***
Эрнесту было безумно холодно. Пробивающий до костей ужас сковал всё тело, заставляя худощавые пальцы нервно перебирать плотную ткань на брюках его униформы. Комната допроса была такой безжизненной, серой и ледяной, как будто писателя уже закинули в тюрьму, хотя ему, дай Свет, хотя бы добиться стирания. Его волоком притащили сюда, после того, как он на весь Альт-сити прочëл стих о сопротивлении, который попросила написать прекрасная Хейли. Эрнест был напуган — его впервые в жизни арестовывали, впервые обращались с ним как с подозреваемым, а не великим писателем. Надвигающий ужас навевал и сидящий напротив Войд собственной персоной, такой же равнодушный и безжалостный, как вся эта комната. — Итак, — холодный и размеренный голос инспектора прорезал гнетущую тишину, заставляя писателя вздрогнуть. Эрнест боязливо поднял голову, смутно надеясь на помилование. — Эрнест, если вы честно ответите на все вопросы, то вас быстро отпустят, — заверил Войд и, встав со стула и спокойно обойдя стол, остановился рядом с писателем. Так непринуждëнно и спокойно, а писатель весь как на иголках. — Расскажите про это ваше… Стихотворение, — отчеканил мужчина, его голос стал ещë глубже, теперь от него веяло угрозой. Эрнест сглотнул — он не может произнести ни слова, не только из-за страха, но и из-за стойкого нежелания подвергать опасности прекрасную Хейли. Так, как показалось самому Эрнесту, он молчал с минуту, однако на деле прошло не более десяти секунд. — Отказываетесь говорить? — наклонив голову набок и оперевшись рукой об стол, спросил инспектор, его брови приподнялись в леденящей издëвке. Неужели какой-то писатель думает, что он умнее самого Войда? Он всë равно добьëтся своего, у него в арсенале много методов допроса. Эрнест снова принялся молчать, и тогда уже инспектор встал прямо, поправляя рукав пальто. — Эрнест, — снова позвал подозреваемого инспектор, однако тот лишь сильнее поджал губы и сжал в кулаках ткань своих брюк. — Ну, так мы до вечера будем сидеть, — Войд расправил плечи, устало закрыв глаза. Он добьëтся своего, добьëтся… Хмыкнув, инспектор обходит комнату. Стоит ли уже применить его «особую» методику, или писатель расколется раньше? Угрозы точно не сработают, подозреваемый лишь сильнее втиснется в этот несчастный стул. Побои тоже особо язык ему не развяжут, только если специфические. Снова встав возле своего стула, Войд неторопливо снимает с себя пальто, оставаясь в идеально выглаженной белоснежной рубашке, чëрном галстуке и этих чëртовых подтяжках, которые очень явно подчëркивали фигуру инспектора и сильно привлекали внимание со стороны Эрнеста. Бросив пальто на спинку стула, Войд снова метнул ледяной взгляд на писателя, который тут же опустил глаза. Не хватало ещë, чтобы его обвинили в том, что он пялится. — Вы знаете, что будет с вами, если вы не будете сотрудничать со следствием? — процедил инспектор, поправив галстук. На одно мгновение писателю показалось, что Войд так сильно затянул узел, будто воздух ему никогда в принципе не был нужен. — Спрошу ещë раз, что за сопротивление вы упоминали в своëм стихотворении? — подойдя ближе, Войд снова опëрся рукой на стол, заставляя писателя в очередной раз поднять глаза на безэмоциональное лицо инспектора. — В-вас это не касается! — голос Эрнеста неожиданно высоко дрогнул, из-за чего тщательно подготовленная в голове фраза на выходе не была такой уверенной и твëрдой, и только сильнее выдавала в писателе страх. — Да что вы? — в глазах и голосе Войда сверкнули плотоядные нотки. Эрнест отчаянно пытается спорить с инспектором, кажется, даже не подозревая, что за это его ждëт что-то пострашнее стирания. — А кого тогда касается? — наклонившись над подозреваемым, Войд будто сильнее