасывая язык и физически чувствуя, как у Тэтчо кружится голова, как он крепко обхватывает его за бёдра, прижимась вновь отвердевшим членом. Дзёно нравится дразнить, даже издеваться — прерывать поцелуи, отталкивать ласкающие его руки, больно оттягивать за волосы, не позволяя целовать в шею. Сидя сверху, всегда замирать на пике, не давая кончить. Сайгику понял уже давно — Тэтчо действительно принципиален только в том, что касается справедливости для других. Замечания, что он делал во время работы, лишь раззадоривали Дзёно вести себя ещё хуже. Он ждал момента, когда его не просто одёрнут, а припрут к стенке, возьмут за горло, когда в голосе напарника действительно появится злость или разочарование. Когда он вспомнит о справедливости для самого себя. Но по ночам Тэтчо не помнил, что значит одёрнуть Дзёно или сказать ему нет. Почему? С тех самых пор, как на одной из первых же совместных тренировок Сайгику заметил, как повышается температура чужого тела, прижимающего его к мату после удачного захвата, как новый напарник напрягается, стоит Дзёно плотнее прижаться к нему спиной или оседлать его, с удовольствием говоря, какой тот бесполезный, и дольше нужного сидя на его бёдрах. Дзёно понравилось ощущать на себе его тело, и он шире раздвигал ноги, оказываясь внизу, откровенно провоцируя, чтобы даже такой тупица это заметил. Но Тэтчо ни разу не сказал, чтобы Сайгику перестал, не нахмурился, не посмотрел с осуждением или хотя бы недоумением, не ударил по-настоящему. Он делал вид, что ничего не происходит — вплоть до момента, когда Дзёно оседлал его уже не в тренировочном зале, а в собственном кабинете, смахнув со стола гору отчётов, которые Тэтчо был не в состоянии заполнить самостоятельно. Суэхиро замер, глядя в лицо, оказавшееся так близко. На автомате спросил: — Ты злишься? — Да, чёрт возьми. Дзёно прижался к нему пахом, с удовлетворением чувствуя, как чужое тело моментально отзывается на эту близость, хотя Тэтчо и сохранял невозмутимое выражение лица. Дзёно оскалился, дыша ему в губы. — Ты такой тупой, что, даже если я разденусь и отсосу тебе, ты не поймёшь, что происходит, да? Тэтчо не шевелился, но Сайгику чувствовал, как напряжены все его мышцы, как твердеет внушительных размеров член, скованный тканью белья и формы, и упирается ему в бедро. — Ну? — Дзёно бесстыдно тёрся об него, дыша в губы и держа руки на его плечах. Ждал, что хотя бы сейчас Суэхиро сдастся. Смутится, сбросит с себя, накричит, скажет, как это неправильно. Но Тэтчо лишь выдохнул: — Хорошо. Дзёно не смог прочесть его эмоции и, теряя терпение, сильнее сжал его плечи. — Что, мать твою, хорошо? — Ты можешь сделать это. Тэтчо подался вперед, натолкнувшись на его губы, и Сайгику, не ожидая этого, искусал их, не получив сопротивления или упрёка. Суэхиро попытался обнять его, прижимая к себе сильнее, но Дзёно вырвался и через пару минут уже стоял на коленях, жадно заглатывая по самое горло. Тэтчо кончил бы очень быстро, если бы Сайгику намеренно не останавливался и не мучил его, не давая сделать этого, слушая тяжелое дыхание и обезумевшее сердцебиение. Наконец позволив ему разрядку, он с удовольствием услышал громкий полноценный стон, который Тэтчо попытался спрятать в своих ладонях. Отстранившись, Дзёно сплюнул сперму на один из разбросанных на полу отчётов и, демонстративно поправив форму, направился к двери. — Приберись здесь, хоть какая-то польза будет. Однако в их совместной работе этот случай ничего не изменил, хотя Дзёно и ожидал, что теперь-то напарник наконец будет смотреть на него по-другому. Но Тэтчо всегда действовал удивительно профессионально, и это бесило больше всего. Сайгику начал всё откровеннее провоцировать средь бела дня, прямо во время заданий, но Суэхиро одёргивал лишь тогда, когда Дзёно начинал заигрываться с гражданскими. Тэтчо никогда не был грубым — не повышал голос, не говорил ничего оскорбительного. Он действовал иначе. После пары случаев меч в задницу воспринимался уже обыденно. Дзёно не было по-настоящему больно — из-за операций по усилению и из-за того, что напарник всегда идеально рассчитывал силу, чтобы