Грехопадение

      Когда раздался стук в дверь, Альберт не спал.       Каждый раз, когда братья растворялись в темноте безмолвными тенями, он пытался занять себя. Заснуть не помогали ни дневная усталость, ни алкоголь, ни настойки — мыслями Альберт был рядом с ними, мучительно переживая. Поэтому он читал, вязал, вспоминал, вслушиваясь в тишину. Такого напряжения он не испытывал даже в Индии. Каждый ночной звук казался зловещим, каждая минута казалась вечностью. Лишь когда на лестнице раздавались шаги и негромкий голос Уильяма произносил пожелание спокойной ночи, Альберт позволял себе расслабиться.       Он верил брату и верил в брата — и все же перестать бояться за него не мог.       Но сегодня все валилось из рук. Альберт скользил взглядом по строчками в книге — и не понимал ни слова из того, что прочитал. Чем бы не закончилась эта ночь, Уилл… будет потерян. Если он устранит нависшую над ним угрозу — его имя прозвучит на всю страну.       О неудаче Альберт старался не думать.       Поэтому когда в коридоре прозвучали знакомые быстрые шаги, он наконец понял, насколько был напряжён. Альберт опустил книгу на колени, чувствуя, как дрожат руки и что на висках выступили капли пота.       Первым порывом было направиться следом — увидеть Уильяма, убедиться, что он в порядке было жизненно необходимо. Коснуться его плеча, увидеть его улыбку… услышать, что все закончилось — для всех них закончилось. А затем вместе спустится в гостиную и выслушать последние указания.       Похоже, спать в эту ночь не будет уже никто…       Альберт даже поднялся на ноги, набросил на плечи халат и сделал несколько шагов к двери.       Или же… стоит дать брату отдохнуть? Альберт заколебался, коснувшись дверной ручки. Вполне возможно, что Уильям сможет немного поспать, прежде, чем соберёт их. Альберт разрывался между нежеланием оставлять его наедине с мыслями и страхом помешать.       Все его сомнения разрешил знакомый стук в дверь. Альберт с готовностью распахнул ее, впуская брата в комнату.       Уильям уже успел переодеться — вместо черно плаща на нем был домашний халат — разве что непривычно плотно запахнутый.       И выражение его лица Альберту было очень знакомо: плотно сжатые губы, сверкающие глаза, нервно подрагивающие крылья носа. Брат принял какое-то решение. Альберт был готов выслушать, но прежде всего нужно он хотел знать, что брат не пострадал. — Ты в порядке? — все пережитое волнение выплеснулось в одном вопросе и черты Уильяма смягчились. — Конечно. — Не хочешь рассказать? — Позже. Когда я всех соберу.       Альберт кивнул: позже так позже. Значит все прошло так, как планировал Уилл. Иначе они бы не разговаривали так спокойно. — Ты что-то хотел сказать?       На лице Уильяма мелькнуло непривычно растерянное выражение.       А потом он обхватил Альберта одной рукой за шею, притягивая его губы к своим.       Неумелый, неловкий поцелуй выбил все мысли из головы и заставил задохнуться. От неожиданности, от ощущений и — от самой мысли, что его первый опыт достался Уиллу.       С дамами все заходило не дальше поцелуев рук и незначительного флирта — Альберт с самой юности знал, чем закончится его путь и не собирался ни с кем связывать свою жизнь. Было бы нечестно уйти в ад и оставить пятно на репутации ни в чем не повинной девушки.       Альберт вообще сомневался, что его можно полюбить, а идею брака ради титула презирал от всей души. Это было частью того, против чего он отчаянно воевал всю свою сознательную жизнь и он собирался быть последовательным в этом вопросе.       А еще — большая часть его жизни, его мыслей, его любви и преданности принадлежала Уиллу. С самой первой встречи и до нынешнего дня.       Наверно, это было правильно — в первый раз поцеловать того, кого любишь.       Если бы это не был Уилл.       