загонял его в угол. Чужой страх доставлял инспектору небывалое удовольствие, ему безумно нравилось подчинять людей своей воле. Эрнест снова принялся молчать, попытавшись нахмурить брови, чтобы казаться грознее, однако дрожащие губы продолжали доказывать, что прямо сейчас писатель боится. Глубоко вздохнув и прикрыв глаза, Войд одним рывком поднял Эрнеста со стула, вцепившись в униформу. В этот момент писатель убедился, что сила у инспектора была нечеловеческая — одной рукой мужчина мог держать его на весу и даже не испытывать никаких трудностей. — Если вы хотите, чтобы к вам применили меры, можете продолжать молчать, однако ответственность за последствия будет исключительно на вас, — процедил Войд, заглядывая прямо в испуганные глаза Эрнеста. — Вы… Вы не имеете права угрожать мне, — глубоко вздохнув, просипел писатель, взявшись за крепкую руку инспектора. В ответ Войд лишь на секунду отвернулся, его глаза дрогнули, он уже был зол… Эрнест не успел опомниться, как его грубо швырнули на стол, выбив из лëгких весь воздух. — Вот значит как, — крепко прижав подозреваемого к столу, прошипел инспектор. Писатель тут же сжался — теперь уверенности в нём было ещë меньше, а страх только сильнее сдавливал грудную клетку. — Ну хорошо, хорошо… — тихо прорычал Войд, выпрямляясь и, судя по звукам, расстëгивая свой ремень. По тону было понятно — инспектор в ярости. — Раз уж вы отказываетесь говорить, я буду вынужден применить другую тактику. Называется «выбивание признаний», слышали о такой, Эрнест? — эти слова заставили душу писателя уйти в пятки. Его сейчас будут избивать?! — В-вы не имеете права применять к гражданам физическое насилие без-! — Эрнест вскочил — насколько вообще позволял прижимающийся к нему инспектор — однако его тут же прижали обратно, крепко вцепившись в волосы на затылке. — Прямо сейчас вы не гражданин, вы — подозреваемый, — отрезал Войд, удобнее перехватывая ремень в руке. — И я имею полное право применять любые тактики, чтобы выполнять свою работу. Всë на благо Империи, — после этих слов Эрнест почувствовал, как рука инспектора ловким движением расстëгивает пуговицу на брюках писателя, а затем оттягивает их вниз, обнажая чужие ягодицы. Дальше последовал увесистый удар ремнëм, заставляя писателя подскочить и вскрикнуть. Неужели его сейчас будут пороть, прям как в детстве? Широко раскрыв глаза, Эрнест попытался вырваться, однако его голову прижали к столу ещë сильнее, а внизу снова раздался хлопок. Из горла писателся срывались крики, однако на них испектор продолжал наносить удары, холодным взглядом смотря на то, как подозреваемый метался, пытаясь хоть как-то воспротивиться. Вскоре Войд остановился, на ягодицах писателя расцветало безумное множество широких красных полос от ремня. Эрнест тяжело дышал и чуть ли не плакал, над ним уже много лет так не измывались. — Я прекращу, если вы расскажете всë, что знаете о сопротивлении, — донеслось до писателя сквозь давящий звон в ушах. Однако сбившееся дыхание не позволяло ему сообразить и выдать ответ вовремя — а инспектор долго ждать явно не собирался. — Это моë последнее предупреждение, Эрнест, — глубокий голос Войда холодил спину, было даже страшно подумать о том, какие черти водятся в голове у этого проклятущего инспектора. Писатель сжался — он никогда не подвергнет прекрасную Хейли опасности, даже ценой собственной жизни. И стоило только задуматься о ней, так Эрнест сразу ушëл в свои фантазии, даже забыв о том, что он находится на допросе и над ним издевается Войд собственной персоной. Пришëл в себя писатель только когда его предплечья были крепко связаны ремнëм, а его самого перевернули на спину, заставляя распластаться на столе в полной уязвимости. Опустив взгляд вниз, Эрнест