***
Четверг. Встречи, разговоры, медиа, корреспонденты, непрекращающиеся щелчки объективов сливаются в звук быстро перелистываемой бумаги, сплошной шелестящий журнал. К концу дня Шарль начинает как-то побито щурить глаза на любой щелчок, голова так и норовит спрятаться за мнимой завесой из поднятых плеч. Вместе с приближающимся вечером, на Шарля неумолимо накатывает усталость. Ощущение, будто весь день носил мешок цемента на плечах. Растянувшийся на узкой кушетке маленькой кухни, Карлос, оторвавшись от телефона, наблюдает, как Шарль, уперевшись руками о край столешницы, тянется, выгибаясь кошкой, растягивая напряженную спину. Борясь с желанием повторить действия напарника, Карлос безучастно переводит взгляд в окно, улавливая мелькнувшие за стену силуэты аппаратуры, он не заостряет на этом внимание, моментально переключаясь обратно в соцсети. В пятницу Шарль жалеет, что выпил лишний шот кофе утром. Нервная система заставляет его пальцы подрагивать, хотя обычно он таким не страдал. Монегаск будто ловит на себе пристальные взгляды. «Это глупо» — думает он, после того, как чуть не ловит столб лицом, засмотревшись на юркнувшие за моторхоум тени. «Очнись, Шарль, в паддоке только стены на тебя не смотрят» — уж в этом он был прав. Естественно, все, что ему оставалось — скидывать все на неизбежный стресс. Вряд ли он, будучи каким-нибудь спокойным, расслабленным флегматиком добился бы тех же высот в спорте, в котором тахикардия — естественное состояние. Адреналин был для него синонимом жизни, а интуиция буквально руководила его решениями каждый день, оттого он начал ей безоговорочно доверять. Шарль, в целом, с детства был таким — чувствительный мальчик. Тонкий слух, щелканье острых маминых ножниц над ухом, стук молоточков фортепиано, капли воды, стекающие по лопаткам, утаившиеся от пушистого полотенца, поднимающиеся волоски на затылке от чужого пристального взгляда. Шарль хорошо помнит, сколько раз он, растирая бегущие по рукам мурашки, дëргал плечами, не отдавая себе в этом отчета. Не выспался, засмотрелся, показалось — всякое бывает. Он начинает больше оглядываться, все чаще проводя параллели одинаковых образов, стараясь отвлечься от выстраивания в голове образа «черного плаща». Он начинает держаться ближе команды, напарника и все продолжает идти своим чередом. Вскоре, беспрерывно занятый классическим в их понимании расписанием, он напрочь забывает о преследовавшей его параное. Именно в этот момент его знакомят с неожиданно посетившей Гран-при, живой легендой Голливуда — Брэдом Питтом. Он оказывается неожиданно легким в общении, простодушным, словно между ними нет никаких границ. Шарль и рад бы уделить ему немножко больше своего времени, вот только думает он совсем о другом. Он и сам своего рода звезда, ему не впервой встречаться с людьми «мирового» уровня, так что ему ничего не стоит переключиться на свое дело и вернуться к повседневности. Тем же вечером Шарль не спит допоздна. В голове роятся мысли, казалось, обо всем одновременно. Он искрутился во всевозможные стороны, в какой-то момент, отчаявшись, свесил голову с края кровати, вверх ногами наблюдая за спящим в комнате напротив Карлосом. Тот имел поразительную способность отключаться в момент, пока голова падает на подушку, но в противовес этому, имел очень чуткий сон. Его можно было разбудить просто находясь поблизости, виновником чего, как правило, Шарль и становился. В конце концов монегаск натягивает первые попавшиеся шорты, надевает кеды на босу ногу и поленившись завязывать шнурки, просто засовывает их по краям обуви. Спустившись по раскладываемой лесенке моторхоума, он петляет по паддоку, пару раз ошибается с направлением, но в итоге довольно быстро находит первый этаж здания отведенного Ферарри и оборудованную в нем кухню. Шарль покосился на кофейный автомат, похлопал дверцами верхних полок, открыл столько ящичков сколько смог найти, но ему не приглянулось вообще ничего, даже любимый готовый завтрак показался чем-то неподходящим, пока в отражении стеклянных дверок не мелькнула мягкая неоновая подсветка холодильника, спрятанного под стойкой. Шарль сел на корточки щелкнув коленями в гудящем аппаратурой помещении, наклонился, за йогуртом притаившимся у задней стенки холодильника, а когда разогнулся — за спиной оказался улыбающийся со всего этого актер. Шарль подскочил на месте. — О, мой бог, — по-французски проглатывая согласные, проговорил он. Брэд тепло рассмеялся. — Ночные перекусы? — Да, мне не спится, — Шарль отзеркалил теплую улыбку собеседника, но в целом весь вытянулся, медленно отходя от испуга. Брэд сделал шаг вперед, а монегаск назад, располагаясь спиной к столешнице. Он дернулся, когда из-за чужой спины вышел худой, взрослый на вид оператор, будто там находилось отдельное пространство, куда он помещался. Держа наведенную на Шарля камеру, он прокрутил объектив, фокусируя. — А вы… Я думал вы давно уехали, пожалуйста, только без съемок, сейчас слишком поздно, не уверен, что это вообще разрешено в такое время, — Шарль махнул рукой в сторону камеры, говорил он больше для себя, чтобы избежать неловкости, повисшей в таком неоднозначно близком контакте, оператор никак не отреагировал, только