Альберт, задыхаясь, слегка отстранил его, заглянул в глаза. Уилл сам выглядел не менее ошеломленным. И… счастливым.       Альберт хотел спросить: что изменилось? Что изменилось в их отношениях, в их общем плане, в самом брате? Что заставило его прийти сюда — и выразить чувства настолько несвойственным путем. И он не мог подобрать слова.       Меньше всего он хотел ранить или оттолкнуть Уильяма. Если тот решился довериться ему по какой-то причине, если выбрал Альберта… Все, что мог сам Альберт — оправдать доверие.       Поэтому он закрыл глаза. И поцеловал Уильяма сам. Медленно, неглубоко — запоминая мягкость губ, их вкус, лёгкую дрожь и упоительную покорность.       Уильям тихо застонал. А потом Альберт услышал шорох падающей одежды.       Он знал, что должен отвести взгляд. Или закрыть глаза. Или набросить на плечи Уилла свою одежду. Должен поговорить. Сказать, что не нужно, не стоит, не…       И не мог оторвать глаз от светлой кожи, тёплой и золотистой в сиянии свечей. От линий шеи, выступающих ключиц, бледно-розовых сосков, тонкой талии, длинных стройных ног и…       Ох. Альберт почувствовал, как щеки заливает краска. — Уилл, — в напряжённой тишине имя прозвучало так громко, что казалось, сюда сбегутся все обитатели особняка. — Ты не должен… — уже тише добавил Альберт. — Я хочу этого, — выдохнул тот. — Я действительно хочу…       Альберт до боли прикусил нижнюю губу. Он сам себя загнал в ловушку. Он не мог, не имел права… и — с самого начала не должен был целовать Уилла.       Но уже поцеловав — не мог его оттолкнуть. Это было бы лицемерием.       И ложью.       Потому что все эти годы он боготворил Уильяма, преклонялся перед ним, любил его. Как часть семьи, как сияющего гения, как спасителя своей души, как брата, как родственную душу.       Как прекрасного молодого мужчину.       Льюис стал для него младшим братом. Альберт любил его, баловал и старался защищать как умел. Рядом с Льюисом он чувствовал себя счастливым. Но как бы его братья ни были похожи, взгляд Льюиса не останавливал сердце.       Уильям был для него всем. Альберт отдал ему свое имя, статус, состояние и даже жизнь. И если бы Уильям пожелал, он без колебаний отдал бы свое тело.       И никогда бы не простил себе запятнанную святость брата.       Тёплые губы коснулись уголка рта Альберта, подбородка, шеи. Он почувствовал, как одна за другой ослабевают пуговицы на рубашке и Уилл целует его грудь и плечи. Каждое прикосновение ложилось на кожу как раскаленное клеймо — чтобы остаться там навсегда, невидимым для всех. И Альберт солгал бы снова, если бы сказал, что это оставило его равнодушным. Возбуждение не растекалось томительным жаром под кожей, как иногда бывало, когда он смотрел на тонкие запястья Уилла, на короткие золотые пряди у шеи, на безмятежно улыбающиеся губы. Оно было острым, болезненным, оно пришло приливной волной, ударив по самообладанию. — Я хочу провести эти несколько часов не как Преступный Лорд, — услышал Альберт тихий шепот. Уильям вскинул взгляд, теплое дыхание снова коснулось его губ. — И хочу провести их с тем, кого люблю…       И он послал последние доводы рассудка и угрызения совести к черту. Брат мог выбрать другого — чьи руки не запятнаны кровью и могут коснуться его тела. Но выбрал его. Они были сообщниками, они были братьями, они будут в одном круге ада.       А сейчас — они станут любовниками.       Халат остался лежать на полу рядом с халатом Уильяма. Рубашку Альберта они потеряли рядом с кроватью, покрывало с которой стянули в четыре руки. Брюки и белье Альберт снимал под горящим взглядом алых глаз.       На этот раз поцелуй получился долгим, жарким, глубоким. На этот раз Уилл был в его руках и Альберт касался его спины и плеч, груди и бедер и никак не мог насытится прикосновениями.       