неожиданно для себя не увидел там инспектора, отчего забегал глазами по комнате и, только подняв голову, мог увидеть, как Войд расстëгивает пуговицу на своих брюках, пока не его лице снова не играло ни единой эмоции. Инспектор почти сразу поднял на подозреваемого свой взгляд и, крепко взял того за плечи, потащил на противоположный край стола, заставляя голову писателя свисать вниз. Эрнест кое-как напряг шею, чтобы поднять голову. Последнее, чего он хочет — это упираться лицом в чужой пах. — Я даю вам самый последний шанс сознаться и мирно отправиться домой, — хмыкнул Войд, полностью расстегнув брюки, прикоснувшись к себе и тихо выдохнув. Впервые инспектор показал что-то кроме нескончаемого хладнокровия. Однако Эрнест пока что не был готов сдаваться. — Я знаю свои права, — задыхаясь, просипел писатель и закрыл глаза. Его руки уже начинали затекать, поэтому он дëрнул ими, попытавшись хоть как-то освободиться. — И я знаю, что ваши права и полномочия заканчиваются там, где начинаются мои, — выдавил из себя Эрнест с неким чувством, что это был его главный козырь, после которого инспектор точно отступит и отпустит подозреваемого домой. Раскрыв глаза, писатель тут же побледнел — ледяной взгляд Войда чëтко дал понять, что его уловка не сработала. — Я дал вам возможность закончить это всë мирно, — процедил инспектор и припустил резинку белья, демонстрируя писателю свой инструмент для «выбивания признаний», который до чëртиков напугал Эрнеста — куда он собирается это запихнуть?! — Вы обязаны понимать, что вас обвиняют в действиях против Империи из-за того, что вы на огромную публику прочитали провокационное стихотворение, и прямо сейчас вы должны либо сознаться, либо понести наказание. Так как вы не сотрудничаете со следствием, я вынужден прибегать к таким мерам, — Войд произносил это с очевидным упрëком, его голос был максимально сдержанным и холодным, будто это не он прямо сейчас тычет членом в лицо подозреваемого. — И, поверьте, вам лучше не совершать никаких необдуманных действий, иначе это сделает хуже только вам, — прошипел инспектор, с силой нажав на челюсть писателя, заставляя его приоткрыть рот, а затем залезая внутрь пальцами, шире раздвигая чужие губы. Продолжая держать рот писателя открытым, Войд медленно втолкнул член внутрь, из-за чего Эрнест сильно поморщился. — Не смейте даже думать о том, чтобы кусаться, — инспектор напоминал безжалостного хищника, он будто был готов разорвать несчастного писателя на части, стоит тому лишний раз дëрнутся. Эрнест сильно запаниковал, особенно, когда чужой член начал входить глубже и сильно раздвигать стенки горла. В носу сильно защипало, на глазах тут же скопились слëзы и покатились вниз, однако писатель продолжал послушно держать рот раскрытым, всеми силами стараясь не задевать чувствительную плоть зубами. Было безумно противно от каждого толчка, от каждого сжатия грубых пальцев на горле писателя, от каждого вздоха со стороны инспектора и даже от своего собственного мычания. Вот уж Эрнест не думал, что сцены, о которых он читал в огромных количествах, в жизни будут такими мерзкими, да и он не думал, что его первый подобный раз будет не с прекрасной Хейли, а с проклятым инспектором, который явно не захочет церемониться с тем, чтобы отыметь несчастного писателя по полной программе. Когда Войд вошëл глубже, Эрнест тут же громко замычал и задëргался, пытаясь вырваться. Очевидно, что он не был готов к такому, поэтому он не хотел терпеть сильный дискомфорт. Однако низкий, почти рычащий приказ Войда заставил писателя замереть: «Терпи». Это был первый раз, когда инспектор неформально обратился к задержанному, отчего низ писателя на секунду дрогнул в судороге. Лицо Эрнеста покраснело ещё