отошёл на пару шагов назад. — Паддок же обычно никому не доступен в ночное время, тут никто не ходит, кроме разве что уборщиков… — Как видишь, не уехал, мы с моим оператором еще собираем информацию, атмосферу, ракурсы, — актер же говорил мягко и плавно, его поза выдавала полную расслабленность, он мягко жестикулировал, одновременно с этим, по ощущениям занимая куда больше пространства, чем человек его телосложения, — ночью происходит много интересных вещей, важно проникнуться, чтобы понимать механизм системы. — Угу, — сонно хлопает ресницами Шарль, — мне нужно идти, завтра важный день… Монегаск сделал шаг вправо, чтобы пройти мимо, но Брэд шагнул в ту же сторону, синхронно как в вальсе. Шарль отшатнулся, переминаясь как маятник, в попытках обойти гостя. Его голос надломился, но он продолжил, — Мы ведь… Обычно остаемся в отелях, это редкость, что мы ночуем в Моторхоумах. — Да? Я думаю это правильно, никогда не знаешь, что может произойти в домах на колесах, в конце концов они не так защищены, как отели. Шарлю не нравилась эта ситуация, ни одна секунда проведенная в этой компании не казалась ему приятной. Он нелепо растянул губы, пародируя улыбку, в сторону оператора, понимая, что его брови выдают абсолютно иную эмоцию, замешательство, которое едва ли выражает хоть сколько-нибудь похожую миролюбивость. Мужчина не отрываясь смотрел в экран камеры, зачарованно или скорее проклято. Брэд, воспользовавшись отвлечением младшего, подошёл совсем близко, бескомпромиссно зажав Шарля в угол столешницы, большая ладонь широким жестом огладила выпирающую кость таза. Монегаск поперхнулся воздухом, стараясь правильно интерпретировать ситуацию, но, кажется, даже для слепого все выглядело вполне однозначно. Реальность прошило вопиющей неловкостью, юноша завозился в руках, боясь проронить и ползвука, все слишком резко зашуршало в попытках скинуть с себя чужое прикосновение. Правило пяти секунд вряд ли распространяется на такие моменты, Шарль, но он продолжал играть в это. — Que fais-tu? — забыть любой другой язык, кроме родного, что ж, вполне оправдано. Романтичный французский, кажется настолько неуместным, что Шарль не произносит слова, а роняет их. Он готов поклясться, что видел, как они падали на пол. Может никто кроме него просто не заметил, но Шарль провожает их, как падающий пинг-понговский шарик. Он ныряет за ними взглядом, но вот вынырнуть уже проблематично. В океане этой жизни он как золотая рыбка, с большими внимающими глазами. Может стоило бы представить себе более красочное амплуа? Например, он мог бы быть пираньей или какой-нибудь другой хищной рыбкой, жаль что он не мог бы быть акулой, думает он, потому что акула смотрела на него прямо сейчас. — Шарль, детка, ты же уже взрослый мальчик, слушай меня внимательно, как думаешь, мой коллега уже достаточно наснимал, чтобы привлечь к тебе еще немножко медиа? Со спины ведь не всегда понятно кто и чем занимается, верно? — он переставил, ранее находившиеся поверх чужих рук, собственные, во внутрь, обхватывая большими ладонями, показавшуюся хрупкой в его руках, грудную клетку, — Молодые мальчики как ты часто делают выбор не в пользу своих сверстниц… Ты не подумай, для актера радость оказаться в центре внимания, чего не скажешь о тебе, да? Сначала в центре города, теперь прямо в паддоке, тебе стоило бы быть аккуратнее в своих проявлениях… Шарль уперся руками в чужой корпус, оторопев. Его дважды кинуло в холодный пот, прежде чем он нашел в себе смелость упереться в чужую грудь руками, с силой оттолкнув незваного гостя подальше от себя. — Вы не посмеете, — Шарль весь оскалился, как шакал, готовый если не разорвать, то точно кинуться в ответ за свою честь. Вот только его позиция была заведомо проигрышной, Брэд качнулся от его толчка, едва ли на несколько сантиметров, прежде чем по инерции вернуться обратно, только теперь более обозлённым. Опрометчиво, Шарлю некуда было даже шагнуть, он успел только соскочить со столешницы кухонного гарнитура, чтобы тут же понять, что это было плохим решением. Брэд налетает на него, кажущимся отточенным движением. Его руки просто появляются на лице монегаска, словно их путь до него никогда нельзя было предупредить. Шарль пытается извернуться, сползти вниз, в согнутых коленях, но получается лишь присесть на подставленную наперёд ногу. Все превращается в нелепую потасовку. Шарль пихается, как вредный ребенок, он все еще подсознательно хочет избежать их конфликта, не применяя всей силы, просто выскальзывая из чужих рук, оставляя себе «окно» на отшутиться и сбежать. Брэд хватает его за волосы, просовывая свой язык в приоткрытые в неприятных ощущениях губы. «Ах, так вот оно что» — ушатом обрушивается на Шарля понимание. Он до последнего убеждал себя, что это просто глупая шутка, что все не серьезно. «Ты что совсем недалёкий что ли?» — ругается кто-то голосом Лоренцо в его голове. Шарль мычит, цепляя за грудки, актера перед собой, но тут же оказывается опрокинут, так что планируемый замах переходит в цепляющийся, во избежание падения, захват. Он скулит что-то, пропуская исследующий язык чуть дальше преграды своих зубов, хватка на отросших волосах слишком крепкая, чтобы рвануть в какую-либо из