Это было странно. Ново и необычно. Всегда такой сдержанный брат стонал в его руках от прикосновений к шее и бедрам. Всегда сосредоточенный алый взгляд туманился, когда Альберт целовал его руки и запястья. На всегда безупречной белой коже легко оставались алые следы. — Я не против, если они останутся, — выдохнул Уильям, прижимая его голову к изгибу шеи над ключицей. И Альберт сомкнул зубы, вырывая новый стон.       Это было кощунство, но как это было сладко! И на мгновение создавало иллюзию, что брат может принадлежать только ему. Пока Уилл берет лицо Альберта в ладони и снова целует, пока губы не начинают саднить. Пока сам Альберт изучает его тело губами и руками, не пропуская ни дюйма. — Ты не должен этого делать, — запротестовал уже Уильям, когда он выцеловывал узоры на его бедре.       “Продолжай, еще”, прочитал Альберт в его глазах, когда поднял голову. — Почему? — спросил он и подался вперед, прижимаясь губами к горячей бархатистой коже. Если Уилл боялся, что его что-то смутит или оттолкнет… Что ж, Альберт считал, что любая часть его тела прекрасна. Так почему он не может вот так ласкать его член?       Уильям вскрикнул, закусывая запястье, по его телу прошла крупная дрожь. А потом он почти рванул Альберта к себе и толкнул на подушки. Навис над ним и прикусил нижнюю губу, а потом тесно прижался бедрами и медленно качнулся вперед.       У Альберта потемнело в глазах. Ему нужно было… нужно было… Хоть что-то, чтобы остаться собой. Он не хотел кончать слишком быстро, он не хотел отдавать Уилла миру за пределами их постели. И он не хотел причинить ему боль.       Уильям наклонился, прижимаясь лбом ко лбу. — Все хорошо, — тихо произнес он. — Я знаю, чего ты хочешь, Ал. Я хочу того же.       И это тоже было впервые. Никогда раньше Уилл не сокращал его имя и никогда прежде оно не звучало так интимно и ласково. Альберт коснулся его щеки, пытаясь улыбнуться: — У тебя и на этот случай есть план? — Совершенно особенный план, — заверил Уильям. — Элемент неожиданности, конечно был… но я хорошо подготовился…       Он выпрямился, опираясь на колени по обе стороны от бедер Альберта. А потом направил в себя его член.       Альберт задохнулся, не в силах издать хоть какой-то звук. Никогда в жизни он не испытывал подобных ощущений. Никогда в жизни он не испытывал подобной любви и подобного желания. И только один человек вызывал в нем эти чувства.       Человек, который упирался руками в его грудь, медленно опускаясь все ниже, пока их бедра не соприкоснулись. Альберту показалось, что прошла вечность.       И он никогда не видел ничего прекраснее, порочнее — и одновременно невиннее, чем растрепанный, раскрасневшийся, задыхающийся Уильям. В него невозможно было не влюбиться. Его нельзя было не желать. И выше всех человеческих сил было не коснуться его, скользнув руками по бедрам, талии, а потом переплести пальцы и поднести их губам, перецеловав каждый. — Держи меня крепче, — выдохнул Уильям и Альберт с готовностью повиновался.       От первого движения они вскрикнули оба.       Короткие ногти Уильяма оставили болезненные алые отпечатки на его груди.       Весь жар в теле устремился в низ живота и Альберт зажмурился. Голос Уилла, его движения, его сорванное дыхание, его тепло, гладкость его кожи — это окружало его, становилось центром мира, центром мыслей и желаний. Он хотел, чтобы Уиллу было так же хорошо.       Чтобы они разделили эту накатывающую волну, как делили раньше и хорошее, и дурное. Чтобы это преступление тоже стало общим.       И когда движения Уильяма стали свободнее, Альберт сделал первый толчок навстречу. Так же как всегда — он подчинялся его воле, его желаниям, его ритму. Если Уилл хочет принадлежности и наслаждения именно так — он сделает все возможное. Горячая ладонь коснулась щеки и Альберт открыл глаза. Никогда прежде он не видел такого сияния в глазах брата. Никогда прежде он не видел его улыбку такой нежной и слегка растерянной. Никогда не слышал, как всегда спокойный голос срывается короткими всхлипами и стонами.       