сильнее от одной только мысли о том, что Войд на мгновение потерял контроль. Не то, чтобы в решении изнасиловать писателя в рот была хоть толика его ежедневного контроля и холода, до сего момента инспектор будто бы и не нуждался в подобных утехах. Но сама мысль о том, что Войд способен потерять контроль, странно будоражила. — Вот так… Ха, а вы явно преуспеваете в этом, Эрнест, — на выдохе похвалил писателя Войд, вставляя член до упора. В ответ Эрнест лишь сдавленно промычал, содрогание в его горле отдалось по всему телу инспектора, отчего он ещё раз громко выдохнул. Он не занимался этим так давно, да и не было никакой потребности, а сейчас… О, Свет. Сделав новый толчок в горло писателя, Войд вдруг почувствовал, как тот в разы активнее забился в протесте. Тихие покашливания и мычание сразу дали инспектору понять — Эрнест задыхается. — Не двигайтесь, сейчас вытащу, — грубо бросил Войд, крепко сжимая чужую шею. Несмотря на свой жестокий и хладнокровный образ, прямо сейчас Войд ни в коем разе не хотел душить подозреваемого насмерть, поэтому крепче перехватил писателя и медленно вытащил член из его рта. Эрнест громко и глубоко вдохнул, однако секундой позже начал надрывно кашлять, перевалившись на бок. Как же ужасно! А он ведь так много мечтал о том, как его первый раз пройдёт с прекрасной Хейли в самой романтичной обстановке за всю историю Альт-сити, а в итоге ему чуть не сломали лицо пополам и чуть не придушили! — Д-да как вы..! Да я вас-! — как только Эрнест откашлялся, он начал, задыхаясь, кричать на инспектора, который в ответ только цыкнул и подошëл к разъярённому писателю ближе. — Смотрю, вы всë ещë пытаетесь сопротивляться, — холодно заключил Войд, взяв свой орган за основание и второй рукой сжав чужую челюсть, чтобы тот ничего не смог сказать, ударил писателя по лицу членом. Эрнест от неожиданности зажмурился, но затем в шоке распахнул глаза. Что только что произошло? Самый главный инспектор во всей империи, жестокий и рассудительный человек… ударил Эрнеста по лицу… своим репродуктивным органом?! Писателю понадобилась целая минута, чтобы осознать произошедшее. Как долго его будут унижать сегодня, к тому же такими мерзкими способами?! — Вам бы воздухом запастись, — тон Войда по-прежнему был максимально отстранëнный и глубокий, как будто ничего странного и не происходит вовсе! Эрнест попытался возмутиться, но, едва смог открыть рот, как член инспектора снова вошëл внутрь, по новой раздвигая стенки горла. До писателя снова дошëл томный вздох, а Войд прикрыл глаза, удобнее схватив голову подозреваемого и начиная двигаться самостоятельно, вытрахивая из несчастного писателя душу. Эрнест почему-то не решался даже попробовать укусить инспектора, хотя и так был разгневан от таких унижений. Вместо этого он лишь громко мычал и иногда давился. Движения внутри приносят дикий дискомфорт, в горле уже безумно саднит, а глаза несколько раз перекатываются на затылок, однако сам Эрнест даже не может понять, почему. Когда у писателя снова закончился воздух и он начал брыкаться, Войд нехотя вышел из него. В этот раз по нему было видно, что такое ему не особо по душе — постоянно прерываться, чтобы не убить подозреваемого, это только сильнее раззадоривает возбуждение инспектора, но никоим образом не решает его. — Что же, смотрю, вам это не очень нравится, да и сознаться вам таким образом не получится, — Войд поднял ослабшую голову писателя, заставляя посмотреть на себя. Эрнест попытался заглянуть инспектору в глаза, чтобы найти там хоть каплю стыда. Но нет, взгляд Войда был такой же, как и всегда — глубокий, ледяной и абсолютно невозмутимый. — Думаю, стоит сменить тактику, — цокнув языком, инспектор обошëл стол и, взяв писателя за ноги, потянул