сторон, поэтому он терпит отталкивающую прохладу чужой полости рта, пытаясь поймать хоть какую-нибудь точку опоры. Спустя время, он находит себя почти параллельно полу, сломано замершим вокруг подпирающей преграды чужих коленей. Брэд, наконец, возвращает ему доступ к кислороду, бездушно освобождая его от натиска своих рук. Из-за чего Шарль внезапно повисает на стрекочущей ткани чужой рубашки, он хочет подтянуться на усилии собственной хватки, но гравитация, работает против него, пальцы соскальзывают со струящейся ткани, с грохотом обрушивая его на паркет. Актер с оператором одновременно опасливо поворачивают головы в сторону единственного прохода, ведущего к панораме окон. Едва опомнившись гонщик подтягивает колени к груди, забившись в тупик этой злосчастной кухни. — Что вам нужно?! — сорвавшимся шепотом спрашивает Шарль. — Все что мне от тебя нужно, чтобы ты был хорошим мальчиком Шарль и тогда мы сможем с тобой договориться, что делать с этими записями, не трудно, верно? Монегаск нервно обернулся в сторону камеры, в суматохе он совсем забыл про нее. — Услуга, — актер делает паузу, вплотную подходя к сжавшемуся в отчаянии юноше, — за услугу, ничего личного, парень. Его речь звучит голосами всех просмотренных им голливудских фильмов. Гонщик поднимает голову на высоту чужого профиля, чтобы посмотреть в глаза, отыскать в них человечность, но взгляд напротив лишает его надежды. Актер присаживается на корточки аккурат напротив лица пилота. Он смотрел без доли жалости, словно все шло точно по плану обычного пятничного вечера. Таким взглядом люди проверяют почту в компьютере. Шарль безотрывно смотрел, пораженный собственной трусостью, что мешало прямо сейчас оттолкнуть его, встать и побежать? — металось его сознание. Одномоментно он перебирал сотни вариантов, что предпринять, как действовать, но одна только атмосфера не давала ему уйти. Уверенность исходящая от человека перед ним. Игрок в покер, за шаг до хода, в котором он выкинет флэш-рояль. Брэд обыденно тянется к телефону в заднем кармане джинс и роется в нем пару мгновений. — Я думал приберечь это на потом, но вижу ты не очень сговорчивый, — он разворачивает телефон экраном к нему. На фото два человека, один в кепке, тот, что стоит спиной к фотографирующему. Он крепко держит кого-то в своих руках, ах, он целует… Артура, выглядывающего из-за его корпуса. — У тебя симпатичный братишка, очень похож на тебя, как там его зовут, Артур? Он в хороших отношениях со своим другом, да?.. — голос актера звучит фоном, как старое радио. Командная футболка пестрящая спонсорами дает Шарлю подсказки, но он рассматривает только родное лицо на фотографии. Артур заметил бы камеру, если бы не счастливые закрытые глаза. И сумасшедше влюбленная улыбка. Красивое фото. Шарль сидел не шевелившись. Брэд перелистывает на следующее. На втором они немного смещаются, это продолжение одной хронологии, Артур, буквально висит в воздухе, удерживаемый поперек груди атлетичной рукой, что затаскивает его вглубь комнаты отеля. — …Я еще не выучил все имена, но, думаю, что этого парня ты знаешь. Я навел справки, они были напарниками в Формуле 3, верно? Как же его там… Да, на этом фото лицо его партнера легко узнать. Это Деннис Хаугер, добродушный норвежский парнишка. Артур познакомил их во время летнего перерыва в двадцать первом году, а потом тот выиграл чемпионат, Шарлю он нравился. Брэд снова перелистнул. Вот третье фото — полный кошмар. Оно сильно приближено, но качество все равно отличное, весь кадр занимают все те же два молодых человека, разделяющие одну похоть на двоих. Шарлю почти неловко смотреть, Артур явно на фото ведомый, Деннис удерживает его, властно прижав к одной из стен или может контейнеров, они заняты поцелуем, в котором Артур позволяет чужому языку исследовать собственный. Это точно скандал. Брэд заблокировал телефон и в отражении черного экрана появилось его надломленное выражение лица. — Все что угодно, только не он, - шепчет пилот, - Услуга, я сделаю услугу, только не публикуйте это, — Шарль сказал это куда-то мимо, скорее своему отражению. — Как скажешь, — Брэд был явно удовлетворен ответом, он поднялся на ноги, поднимая пилота с пола. Шарль облокотился на столешницу позади себя, не имея ни единого представление на что он вообще согласился. Но единственное в чем сейчас он мог отдать себе отсчет — он бы поступил также, что бы там ни было. Актер вжал его в гарнитур, всем корпусом напирая на гонщика, он на пробу оставил пару касаний губами на его щеке, сухими ладонями оголяя поясницу. Правую руку он на всякий случай крепко зафиксировал, сжимая запястье поверх спонсорских часов. — Умничка, — протянул Брэд, жадным поцелуем прихватывая линию челюсти. Шарль склонил голову вправо испуганными глазами зацепившись за пространство. — Послушный мальчик, — томно проговорил он, перед тем как скомкать губами мочку, вылизывая ушную раковину с характерными мокрыми звуками, от чего Шарль, моментально брошенный в стыд, от реакции собственного тела, начал отпихивать его руками, подбирая локти к ребрам. Его ноги дрожали от страха и непредсказуемости, он давно бы сполз вниз, если бы не прижимающие его бедра напротив, и поясница, больно