Никогда еще Уильям не выглядел настолько возбужденным, счастливым и красивым.       Наслаждение прошило Альберта острой вспышкой, перед глазами вспыхнули алые круги. Тело на мгновение ощутилось настолько невесомым, что когда сверху легла приятная теплая тяжесть, он почувствовал благодарность. Так он никуда не исчезнет. Он останется в постели с Уиллом…       Уилл.       Альберт распахнул глаза и встретился с ним взглядом. Уильям опирался на руки, нависая над ним, их тела все еще были соединены. Но… — Видел бы ты себя, Ал… — выдохнул Уильям. — Нет ничего прекраснее...       Альберт притянул его ближе, целуя в губы, а затем опрокинул на подушку, обхватывая рукой член. Уилл застонал в поцелуй, с готовностью подаваясь навстречу. Альберт запоминал каждое его движение, каждую дрожь, стон и шепот. И взгляд удивленно распахнутых алых глаз, когда по его пальцам потекло семя Уильяма, стал его новым идолом.       Брат с тихим выдохом прижался к нему, положив голову на плечо. Альберт какое-то мгновение колебался, а затем попросту вытер руку о простыню и крепко его обнял.       Сердце легко царапнуло непрошеное сожаление, но он решительно его отогнал. Потом у него будет время обвинить себя, но сейчас…       Сейчас он просто хотел провести время с человеком, которого любил.       Альберт признался губами к светлым волосами и слегка откинул голову, чтобы заглянуть в лицо Уильяма.       Дыхание брата медленно выравнивалось, ресницы были плотно сомкнуты. — Поспишь? — тихо предложил Альберт. — Я разбужу тебя. — Не хочу, — отозвался Уильям. — Все равно не усну. — М-м… Второй раз? Чтоб захотелось?       Уильям рассмеялся, теплое дыхание защекотало плечо: — Мне надо было прийти к тебе раньше, да?       Альберта бросило в жар. Раньше? Позволил бы он себе эту близость раньше? Уильям всегда был для него божеством. Но сегодня брат на мгновение стал человеком.       Одно мгновение слабости Альберта — и вот Уилл в его объятиях, в его глазах — наслаждение, его губы зацелованы, на его бёдрах следы от хватки рук…       А еще он не представлял как будет смотреть в глаза Льюиса. Неужели все доверие и понимание, которых они так долго добивались, будут разрушены за мгновение, потому что Альберт позволил себе не задумываться? — Нам нужно сказать Льюису? — слова прозвучали наполовину утвердительно. Их младший брат очень проницателен. — Он знает, — Уильям лениво рисовал пальцем узор на его груди. — Где я. С кем я. И что я чувствую к тебе.       Альберт одновременно почувствовал смущение и облегчение. И от последнего стало еще более стыдно. Он не сомневался, что Уилл умеет быть крайне убедительным. Но это он должен был говорить об этом — как старший. Сможет ли Льюис понять их?       Когда вопрос касается чувств, невозможно приказывать.       Но, по крайней мере, Альберт не получит удар ножом, если попытается обнять Уилла. И не только обнять… — В следующий раз ты кончишь первым, — пообещал Альберт.       Пусть его будущее было предопределено много лет назад в маленькой часовне, ему хотелось верить, что у него еще могут быть мечты. Желания. Планы.       Почему бы и нет? — Так вот, что тебя тревожит! — Уильям приподнялся на локте.— Ал, тебе кто-нибудь говорил, что ты восхитителен?       Говорили. Не раз, но никто и никогда не смотрел на него как брат. — Поцелуй меня, — попросил Уильям.       Альберт притянул его ближе и прижался губами к губам. Потом был второй поцелуй, третий…       У них оставалось очень мало времени. Примерно вечность. И эту вечность он хотел провести целуя Уильяма.