его на себя, заставив колени повиснуть на краю стола. — Не смейте! — осознание вдруг пронзило писателя, он вскинул голову, чтобы попытаться отговорить инспектора. Теперь он предельно ясно понимал, что такое «выбивание признаний». — В-вы должны знать, что это травмоопасно, и тогда вам не удастся доказать, что вы не причиняли мне вреда во время допроса! — на глазах Эрнеста выступили слёзы отчаяния, однако где-то глубоко внутри он понимал — инспектор не станет его слушать. В ответ Войд лишь закатил глаза и раздражённо вздохнул — бедный писатель даже понятия не имеет, что после этого его просто-напросто сотрут, и он мирно отправится домой, выслушав от полицейских удивительную историю про падение с лестницы. Ну или его просто ликвидируют, в любом случае Эрнест об этом допросе не будет помнить дольше положенного. — Не вам говорить, что мне можно и нельзя делать, — отрезал инспектор, небрежно закатав рукава своей рубашки. Грубые руки сжали худые колени писателя, после чего раздвинули их в стороны, ещё сильнее открывая и без того беспомощного писателя. К ужасу Эрнеста, Войд тут же увидел, как ткань трусов писателя натянулась под его вставшим членом. Возбудиться от таких издевательств, какой позор… — Это уже не очень похоже на допрос, как вы думаете? — наклонившись, мужчина тихо просипел в самое лицо Эрнесту, медленно стягивая с него нижнее бельё. В ответ писатель лишь всхлипнул, пресвятые Ала и Терра, его прямо сейчас будут бесстыдно насиловать, без малейшего сожаления, в погоне за каким-то там правосудием. Да от одних только этих мыслей Эрнест был готов в голос разрыдаться. — Я и без вас знаю, как этим заниматься, так что не переживайте, вы будете в порядке, — снова поправив галстук, Войд выпрямился. Его слова не внушали никакого оптимизма, но и бежать Эрнесту некуда — уже сейчас этот отвратительно тёплый и мокрый член прикасается к его бедру. Писатель закинул голову повыше, давясь слезами — последнее, чего он хочет, так это наблюдать, как всё это гадство происходит на его глазах шаг за шагом. Холод стрельнул табуном мурашек по коже Эрнеста. Он зажмурился и крепко сжал зубы, когда внутрь него без всяких церемоний втиснулась ледяная фаланга пальца. Наружу вырвался громкий выдох, в голове писателя вдруг всплыл момент из романа, где герои тоже занимались такими непотребствами, и принимающему посоветовали расслабиться. Слегка сдвинув колени вместе, насколько позволяла крепкая хватка инспектора на одной из них, Эрнест всё-таки смог расслабиться, отчего чужой палец вошёл внутрь ещё глубже, заставив писателя тихо заскулить, мотая головой. И почему у Войда такие ледяные руки?! Всеми своими движениями Эрнест показывал свой дискомфорт, что на порядок раздражало Войда. Удерживать задержанного одной рукой было очень неудобно, поэтому инспектор почти неосознанно разжимает уже покрасневшее колено, и опускает руку на возбуждение писателя, крепко сжимая основание члена, на что Эрнест громко взвизгивает и выгибается. На этот раз холодные руки инспектора сыграли в положительную сторону, охлаждая разгорячëнный орган, заставляя писателя слегка выдохнуть и расслабиться. Ах, вот бы это была Хейли… Он бы ей и страпон насухую простил… — Н-нет, вы слишком, мммх… — высоко заскулил Эрнест, из последних сил пытаясь сопротивляться дурманящему возбуждению и умелым рукам инспектора, когда тот начал проходить ладонью по всей длине писателя в такт. Похоже, Войд довольно одинокий мужчина, раз так умело справляется с органом Эрнеста. Хотя то, как часто рука инспектора соскальзывала с члена писателя, давало понять, что инспектор научен членом побольше, скорее всего своим собственным, который даже на глаз был ощутимо длиннее органа Эрнеста. Тем не менее, это