впившаяся в край столешницы, не позволяя упасть и причиняя жуткую боль — точно до синяков, но Шарль не замечал этого. — Я же сказал не дергаться, еще одно движение с твоей стороны и карьера твоего брата подойдет к концу, — Шарль заставил себя замереть. Старший продолжил лапать подтянутое тело пилота, забравшись руками под футболку, горячими пальцами проводя по груди и ребрам. Пилот вжимал голову в плечи, выставив перед собой руки, уперевшись в чужой торс, но не позволяя себе оттолкнуть — он не хотел хуже, ему озвучили условия — он их принял. На кону слишком много. Брэд снова припал к ключицам, поднимаясь выше по шее, мокрые следы тянули линию узоров, высыхая не сразу. Он заметил, как Шарль вцепился руками в его кофту, не позволяя высовывать свою голову выше его плеча. Оператор снимал крупные планы. Актер сразу все понял — боится засветить лицо в камере лишний раз. Брэд на пробу попытался сместить его в другой край стола, но Шарль не позволил, чем подтвердил его догадки. — На колени — тихим голосом произносит он. Шарль не мог заставить себя шевельнуться. — На колени, — повторил Брэд, — ты не слышишь, малыш? Брэд запустил свободную руку в русые мягкие волосы, чтобы пригладить их, перед тем, как сжать в кулак, потянув с усилием вниз. Вторая рука, удерживающая кисть Шарля перешла на его пояс, продолжая находиться в кольце пальцев, будто он боялся потерять контроль над ним, что привело бы к непредсказуемым последствиям. Брэд сделал шаг назад, всего ничего, задев оказавшуюся на полу баночку йогурта. У Шарля закладывает уши пронзительным писком, темнеет в глазах, заставляя его на несколько секунд потерять ориентацию — его рот разжимают большим пальцем правой руки. В детстве, когда папа арендовал катамаран, чтобы они всей семьей плавали на открытой воде, Шарль оступился и неудачно упал за борт, в уши попала вода. Родители переполошились, но это не страшно, вода всегда держала его на плаву. Он не среагировал, когда актер спустил пояс спортивных штанов, что удерживали лишь тоненькие блестящие шнурки-завязки. Их катамаран тоже блестел. Металлические балки отражали игривые лучики солнца, прыгающие по волнам водной глади. Вода безжалостно осталась в ушах, создавая неприятные ощущения, странные звуки, не то эхо собственного голоса, не то шорох. В аптечке нашелся кусочек ваты и когда мама аккуратно закладывала ее в маленькие ушки, шуршание перекрыло почти все окружающие его звуки. Тогда Шарль еще внимательней посмотрел на мир вокруг себя, он смотрел во все глаза, на планирующих, обычно громких, чаек, на сосредоточенное лицо матери перед собой, в голове вопрошая «Я слышу или нет? Слышу или нет?» Шорох был сильно похож на белый шум. «Так звучит вата» — запомнил он. Крупная яхта на большой скорости рассекла водную гладь рядом с ними, кажется капитан даже не видел маленькое судно притаившееся в лучах палящего солнца. Их на борту пятеро, из них трое маленьких детей, он бы так не сделал, знай это, да? Взрослые ведь так не делают? Тяжелое судно подняло высокий гребень волны. Лоренцо держал маленького Артура за руку, вдвоем умостившись на пластиковом креслице их судна. Папа стоял за рулем, мама, убедившись, что дети в безопасности и крепко держатся за металлические ручки, спасала рискующие уплыть вещи. Катамаран подкинуло на гребне волны, накренив на бок, и, мгновенно, со шлепком о воду, возвращая обратно. Мокрая кисть скользнула по поручню, в который вцепился маленький Шарль, сидя в креслице напротив отца, его подкинуло над пластиковой конструкцией судна, голова дернулась на тоненькой шее, затылком ударяясь о деревянную дверцу столешницы под натиском чужого тела. Брэд бесцеремонно смочил свои пальцы в его полости рта, двумя щекотяще ощупывая нëбо, чтобы ими же прикрыть верхний ряд зубов, проталкивая уже возбужденный крупный член. Он не сдержался от похвалы, наблюдая полное отсутствие сопротивления, но в отсутствии воздуха Шарля перемкнуло, он в истеричном вдохе, скрипом разрезавшем, до сего момента, едва слышный гул пространства, засопротивлялся, отталкивая чужие бедра руками, выкручивая побелевшую кисть из хватки. Вместе с грохотом ударившейся о дверцу кисти, он позволил себе только один скулящий стон. Один, перед тем, как сдерживаемые слезы не спустились сверкающими дорожками из пазух носа, оставляя безучастные глаза сухими, преданными остальным телом, в непонимании собственных чувств. Потеряв равновесие, Шарль вцепился в материю спортивных штанов напротив. И насильно возвращенный на место позволил довести начатое до конца. — «Неужели больше не держит?» Он не знает сколько времени прошло, он считал мелодии в своей голове, что звучали, как поток цифр, бесконечное шесть пять шесть шесть шесть пять двенадцать Восемь восемь. Он не пел их, просто считал, в промежутках фрикций носом вбирая воздух. Он думал, что скрипучий звук в ушах всего лишь внешний шум откуда-то снаружи, пока не заметил, что тот прерывается его каждым рваным вдохом. Это был его стон, длинный, как отчаянный вой. Неуëмный свистящий писк исходящий из униженной, преданной души. Как бы он хотел, чтобы тот накрутил децибел и вопил о спасении, начав прерываться, но не в отсутствии воздуха, а замыканиями азбуки