a pearl.

ты начинаешь уставать от меня ты чертовски любишь меня , а я все еще не могу уснуть ты начинаешь уставать от меня и всех вещей, о которых я не говорю ранбу не человек. эту мысль приходится повторять ежедневно, ведь он все сильнее кажется таковым. тени залегли под разноцветными глазами, чей взор тусклее становится с каждым днем. запутанные и укрытые еловыми иглами волосы прикрывают поостревшие скулы, лишь иногда подрагивающие руки убирают растрепанные локоны в неаккуратный хвостик. он устал. но его слова все еще полны нечеловеческой, пугающей нежности, его взгляды на меня или майкла таят в себе столько обожания, его движения мягкие и плавные. от ранбу тянет удушающей и нескончаемой любовью. я ворочаюсь в кровати, сминая простыни под одеревеневшим телом. в ушах мерный стук, мускулы подрагивают от напряжения, а перед глазами вновь всплывают те тревожные воспоминания, что никак не могут улечься в подкорке сознания. ночи, полные либо бессонницей, либо кошмарами, оставили меня в новом л'манбурге. так мне казалось. за спиной я слышу шорох ткани и глухой вздох. я опять разбудил его. молюсь всем известным богам, лишь бы избежать лишних вопросов. рассказывать о своих проблемах никогда не было моей сильной стороной. да и зачем, если это лишь ослабляет тебя в чужих глазах, показывает твои слабые места, делает уязвимым и слишком человечным. полагаю, даже любви не сломить мои моральные принципы. в глазах начинает пощипывать. возможно, устал он не только от меня. прости, я не хочу твоих касаний проблема не в том, что я не люблю тебя прости, что не выдерживаю твоих касаний любое неосторожное касание — триггер. для меня нет чужих рук, хвостов, ног, да чего угодно, черт побери. о, нет. есть только лязг металла, скрежещущий по вискам в истошной попытке покинуть черепную коробку. есть только мельтешащий перед глазами фейерверк, от яркости и хаотичности которого звездочки и круги перед глазами плывут, ослепляя беспощадно. есть только зловещие крики и звон оружия, крики друзей, пытающихся сбежать из засады, та проклятая фраза эрета. есть только нескончаемые звуки взрывов, жестокий смех дрима, техно и филзы, смешавшийся с проклятиями от томми. в такие моменты я едва ли могу понять, в одно ли время происходили эти события или же между ними проходила целая вечность. паффи сказала, что это нормально, что я просто тяжело переношу прикосновения. ожидаю опасности от любого мелкого движения. паффи сказала, что это птср. но я ведь все еще люблю тебя, да? это выдает стук сердца, учащающийся от каждого тихого слова нашему сыну. мой голос на считанные октавы выше только с тобой. мне хочется объятий лишь с тобой. это ли не доказательство? но этим объятиям не суждено случиться. я слишком сломан для сильных порывов чувств. я слишком полюбил войну. я всего лишь влюбился в войну никто не сказал мне, что она закончилась и оставила жемчужину в моей голове и я прокручиваю ее по кругу каждую ночь, только бы увидеть ее свет каждую ночь, малыш, вот, что делаю я воспоминания о л'манбурге и войне, кажется, въелись в суть моего сознания. стоит мне на секунду прикрыть глаза, как память услужливо подкидывает события тех времен, настолько четкие, будто кадры из фильма. я дожидаюсь, когда ты уляжешься, а слезы на моих щеках высохнут, и тихо вылезаю из кровати. мягко ступая по сосновым половицам, интуитивно избегая самые скрипучие, я прохожусь по длинным коридорам нашего поместья. фулиш действительно постарался на славу. высоченные деревянные потолки, расчерченные в клетку опорами, напоминают звездное небо из-за отблесков хрустальной люстры. медленной поступью меня уводит в картинную галерею. уставшим взглядом цепляюсь за тяжелые золоченые рамы, скрывающие за собой историю. стекло отсвечивает от свечей, скрывая за бликами лица. я подхожу поближе. вот уилбур стоит рядом с камарваном в своем идеально выглаженном синем камзоле, аккуратно расправляя еще белоснежный воротник. томми все норовит оторвать наплечник, цепляясь за чужое плечо. темно-серые крылья