было приятно, и со временем руки Войда перестали быть такими холодными, отчего Эрнест слегка расслабился, а затем, видимо, совсем потеряв голову от приятных ощущений, начал толкаться в кулак инспектора, громко постанывая. Войд слегка расслабился — Эрнест сдаётся под его натиском, а значит совсем скоро его можно сломать, и уже тогда расспросить по поводу повстанцев. Глаза инспектора хищно сверкнули, его методы работают. Эрнест даже не заметил, как в него втиснулся ещë один палец, только когда они немного согнулись и поëрзали внутри, писатель вскрикнул и выгнулся в спине, сжимая давно затёкшие руки в кулаки. То, как они грубо растягивали его тугие стенки, как небрежно толкались внутрь — всё это заставляло писателя хныкать и подмахивать бёдрами, пытаясь получить как можно больше внимания со стороны Войда. То, как Эрнест изгибался, дрожал и тянулся навстречу запретному удовольствию, всё безумно привлекало инспектора, он с большим упоением смотрел, как писатель ломается под его умелыми руками, как стонет от малейших прикосновений к нему, как слёзы наполняют его глаза и скатываются вниз по щекам. Войд почувствовал, как у него тянет в животе — ему хотелось сломать этого чёртового надменного писателя, выбить из него всё желание держать тайну о этих повстанцах, заставить рассказать всё, что он знает о каждом чёртовом участнике, заставить кричать и плакать, позволяя инспектору упиваться властью. Ох, пресвятые Ала и Терра… В один момент Войд прекратил абсолютно все ласки и быстро перевернул изнывающего Эрнеста на живот, не давая даже малейшего шанса осознать происходящее. Едва писатель сумел прийти в чувства, как его ягодицы уже раздвинули, удобно уместив чужой член прямо посередине. Эрнест вздрогнул — это не влезет в него! Писатель сильно напряг мышцы, когда снова почувствовал сильное давление внизу, он не хотел впускать в себя это, ведь, если он получит травму, врачи в Эмпориуме мало того, что будут косо смотреть на него, ещë и стрясут бешенное количество рабочих часов, просто за то, что их пациент очень известный и богатый. Но Войд оставался неумолим, отчего напор становился сильнее, но очень чувствовалось, как непокорность задержанного раздражала его, особенно когда инспектор начал очень крепко сжимать чужие бёдра. — Вы хотите получить травму, Эрнест? — вдруг послышалось над самым ухом писателя, отчего он вздрогнул и захныкал. Меньше всего он хотел, чтобы этот монстр вошёл в него, однако, если он будет сопротивляться, то будет ещё хуже, поэтому, превозмогая себя, писатель всё-таки расслабился, лбом уперевшись в стол, чтобы, не дай Свет, не встретиться глазами с Войдом. — Вот так… Отлично, — почти одурманенный похотью прошептал инспектор, втискиваясь внутрь, на что Эрнест закатил глаза и громко выдохнул. Эти ощущения уже начинают сводить его с ума… Однако, Войд вошёл глубже, отчего по бёдрам писателя стрельнула острая боль. — Н-нет! — вдруг вскрикнул Эрнест, вскинув голову. Неподготовленные мышцы растягивались безумно нехотя, принося боль не только писателю, но и инспектору. Войд тихо зашипел, крепко взяв в кулак воротник чужой униформы и подняв её, заставив писателя приподняться над столом. Зажмурившись, Эрнест почувствовал, как с его ресниц сорвалось несколько слезинок, а руки дёргались, в очередной раз попытавшись освободиться. — Больно… — повторял писатель, словно мантру, когда Войд начал двигаться в уже разработанном месте, растирая мышцы ещё сильнее. Тянущая боль сковала всё тело Эрнеста, однако вместе с этим, с его губ всё ещё срываются полустоны, его лицо всё ещё заливается румянцем, а член до сих пор стоит. Кажется, он уже свихнулся… — Эрнест, — Войд снова наклонился над ухом писателя, продолжая держать его за воротник