Морзе. Вот только Шарль языка помощи не знал. Он смотрел на отца, мягко улыбающегося ему в брызгах искрящихся капелек морской воды. С длинных волос его детской прически медленно капала вода превращая его аккуратный «горшочек» в йодированные сосульки. Капельки падали на голые плечи, ключицы. Глаза маленького Шарля немного покраснели, их щипало от попавшей ранее воды, лицо стягивало солью под палящим солнцем. Теперь же его стягивало от слез. Шарль думает о том, что хочет отключиться, потерять сознание, лишь бы это закончилось. К горлу подкатывало ощутимое ощущение тошноты. Брэд неудачно меняет угол проникновения, перехватывая его челюсть, так что нижняя губа оказывается стиснутой между рядом зубов и мозолистой кожей пальцев. По рту разливается ржавый кровавый привкус. Актер дëрнулся, выдëргивая Шарля от отвлеченных мыслей. За тканью спортивных штанов, позволявших ему держаться на плаву, он почувствовал набегающее в теле напряжение. Прежде чем его сознание успело провести параллели, Шарль ринулся в сторону, но Брэд оказался быстрее, на опережение цепляясь в плечо футболки, слишком резко возвращая его на место, нитки ткани жалостно хлопнули полопавшись, собирая синтетику «стрелками». — Стоять — глухо рявкнул он, удерживая пилота на месте. Горячая жидкость попала в горло. Шарля рывком сгибает пополам, он чувствует желчь желудка во рту, в отражении, снова, цепляя образ отца, что рушиться к нему вниз, хватая его за плечи. Голова пульсирует тупой болью, теплые папины ладони растирают ушибленное место, зачесывая пряди от висков и назад, параллельно друг другу, к затылку. Он укутывает детские плечи пушистым полотенцем, уточняя все ли в порядке. Все скудное содержимое желудка выходит наружу, вместе с белесыми разводами спермы во рту. Только после этого он начинает полноценно дышать. Брэд мокрой тряпкой вытирает все то, что осталось на полу, пока Шарль отчужденно дышит не замечая происходящего. Закончив с наведением порядка, актер вымыл руки, выудив с одной из полок кухонное полотенце. — Ты молодец, Шарль, — он говорил шепотом, широкими бесчувственными движениями стирая все доказательства своей вины, они и так наделали шума, больше, чем он мог предполагать, — записи останутся у меня, я не буду их публиковать, но для того, чтобы их удалить нужно постараться гораздо лучше этого, — он вытирал намоченным полотенцем его лицо от следов всевозможных жидкостей, — я думаю, что ты и сам понимаешь о чем я. Он чмокнул его в лоб, поднимаясь с корточек, и, выкинув полотенце в урну, покинул помещение вместе с оператором.***
Шарль не ждет ни минуты, он не может сказать, что пришел в себя или дежурное «я в порядке», скорее он ощущает себя пьяным, которому в моменте нужно лишь условно «вернуться домой», чем он себя и озадачивает. Он поднимается на затекших, колющих от, мягко говоря, неудобного положения ногах и просто идет в одну из сторон не считаясь с тем, кто и кого там могли заметить выходящими из одного здания. Он думает о том, что его йогурт, скорее всего закатился под одну из столешниц, как будто это имеет значение… Он не видит дороги пока идет, напоминая NPC персонажа, просто упирается в знакомые повороты, пока не находит нужную дверь. Он помнит, что у Карлоса сильно чуткий сон, но в голове только: Три Пять Шесть шесть. И на следующей ноте он падает, спотыкаясь расхлябанными, в отсутствии шнуровки, кедами о порог двери. Шлепок получается до смешного нелепым. Он прямо-таки плашмя падает на паркет, ударяясь грудью, ребрами, кажется, подбородком и еще чем-то. Синхронно, темная тень рывком подскакивает над подушкой кровати. Это Карлос, всего лишь Карлос, в отсутствии света, до этого спящий с открытой дверью собственной комнаты, теперь сонным прищуром всматривающийся в пространство коридора. — Шарль? — хрипит он ото сна. В его голове не складывается ни один вариант происходящего, но когда Шарль слабо шевелится, так и не подтянув оставшиеся в проходе лодыжки, Карлос моментально подрывается с постели, с участившимся пульсом, склоняясь над напарником. На нем поверх белья, только серая хлопковая футболка, помятая бельем постели, как и прическа, сохранившая плавный изгиб подушки. Шарль не хочет подниматься, но поворачивает голову в сторону Карлоса, и его плечи кажутся ему необъятно надежными, прямо-таки непоколебимыми, он дает себе обещание, что позволит положиться на Карлоса лишь ненадолго, в конце концов, он не привык быть тем, кто приносит проблемы, он тот, кто справляется с трудностями в одиночку, тот, на кого возлагают надежду и тот, кто с ношей всегда справлялся. А пока он думал, его ноги безвольной марионеткой занесли из пространства холодного вечера в теплое пространство безопасности. Он честно пытается нащупать под ладонями пол, чтобы отжаться и найти наконец кровать, но почему-то скорее получается отыскать те самые плечи, и причину вцепиться в них, как утопающему. Карлос растерянно прижимает его поперек грудной клетки в ответ, не понимая в чем дело. Он на секунду пытается оторвать его от себя и… оу, это достаточно неловко, то, как он отстранился и, приблизившись к чужим губам, принюхался. — Ты пьян? — недоумевая произносит он, — но от тебя не пахнет алкоголем. И Шарль в