Художественный магазин

      Хлоя должна была скоро освободиться, и в её ожидании Нат и Элен зашли в милый магазинчик с вещами для рукоделия. Шестилетняя малышка была в полном восторге и тут же умчалась к отделу с красками.       — Только не теряйся, золотце! — крикнул ей вслед Натаниэль.       — Хорошо! — отозвалась малышка, скрываясь за полками.       Нат только головой покачал, не в силах сдержать улыбку. Его маленькая художница. Когда-нибудь она вырастет и тоже станет известной. У неё будут свои выставки, свои поклонники. Главное защитить Элли от тех, кто будет пытаться ранить, задевая её навыки рисования, говоря, что она всего достигла благодаря влиятельным родителям.       Натаниэль поморщился, вспоминая разговоры о том, что он сам выбился в люди только благодаря деньгам отца и связям жены, хотя от Генриха он не принимал ни копейки, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать. А вот насчет Хлои не такая уж неправда. Его первая выставка и правда состоялась благодаря ей. Только она позаботилась обо всём в тайне от него, зная, что Нат не менее гордый, чем сама… тогда ещё мадемуазель Буржуа.       — Здравствуйте, я могу чем-то помочь? — привлекла внимание Натаниэля продавщица, чем-то напоминающая ему Маринетт из тех времён, когда она ещё ходила с двумя хвостиками. Прямо его золотые годы.       — Нет, спасибо, — покачал головой Нат, но потом вспомнил про полупустой тюбик любимого цвета. — Хотя… у вас есть масляные краски? Мне нужен кадмий желтый. Только не полупрозрачный, пожалуйста.       — Сейчас покажу выкраску, и вы сами решите подходит ли вам, — улыбнулась девушка.       На её бейджике было написано «Сокелин». Где-то он слышал это имя. Причём не в самом положительном ключе. Когда же это было? Натаниэль нахмурился, пытаясь припомнить… нет, у него в голове сейчас не держится ничего кроме детских песенок про пчёлок.       — Вот, — девушка положила перед ним палитру всех имеющихся красок. — Рекомендую вот эту.       — Немецкая? — весело хмыкнул Натаниэль. — Выглядит ярко. Давайте тогда эту и… карминовый есть? Ну, насыщенно-красный.       — Очень хвалят от Lefranc&Bourgeois, — сообщила Сокелин. Нат подавился смешком. — Что-то не так?       — Простите. Сколько рисую, не знал, что… — «мой тесть» так и вертелось на языке, но Натаниэль сдержался и выбрал более нейтральную формулировку. — Что наш мэр выпускает краски.       — Наследственное дело с тысяча семьсот двадцатого года, — сообщил голос от двери.       Натаниэль обернулся, с улыбкой глядя на жену. Она выглядела как настоящая бизнес-леди: белый пиджак, лёгкая светлая блузка, чёрные джинсы, туфли на шпильке, чёрные перчатки и тёмные очки. У Ната аж руки зачесались от желания её нарисовать.       — Чтобы ты знал, мы занимаемся ещё косметикой, образованием, какой-то там химической промышленностью, так что я очень и очень богата. Даже без своей актерской карьеры, — Хлоя прошла к нему, цокая каблучками. — Невероятно успешной, к слову. А вот тебя прямо магнитом тянет ко всем, кто похож на Дюпен-Чен.       — Начинается, — вздохнул Натаниэль, глядя на жену с сочувствием.       Ревность Хлои чаще вызывала у него грусть, потому что была вызвана не опасениями в том, что мужа уведут из семьи, а её необходимостью выплеснуть раздражение хоть куда-нибудь. Впрочем, их совместные пикировки чаще всего поднимали ей настроение.       — И тебе доброго дня, Хлоя, — недовольно бросила Сокелин.       — Какое кислое лицо, — усмехнулась Хлоя. — Разве ты не должна с улыбкой приветствовать всех клиентов? Или это относится только к известным художникам? Таким как это рыжее недоразумение.       — Ты всё такая же невоспитанная и грубая, — Сокелин положила на прилавок тюбик жёлтого кадмия. — И я не знала, что он художник.       — На, — Хлоя с нескрываемым раздражением достала из сумочки журнал и положила его на прилавок. — Почитай на досуге. Хотя нет, не читай. Это впору сжечь. Единственное жёлтое, что я ненавижу, так это жёлтую прессу.       — Натаниэль Куртцберг? — с удивлением прочитала Сокелин. — Ох, я про вас слышала! Вы на каждую картину добавляете одну и ту же девушку.       — Да, свою жену. Вернее её силуэт, — улыбнулся Нат. — Обожаю её.       — Пресса так не думает. Они говорят, цитата: «Мадам Куртцберг заставляет своего супруга рисовать её на каждой своей картине». Вот же эгоистичная мразь твоя жёнушка, — процедила Хлоя, пребывая в полной ярости. — Над душой у тебя наверняка стоит и говорит: «Рисуй! Ты должен всем показать, какая я прекрасная!» Просто чудовище.       — Всё не так… — начал Натаниэль, но Сокелин его перебила.       — Ты ужасна! Он же сказал, что очень любит свою жену, а ты говоришь такое при нём! — возмутилась девушка. — Если кто-то тут и чудовище, то только ты.       — Ну, значит, ты разделяешь моё мнение, — холодно и даже несколько хищно, но всё ещё невероятно очаровательно улыбнулась, а потом стянула перчатку с левой руки. На ней золотой полоской блеснуло обручальное кольцо. — Потому что его законная жена — я.       — Моя единственная и безумно любимая, — Нат притянул Хлою к себе, прижимая к груди.       Девушка недовольно цокнула языком, понимая, что таким образом Натаниэль разрушает её образ злой колючей стервы. Но Хлое так сильно нужны были сейчас его объятия, что она позволила ему крепко прижать её к себе и оставить на золотистых волосах несколько коротких, но нежных поцелуев. Жалко, что лицо Хлои оказалось повёрнуто к двери, и она не могла увидеть наверняка шокированную Сокелин.       — Те, кто написали это — лгуны и бездари, которые только и могут зарабатывать на жизнь, сочиняя небылицы. Я рисую тебя постоянно на протяжении уже пятнадцати лет, потому что люблю больше всего на свете, — Натаниэль успокаивающе поглаживал её спину. — Ты самая лучшая девушка в мире, сладкая. Правда-правда.       — И я тебя тоже люблю, — буркнула Хлоя, снова чувствуя себя потерянным подростком, нашедшим тепло и заботу в совершенно чужой для неё семье. — Сильно.       — Мамочка! — раздался радостный писк, и на неё налетел маленький рыжий ураганчик.       Хлоя рассмеялась и подняла дочь на руки, краем глаза заметив, что Сокелин находится в полной прострации. Кажется меньше всего она думала, что именно её хамка-одноклассница окажется музой и драгоценной женой этого приятного молодого человека. Ну, на этот счёт многие заблуждаются.       — Привет-привет, моё маленькое солнышко. Моя маленькая золотая девочка. Счастье моё, — Хлоя чмокнула дочь по одному разу в обе щеки и кончик носа, заставив Элли весело рассмеяться. — Я так соскучилась по тебе.       — И я! — закивала Элен, а потом обняла маму за шею. — Ты опять попшикалась вкусными духами.       — Да, с корицей, — улыбнулась Хлоя, но тут же едва заметно поморщилась, чувствуя, как устают руки.       — У Эммы дома так пахнет, — хихикнула Элен.       — Это всё замечательно, но давай-ка папа тебя подержит, — вмешался Натаниэль. — Мама на каблуках, ей тяжело.       — Ладно, — с неохотой согласилась Элли, перебираясь на руки к отцу. — Но в машине мы сядем вместе?       — Обязательно, малышка, — Хлоя сжала её маленькую ладонь в своей, а потом забрала перчатку, небрежно брошенную поверх журнала.       Нат оплатил краски и, приобняв жену за талию, вышел из магазина. Хлоя улыбнулась, подумав, что ей очень повезло, что она нашла человека, который никогда не согласится назвать её чудовищем. Даже если она порой ведёт себя как заноза в заднице.