формы и медленно подмахивать бёдрами. — Если вы хотите, чтобы мы продолжили без травм, то вам придëтся рассказать про своë выступление, — о Свет, да что же Войд никак не отстанет с этим стихотворением! Эрнест лишь сглотнул, с одной стороны, он не хотел сдавать прекрасную Хейли, а с другой — прямо сейчас внутри него находится огромный член, который может без проблем порвать несчастного писателя на части. Надо было срочно что-то придумать, визжать про права сил уже не было. — Я, гмх… — начал писатель, но тут же прервался на стон, даже этой длины внутри было слишком много. — Я не могу… — Эрнест тихо сдался, прямо сейчас он уже не соображал, чтобы даже попробовать объяснить кто и зачем заказал у него этот проклятый стих. Эрнест боялся, что, если он сейчас начнёт говорить, он не сможет остановиться и в итоге раскроет все карты. Только сейчас писатель вспомнил, как подружка Хейли говорила о том, чтобы он не написал «слишком очевидное» стихотворение. Значит, если бы он действительно постарался, то всего этого бы не было? Надо же… — Что же, выбор был за вами, — Войд холодно выдохнул и тут же, стиснув зубы, вставил член до упора, отчего писатель надрывно закричал и подался вперëд. Как же это больно! Стенки внутри сильно раздвигал чужой член, заставляя Эрнеста громко всхлипывать и дрожать от малейшего своего вздоха. Его органы будто сбили в кучу, кожа и мышцы безумно сильно растягивались под натиском этого монстра, вниз по щекам текли одинокие слезинки, а из открытого рта прямо на стол капала слюна. Эрнест метался, его будто рвали на части, из груди раз за разом вырывались ноющие стоны, которые писатель никак не могу остановить, как бы стыдно ему не было. Инспектор опустил чужой воротник, заставив Эрнеста обессиленно упасть обратно на стол. — Всë ещë не хотите говорить? — глубоким тоном спросил Войд, заставляя писателя в очередной раз покрыться мурашками. Он всхлипнул — он не может произнести ни слова, и даже спокойно вздохнуть ему даётся с большим трудом. — Ваше желание сдержать тайну похвально, — заговорил инспектор, постепенно начиная двигая тазом. Внутри Эрнеста было до одури узко, но Войд старался не поддаваться похоти и продолжать допрос даже несмотря на такой похабный метод. — Однако ваше желание, гх, скрыть свою причастность к повстанцам… Только усугубляет положение, — Войд продолжал сквозь вздохи давить на Эрнеста, который на деле даже не слышал его — все его мысли были заняты чужим членом, который так болезненно вбивался в его худое тело, заставляя практически плакать от боли. — Вы меня слушаете? — взяв задержанного за волосы, инспектор грубо потянул писателя на себя, чтобы посмотреть в его глаза. Войд тут же увидел пустеющий взгляд Эрнеста. Хм, неужели он уже перестарался? Ну уж нет, он не уйдёт сегодня домой, не раскрыв это поганое дело. — Вам следует, кх, слушать меня, — прорычал Войд, прервавшись, чтобы сделать очередной толчок, после чего, подхватив писателя, поставил его на ноги и слегка наклонил над столом. — Если не хотите разбить себе лицо, лучше держите равновесие и продолжайте слушать, что я говорю, — вцепившись в бёдра Эрнеста, Войд начал двигаться куда активнее. Новая вспышка боли также вернула писателя в сознание, и он снова вскрикнул, всё же внимания указаниям инспектора и каким-то образом держась над поверхностью стола. С его лба падали капли пота, каждый толчок со стороны Войда сопровождался громкими стонами и всхлипываниями, а всё тело Эрнеста пробивали поочерёдно боль и дрожь. Он уже перестал чувствовать свои руки и, что-то ему подсказывает, что ноги к концу этого «допроса», он тоже перестанет чувствовать. Огромное количество неприличных шлепков, хлюпаний, скрипов стола, всё это забило голову несчастного