растерянности. Он все еще ощущает остатки желчи где-то слишком высоко в горле, там где она по сути ощущаться не должна. Ему тошно, живот сводит, но он не может признать, что так ощущается его собственное возбуждение. Ком в горле будто привязан чрезмерно короткой ниткой к осязаемой концентрации тепла под кожей ближе к паху и потому он не может вытянуть из себя ни одно ни другое. Он поднимает глаза оказываясь точь в точь на уровне с карими, и, поборов секундное сомнение, сминает губы напротив, не держа в голове ничего. Вместе с осязаемым ощущением тепла, Шарль допускает, что его сейчас ударят. Тот фоновый гул, что преследовал его до сих пор рассеялся, сменившись кристальной ясностью момента. Он слышит, как Карлос глубоко втягивает воздух и жмурится от фантомной пощечины. Карлос, на доли секунды, прихватывает чужие губы в ответ, чтобы через мгновение отстраниться. Он кладет свою ладонь на щеку Шарля, большим пальцем проводя от тонкой перегородки носа, пробегая по щекотящим рядам ресничек, к вихрастым вискам. Шарль ластится к прикосновению, его продолжает трясти. — Шарль, — он дожидается, когда тот отреагирует, — что произошло? И тут впору разрыдаться, но Шарль лишь, слегка нелепо со стороны, быть может глупо, но растягивает сомкнутые губы, вместе со стиснутыми зубами, в какое-то подобие улыбки. Он смотрит пустыми глазами в глубокие темные напротив, и, приминая свои настрадавшиеся пряди, втирается в чужую шею, презирая пространство между ними. Тонкие сильные пальцы ищут на спине, быть может причину, кто-то скажет поддержку, но больше похоже на поиск шрамов от крыльев, будто невозможно поверить в их отсутствие. — Я здесь, — шепчет Карлос. А у Шарля в голове щелкает тумблер. Карлос весь как скала с литыми мышцами, вот только сейчас он ощущается как облако. Шарль соврет если скажет, что не хотел бы оказаться на облаке, там его есть кому встретить. — Он заставил меня, — он сипло втягивает воздух, едва не рискуя им подавиться, и на выдохе из него сыпятся эмоции, подобно дождю, это оказываются очень интенсивные осадки. Карлос не может правильно истолковать услышанное, все настолько очевидно, что сознание просто не дает ему это признать. Кто сделал? Что сделал? Все эти вопросы остаются на подкорке, сейчас явно не до этого. Они до сих пор на прохладном полу моторхоума, он только и может, что перехватывать беспокойные руки, вцепившиеся в его плечи, вжимая монегаска в себя еще ближе. Того трясет так, что ему страшно, страшно отпустить, страшно не помочь. На улице совсем не жарко, но Шарль мокрый насквозь от холодного пота, синтетика футболки пристала к лопаткам спины, под глазами залегли тени, искрящиеся отражением света в поту. Шарль сжимается, подбирая колени ближе к груди и все это похоже на снятый на пленку бесталанным режиссером боевик. Шарль не кричит, но Карлос слышит, как он немо открывает рот, в очередном приступе плача. Слезы стекают по бороздкам морщин, из глаз и пазух носа перемешиваясь на лице с потом, взбивая легкие, обрамляющие виски пряди, мелким бесом. Пока Шарль набирает воздуха в легкие, из открытого рта, тонкой нитью, прозрачная слюна тянется на хлопковую ткань чужой футболки. Карлос заходится мягким тихим «Чш чш чш», убаюкивая как ребенка, оттягивая воротник от туловища, безучастно используя его в качестве носового платка. В маленькой прихожей, где они находились на стене висят круглые часы с циферблатом, в темноте, бесполезно слышно только их бесперебойное тиканье. Проходит не меньше нескольких десятков минут, прежде чем Шарлю удается прийти в себя. К этому моменту, Карлос все так же ощущается, как небольшая станция по генерации тепла, но несмотря на это они оба успевают ощутимо продрогнуть. — Шарль, я должен позвать врача, — Карлос прижимал его так крепко, как мог, понимая, что вряд ли это именно то, чем он должен помочь. — Нет, нет, нет, нет, нет, — взмолился второй, — не надо, прошу, нет. — Что произошло? — повторил испанец, — мне нужно знать, чтобы понять как помочь. — Он… Они снимали, если они обнародуют это… Боже, нет, если они выложат это… — Шарль тараторил срываясь на шепот. — Они? Они что-то сделали с тобой и сняли это? Монегаск промолчал, но не отрицал. — Тебе нужно умыться и я принесу воды, — бескомпромиссно проговорил Сайнз. Он неторопливо отстранил гонщика от себя, мягко проводя руками по волосам и начал подниматься, помогая второму встать. Карлос взял Шарля за предплечье, утягивая его за собой, пока доставал воду в бутылке из шкафчика. Дождавшись того, как тот попьет, он снова взял его за руку и повел в ванную, включая большой свет, ударивший обоим по глазам, после сумрака коридора. Шарль раздевался, пока Карлос, быстро поставил пару ранее взятых бутылок воды у кровати. Вернувшись, он поднял с пола снятую им одежду. Оставшись в белье, он начал опускаться, чтобы присесть на пол небольшой душевой кабинки, на что Карлос почти раздраженно фыркнул: — Смеешься что ли? Снимай. Шарль разделся до гола. Карлос участливо наклонился за брошенными кроссовками, чтобы вынести все вещи за дверь, но увидев синеющие следы рук на бедрах, шее, а после припухшую, с переливающимися багровыми пятнами кожу, сдавленную, до этого застегнутыми свободно, часами, он