не навредить. Сайгику понял это и быстро обнаружил, где пролегает та самая грань по части «Тэтчо и общественная справедливость». Но после, наедине, в личных границах Суэхиро позволял ему слишком много. И Дзёно всё больше задавался вопросом — неужели, что бы он ни сделал, Тэтчо никогда не разозлится и не уйдёт? Не прекратит это сам и не поставит его перед выбором? Почему— Дзёно всегда нравилось давить и выискивать чужие слабости, но в случае с Тэтчо ничего, кроме слабости к напарнику, упорно не находилось. Но раз за разом Дзёно отбрасывал эту мысль как ложную и продолжал искать. Теперь, когда это длится уже несколько месяцев, Сайгику, всё ещё не находя ответа, привычно садится сверху, вновь издевательски выдыхая в чужие губы: — Да, это всё ещё ничего не значит. Тэтчо скользит ладонями по его бёдрам и мягко переворачивает, подминая под себя, целуя в шею, пока Дзёно позволяет, пока сам прижимается, раздвигая ноги, и царапает спину, запрокидывая голову, предвкушая, как Тэтчо возьмёт его ещё раз, прямо сейчас. Чувствовать его в себе всё так же невероятно, но это же всё ещё ничего не значит, так? Дзёно хочет его тело, хочет скакать на нём каждый день. Это несложно принять — Суэхиро красив, Сайгику нравятся такие мужчины, нравится ощущать движение мускулов и запах тела. Но Дзёно хочет и его душу — вытрясти без остатка, заставить наконец разозлиться, сказать «Ты омерзителен, хватит, я не хочу так», но каждый раз терпит поражение, получая в ответ на грубость только ласку и повиновение. Ты можешь это принять? Тэтчо отрывается от его шеи и закидывает его ноги себе на плечи, пока Дзёно под ним, возбуждённый и взъерошенный, отрывисто дышит, ожидая большего. Тэтчо плотнее сводит его ноги вместе и, смачивая член слюной, толкается между бёдер. Дзёно сдавленно рычит и тянет его за волосы. — Ну же, нет… Тэтчо медленно двигается, задевая его член своим. — Чёрт… Дзёно сильнее оттягивает его волосы, но Суэхиро игнорирует боль, невозмутимо говоря: — Тебе ведь нравится. Дзёно шипит, царапая его грудь. Ему нравится, очень нравится — те редкие случаи, когда Тэтчо додумывается перехватить инициативу и подразнить его, но он не собирается признаваться в этом. Он делает самый недовольный вид, говоря сквозь зубы: — Войди в меня, чёрт возьми, пока я не передумал. Тэтчо целует его ноги, наконец разводя их в стороны. Уже второй раз за утро — Дзёно достаточно растянут и подготовлен. Член входит туго, но плавно, и Сайгику позволяет себе застонать, не сдерживаясь, хватаясь руками за сбившееся одеяло. Выгибается, когда Суэхиро, держа его за ноги, выпрямляется и наращивает темп, трахая жёстче — именно так, как Сайгику нравится. Затем замедляется, гладя его бёдра, и ложится, прижимаясь всем телом, чтобы член Дзёно тёрся о его живот, отчего тот со стоном кончает — быстрее, чем ему хотелось. — Чёрт, ты… Тэтчо чуть отстраняется, целуя в лоб, в щёки, совершая несколько финальных толчков, и Сайгику чувствует, как пульсирует член внутри, как, изливаясь, Тэтчо заполняет его и глухо стонет. И вновь целует, выдыхая в пересохшие губы: — Я люблю тебя, Дзёно. Сайгику хмурится от внезапного признания и пытается отвернуться и оттолкнуть, но у него не осталось сил. Их хватает на приглушённое, вымотанное: — Слезь с меня, ты всё испортил. Тэтчо целует в лоб, убирая прилипшие к нему волосы. — Хорошо. «Что, чёрт возьми, хорошего ты во мне нашёл?» — у Дзёно не хватает мужества произнести это вслух и наконец признаться, что именно этого он хотел и этого же боялся — что с Суэхиро ему действительно хорошо, слишком хорошо, чтобы это было правдой. И слишком хорошо, чтобы потерять это. Дзёно устал. Его дважды заполнили и он дважды кончил за это утро, ему хочется не думать, лишь отдохнуть и принять душ. Он позволяет Тэтчо вытереть себя и молча полежать рядом, обнимая со спины. Позволяет себе не уходить спустя пять минут, не бросать на прощание подушкой в его лицо, не грубить и не делать вид, что всё происходящее до сих пор бесит его. Потому что Дзёно тоже имеет слабости. И Тэтчо, так искренне принимающий его таким, какой он есть — определённо, одна из них.