сута величественно расправлены, они откидывают тень на меня, фанди и джека, пока эрет стоит в стороне. сейчас это кажется очень ироничным. оборачиваюсь и вглядываюсь в другое полотно. еще один синий камзол, уже слегка порванный и испачканный. томми, широко расправив плечи и уверенно подняв подбородок вверх, идет навстречу своей смерти под счет их предводителя. холодок пробегает по моей спине, и я, не зная от чего, торопливо ухожу вглубь коридора. прости, я не хочу твоих касаний не то, чтобы я не люблю тебя прости, что не выдерживаю твоих касаний мимо мелькают тревожные события прошлого. вот украшенный мною к фестивалю мэнбург. на разноцветном фоне виднеется квакити, с широкой улыбкой рассматривающий мою работу. за его спиной угрожающей тенью стоит шлатт, нервно обхвативший флягу и что-то бурчащий в усы. еще дальше пестреют гости. мой шаг вместе с дыханием становится все быстрее. уши прилегают ближе к голове, едва услышав призрачные хлопки. мое президентство. костюм уилбура, подшитый умелыми руками паффи, все равно сидит на мне мешком. на моем лице неловкая улыбка, сильнее искривившая шрамированную половину. на заднем плане среди бумаг поблескивает фляга с чужой росписью. в грудной клетке все искрит сине-красно-белым, на кончиках пальцев чувствуется острый порох, а перед глазом расплывается горячий туман. плечо обжигает касанием, и я оборачиваюсь с потаенной надеждой, что это он. настенный подсвечник напротив поблескивает в теплом свете огня. дикий вой вперемешку с топотом разносятся по помещению, отражаясь от стен, становясь все тише, чем ближе был конец галереи. здесь дыра, что ты заполняешь ты заполняешь, ты заполняешь мы стоим напротив нашего отеля, сверкая счастливыми улыбками. я тогда встал на полублок, чтобы приобнять ранбу. и ведь все равно не достал, поэтому пришлось насильно его наклонить, лишь бы не портить кадр. я дрожащими руками обхватываю свои плечи, сдерживая взрывающиеся ребра на месте. на каменных стенах пляшут звездочки и цветные круги. мой дом в сноучестере. первое здание новой страны. в окне чердака видна мордочка майкла, высунувшегося посмотреть на меня. чужие лапы обхватили его небольшое тельце, препятствуя падению. у крыльца валяется куча железок, собранных по углам для проекта. кашель дерет горло. передняя стена поместья. огромный фулиш на ее фоне кажется небольшим. большую часть холста занимают сундуки с раскиданными рядом материалами. стена с первыми пожеланиями в планировке сливается с серым фасадом. ветер трепещет мех на ушах и ярко-красный огонь. я всего лишь влюбился в войну никто не сказал мне, что она закончилась и оставила жемчужину в моей голове и я прокручиваю ее по кругу каждую ночь, только бы увидеть ее свет каждую ночь, малыш, вот, что делаю я, лишь бы увидеть ее свет руками я упираюсь в золото. легкие болят и выдают лишь свист после очередного крика, отчего позвать на помощь становится труднее. проморгавшись, я поднимаю взгляд наверх и напряженно отступаю на шаг назад. за стеклом на меня глядит пара глаз. наш сын робко стоит посередине, в светлой рубашке и с блестящим глазом. моя рука лежит на его маленьком плече, кажущаяся болезненно зеленой рядом со свитером. на своем лице я не вижу улыбки. там нет рта в целом. лишь темное пятно вместо носа, бурая корочка ожога и глаза. насыщенно бирюзовые и сияющие. но чего-то не хватает. я дрожащими руками тянусь к крепкой веревке, управляющей тяжелой темно-синей гардиной. напряжение отдается в мышцах болью и скрипом металла. шуршание ткани отдается внутри чем-то болезненным и вопящим. в который раз всматриваюсь в черно-белое лицо. его разноцветные глаза здесь все еще живые. я кричу. слезы обжигают щеки, сосна скрипит и грохочет под весом тела. сердце ухает куда-то в бетонную желтизну и рассыпается на миллиард крошечных искр. он улыбается, не скрывая клыков, поправляя жемчужное колье, реалистично блестящее под защитой стекла. там он ярче фейерверка и золота, громче взрывов и металла, прекрасней пороха и свинцовой духоты. а здесь он мертв.