похолодел изнутри. — Я позову врача, Шарль, это нужно сделать прямо сейчас, мы можем тебе навредить тем, что затягиваем с этим. Как ты собрался объяснять это Андреа? — Карлос неопределенно махнул рукой, говоря об ушибах. — Ты не будешь звать никого, — уперся Шарль, разбираясь с напором душа. Стоило Карлосу выйти из ванной, как тот вскочил на ноги, направившись за ним, опасаясь, что тот вызовет кого-нибудь из команды, против его воли. — Карлос! Испанец сидел на краю кровати держа в руках заблокированный телефон, его брови были хмуро сведены к переносице. Он поднялся, молча, под локоть, возвращая напарника в ванную. Пролистывая телефонную книгу он задержал взгляд на одном из старых контактов. — Я позвоню Джону, это терапевт Ландо, он будет держать все в тайне, он точно не расскажет, Шарль. Пилоту эта идея нравилась не больше остальных, но рука предательски пульсировала, не оставляя других вариантов. Карлосу понадобилось не так много времени на объяснение для чего ему нужен чужой физиотерапевт в первом часу ночи. Ему даже не потребовалось называть реальных причин, хватало понимания, что Карлос не тот, кто мог бы пойти на это ради шутки. Джон стоял на пороге моторхоума Феррари, риторически задавая себе вопросы о причинах его нахождения тут, и как сильно изменится его жизнь в случае спонтанной смены профессии на что-то попроще. Дорога заняла у него чуть больше пятнадцати минут, он постучал в дверь и она без промедления распахнулась. — Карлос? — Джон вопросительно изогнул бровь. Испанец бросил едва слышное «привет» и «спасибо, что приехал», затянул Джона внутрь, приобнимая, забирая из рук свешенный с плеча портфель. — Джон, об этом нельзя никому ничего говорить, пока мы не разберемся, что произошло. Я спрашивал, но он ничего особо не рассказал, он… Ты должен взглянуть. До этого выглядевший спокойным, Джон нахмурился, глазами начав бегать по помещению в поисках причины их общего беспокойства. Карлос постучался в дверь комнаты, приоткрывая ее, мягко проговорил: — Шарль, Джон приехал. Физиотерапевт шагнул вперед, выцепляя в приглушенном свете пространства силуэт монегаска. Тот сидел на кровати, спиной прислонившись к изголовью. Он был весь накрыт одеялом, в целом напоминая небольшой детский шалаш. — Шарль, привет, приятель, — бодро проговорил Джон, протягивая руку. — Привет, — упадническим тоном отозвался второй. Он хотел протянуть руку в ответ, но прищурился и оставил ее покоиться под одеялом. На что Джон без вопросов опустил свою и присел на кровать, забирая у Карлоса рюкзак. — Ну давай ее сюда, — теперь Джон обращался к нему как врач. Шарль смотрел исподлобья с желанием провалиться сквозь землю, но достаточно доверительно протянул поврежденную кисть. Джон едва касаясь повертел ее, потом задумчиво склонился над своим рюкзаком и послал оставшегося в дверях Карлоса за влажным полотенцем. Он проводил того взглядом, наклоняясь достаточно близко, чтобы его речь можно было расслышать с первого раза. — Мне нужно осмотреть что-то еще, о чем ты не хотел бы говорить? Глаза Шарля сверкнули, отражением настенных светильников, единственных источников освещения в небольшой комнате. Джон так точно попал в десятку, что все придуманные пилотом, за время его пути сюда, отговорки, постирались из его головы, как вредоносные файлы. Шарль дышал поверхностно, неровно, как будто хотел вдохнуть полной грудью, но никак не получалось этого сделать. Он пару раз открыл и закрыл рот, не в силах подобрать слов. Силуэт Карлоса беззвучно мелькнул в коридоре, он подошёл к кровати держа в руках блюдо с вымоченным в воде прохладным полотенцем. Джон отставил посуду на пол, пристально задерживая взгляд на лице монегаска, осматривая, смущая последнего. Отведя взгляд, он потянулся к портфелю, наощупь вытаскивая из него небольшой контейнер с лекарствами. Он выдавил таблетку из скрежущего блистера, вкладывая ее в руку гонщику. — Держи, выпей-ка, — сказал он, открывая, бутылку с водой. Шарль не глядя, запил лекарство, поморщившись. Джон снова взял поврежденную руку и присел на корточки, уведя кисть над полом, чтобы не намочить постельное белье водой, стекающей с полотенца. Карлос сел на его место, не оставляя пространства между ними, физически произнося: «Я рядом». Шарль молчал, он так и не смог придумать что ответить на вопрос Джона. Он ведь почти совсем не пострадал, размышлял он, какие-то пустяковые синяки по телу, раздраженные колени, тянущая боль в шее, да, возможно, что запястье и заслуживало отдельного внимания, но только лишь потому, что это могло помешать пилотированию, все равно до перелома боль явно не дотягивала. Все эти ушибы — точно не причина вызывать врача в половину второго ночи, — думал он. Только вот почему тогда по ощущениям ему казалось, что его, как минимум, переехал автобус? Годами формировавшееся доверие и ощущение безопасности вдруг лопнули, как мыльные пузыри. Не может же быть, что все, что он знал о мире вокруг — не правда. Вымысел, который до этого кто-то сильный и смелый возводил вокруг него, чтобы позволить ему чувствовать себя в безопасности? Это, черт побери, так походило на правду. Он медленно подавался корпусом вперед, сгибаясь ниже и ниже, пока на половине