Эрнеста, из-за чего он начинал даже получать своеобразное удовольствие. Чёрт бы побрал этого поганого инспектора! Со временем темп становился быстрее, отчего Эрнест только громче кричал, едва успевая даже вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы попробовать сказать что-то кроме этих пресловутых вскриков. Войд вбивался в его тело без всякой жалости, до синяков сжимая бёдра и рыча на ухо то ли угрозы, то ли требования рассказать о стихе, Эрнест, если честно, так и не нашёл в себе сил вслушиваться в то, что говорит инспектор. Время будто перестало существовать, для писателя здесь остался только инспектор, который неустанно вдалбливался внутрь, будто пытаясь буквально выбить из Эрнеста всё человечное, не оставить в его взгляде ни единой мысли, уничтожить его творческий гений и навсегда лишить Альт-сити своего самого величайшего писателя. Давясь от собственных вскриков, Эрнест спускает прямо на пол, громко простонав и крепко сжавшись вокруг члена Войда. Теперь, дело за малым — осталось довести до оргазма лично инспектора. Вскоре Войд на секунду забыл о своих обязанностях, его окатило тёплой волной, лишающей того холода, которым он был движим раньше, сейчас в нём осталась только страсть, ранее закопанная где-то там внутри. Удивительно, как простое желание выполнить свою работу на благо Империи, смогло так сильно распалить Войда, вытащить его самые потаённые желания и нужды, заставить его заниматься тем, чем он никогда прежде не занимался, и даже получить от этого своеобразное удовольствие. Садистское, жестокое, но удовольствие. И всё этот выскочка Эрнест, который никогда не может держать язык за зубами. Крепко впечатав писателя в стол, Войд с громким рычанием наконец кончил, глубоко вбиваясь в уже обмякшее тело писателя и заполняя его измученные органы своим семенем. И даже всё равно на то, как сильно потом будет болеть у Эрнеста живот, что секс без защиты чреват всякими неприятными болезнями — к счастью, иммунитет у Войда уже давно был не человеческим, поэтому даже самая страшная хворь ему не страшна. Бессильные стоны со стороны писателя были словно вишенкой на торте — инспектор знал, что смог сломать Эрнеста, довести его до отчаяния, а затем выбить из него любое желание сопротивляться. — Итак, Эрнест, — наконец Войд вытащил из замученного тела свой член, расстегнул и снял ремень с чужих рук, небрежно натянул и на себя, и на писателя всю одежду, и усадил задержанного на стул, пока тот всё ещё тяжело дышал и подрагивал. — Что ты знаешь о сопротивлении, кто заказал у тебя этот стих? — спокойно сев на своё место, инспектор будто бы и не занимался ни с кем сексом пару минут назад. На его лицо снова вернулся холод и полное безразличие. — Х-х… — тихо начал писатель, его взгляд лениво проходил по потолку, пока веки с каждой секундой было всё тяжелее держать открытыми. — Хейли… Она, ох… Она так прекрасна… — первое имя вылетело из уст Эрнеста, на что Войд тут же воодушевился. — Я… я не смог отказать ей… Ах, как она прекрасна… — писатель закрыл глаза. — У Хейли есть… подруга… Она такая… Ох, не нравится она мне… — сквозь тяжёлые вздохи пролепетал Эрнест, кое-как держась на стуле и не сползая вниз. — Кейт, да, точно Кейт… — Войд раздражённо поджал губы — сестрица его преемника. Походу память тогда ей всё-таки стёрли не очень хорошо. — Кавински… Он попросил написать, ах, книгу… И отправил меня к… комиссару. Другу Кейт… — инспектор внимательно слушал, он надеялся, что сейчас Эрнест прекратит ходить вокруг да около и наконец назовёт имя. И, к счастью, это произошло: — Дейв… Теперь у Войда есть полный список подозреваемых, теперь осталось полностью избавиться от писателя. К счастью, у него уже есть один свободный наблюдатель…***