пути к поверхности матраса не уткнулся в такое нужное сейчас препятствие. Барьер безопасности, в который он не прочь влететь на всей скорости. Карлос снова обвил утомленное тело руками, даруя чувство защищенности. Джон в это время развернул поврежденную руку из, ставшего теплым, мокрого полотенца, сухими салфетками аккуратно протирая место ушиба и со всей своей компетентностью стал наносить какое-то средство, что приятно холодило кожу. В таких крепких объятьях близкого человека у монегаска наконец-то получилось расслабиться. Из статично напряженной позы, его спина скруглилась и, покоящееся в изгибе шеи лицо, сместилось ближе к чужому предплечью. Прикрыв слегка покрасневшие от усталости глаза, Карлос с несвойственной по отношению к напарнику мягкостью, поглаживал его по спине, изредка приостанавливаясь в каком-то месте, чтобы разгладить фантомные складки его футболки. Джон подсматривал за чужой реакцией снизу вверх, одной рукой продолжая втирать средство. Он уточнил время на наручных часах, снова внимательно осматривая лицо младшего, успокоительное уже должно было подействовать. Свободной рукой он потянулся ко дну портфеля, чтобы отыскать там эластичный бинт. Карлос кареглазо следил за его действиями, заглядывая ему в глаза, безмолвно задавая вопрос: «И что, мне с ним делать?». На что терапевт, мгновенно поднес палец к своим губам призывая, без того молчавшего Карлоса, к тишине. Тот никак на это не отреагировал, вернувшись к равномерному поглаживанию чужой спины. Коснувшийся кожи плотный бинт заставил Шарля разомкнуть глаза, убеждаясь в реальности происходящего. Джон хотел поймать его взгляд, но чужие глаза ответили ему лишь расфокусированной пеленой, на что он уверенно кивнул сам себе. Он закончил с перевязкой, аккуратно заправив конец ленты в повязку. Но стоило ему убрать руки, Шарль рассеянно заморгал сопротивляясь поволоке сна и распрямляя корпус, видимо в этой позе ему было не слишком удобно. Джон протянул чистую от мази руку к небрежно разбросанным русым волосам, в успокаивающем жесте зачесывая их по сторонам, уводя щекотящие кончики волос мимо висков, дальше, параллельно друг к другу, к затылку, заправляя их за уши. Шарль снова облокотился на Карлоса, едва не рискуя соскочить мимо плеча, если бы не удержание его последним. Джон нахмурился, изучив интерьер вокруг, и вытянул из-под Карлоса край одеяла, успевшего чуть ранее выполнить роль шалаша для монегаска. — Надо его уложить, — на грани слышимости произнес Джон. Он накрыл их обоих, Карлос бережно подоткнул края одеяла вдоль туловища младшего, аккуратно утягивая их в горизонтальную плоскость. Джон тем временем, наклонился у края кровати, двумя руками, с усилием поднимая остававшиеся на полу ноги. Но за место того, чтобы съехать на кровать, Шарль с завидной цепкостью предпочел остаться ближе к источнику тепла. Джон предпочел не комментировать происходящее, но улыбка сама собой поползла вверх. Карлос, заметив ее, только закатил глаза, возмущенно взмахивая рукой в воздухе. Шарль прогнал воздух через нос, причмокнул губами, сглатывая слюну и бессовестно подтянул себя на грудь напарника. Карлос был похоронен под ним, полностью расслабленный Шарль оказался безбожно тяжелым. Частенько покоящийся у него на груди Ландо, для сравнения, казался ему едва ли тяжестью, но, видимо, тот использовал какой-то чит-код. Джон не стал даже делать вид, что собирается ему помогать с этим, на что Карлос не рискуя все-таки обнулить все их старания, помахал ему рукой, призывая помочь скинуть с себя это нечто. Они договорились перемахиваясь жестами, кто в какую сторону будет уходить, Джон потрепал Шарля за плечо, немного приводя в сознание, и совместными усилиями Карлос все-таки оказался свободен. Матрас расправился за отсутствием лишней тяжести. Лишившись своей «подушки», Шарль беспробудно поднял голову над матрасом, вызывая в Карлосе растущую тревогу, но тут же был уложен обратно утихомиривающими уверенными руками. Джон наклонился над гонщиком, мягко приглаживая топорщившиеся волосы на затылке, уводя кисть за ворот свежей футболки, с усилием вдавливая пальцы вдоль позвонков. Навыки массажа были как нельзя кстати. Он накрыл его одеялом почти с головой, перекрывая им все, без того тусклое освещение спальни, разогнувшись. — Пошли, — шепнул он, застывшему Карлосу. Они уже было подошли к выходу, но Шарль зажмурено забормотал что-то, и менее чем двух слов хватило понять, что это что-то на французском. Джон как-то скомкано обернулся, будто не было ни единого варианта поступить иначе, подошел обратно, склонился, упираясь в изголовье кровати и загладив волосы свободной рукой, прижался губами ко лбу гонщика, задерживаясь так на мгновение. — Dors fils, — прошептал он и Шарль, наконец, засопел крепким сном. Карлос завороженно смотрит на тренера перед собой, будто видит его впервые в жизни. По груди разливается тепло понимания, что этот человек с огромным сердцем тот, кто столько лет сопровождает его Ландо по всему миру. Джон тот, с кем выдается честь поработать, точно не участь. Карлос хмыкает сам себе, лучики морщинок под глазами выдают его улыбку. Кажется, он начал уважать этого человека еще больше.Утро наступает неумолимо.