Когда судьба предлагает тебе другую жизнь

Окончательно я избавилась от своих кошмаров, когда мой живот возмущённо заурчал, да так громко, что я покраснела от смущения. Эдвард тяжело вздохнул и куда-то ушёл, оставив меня одну. Я встала, быстро натянула на себя шерстяную кофту, висевшую на спинке кровати, длинные штаны, которые мне пришлось подвернуть, чтобы не наступить и не упасть, и спустилась в гостиную. Посреди комнаты стоял массивный деревянный стол и такой же стул, а Эдвард что-то жарил на огне в камине. Это что-то было очень похоже на тушку зайца. Если бы не хотела есть, я бы к ней и не притронулась, но мой живот опять начал возмущаться, ведь сегодня уже четвёртый день моей голодовки. Я села на стул и стала ждать свой обед. И как только Эдвард положил поджаренную тушку на тарелке передо мной, я забыла все правила этикета. –Голод делает из человека зверя, – усмехнулась я, когда он с недовольством посмотрел на мои перепачканные руки и лицо. Вампир достал откуда-то салфетку и положил мне на колени, чтобы я совсем не перепачкалась. Эта его забота пробудила во мне приступ смеха, и я чуть не подавилась куском поджаренного мяса. А готовит он неплохо для вампира! Когда я закончила, Эдвард унёс весь мусор, сдвинул стол, вытер всю грязь. Неужели ко всем его достоинствам прибавилась ещё и чистоплотность? Так после этого он вообще на вес золота! Хватай быстрее, пока не заняла какая-нибудь вампирша! Пока он убирался, я клубочком свернулась в его кресле. Когда Эдвард закончил, моё настроение поднялось на столько, что никакое ворчание мне его не испортит. Я схватила Эдварда, проходившего около кресла, за рубашку и посадила рядом с собой. Он даже уже не сопротивлялся, зная моё упорство. –Расскажи что-нибудь о себе, Эдвард, – попросила я, глядя в его бездонные золотисто-медовые глаза, значит, ночью он сходил все-таки на охоту. Он задумался над моим вопросом, надолго погрузившись в себя. Я не мешала и не спешила, просто сидела рядом. Я впервые заметила, как приятно Эдвард пахнет. Этот запах сводил меня с ума, я с трудом удерживала себя и свои шаловливые мысли в уздах. Погрузившись в раздумья, Эдвард не контролировал свои эмоции, и они проявлялись на его лице, ежесекундно меняясь, некоторые задерживались чуть дольше, и их можно было рассмотреть в подробностях. Там были и ненависть, и любовь, и смертельная тоска, и безграничное спокойствие, и страх, и многие другие, определения которым я дать так и не смогла. В камине догорал огонь, становилось темнее и холоднее. Мне пришлось встать и подкинуть поленьев. Огонь потихоньку начал разгораться. Я присела, протянув к нему свои замёрзшие руки. Тепло приятно ласкало кожу. По спине пробежали мурашки от внезапно залетевшего в окно зимнего ветра. Нехотя я отстранилась от камина и вернулась в объятья Эдварда. Он уже вышел из своих размышлений и смотрел на меня своим поглощающим душу взглядом. Его глаза похожи на море во время заката: такие же золотистые и губительные. Я тонула в них, мысли разбегались, и я не могла сосредоточиться на разговоре, который хотела продолжить вопросом о его семье. Сейчас на лице Эдварда застыло выражение абсолютного спокойствия. Моя рука непроизвольно потянулась к его лицу. Я с ужасом наблюдала за движением своего тела и не могла с ним совладать. И когда мои пальцы были в миллиметре от его лица, я попыталась отдёрнуть руку, чтобы Эдвард не рассердился и не ушёл снова. В этот момент его рука накрыла мою, прекращая все попытки противостояния моего разума и тела. Эдвард как потерянный щенок потёрся о мою ладонь. Я чувствовала покалывание в руке, будто между нами прошёл электрический ток. Свободной рукой Эдвард обхватил меня за талию и ближе притянул к себе. Его холодное дыхание коснулось моей шеи, и он лицом зарылся в моих волосах. Такая близость одновременно и пугала, и радовала меня. Одна моя половина выла загнанным зверем о том, что рядом находится самый совершенный хищник в мире; другая желала, чтобы этот момент растянулся надолго. Прохладные губы вампира коснулись ямочки за ухом, легко поцеловав. –С тех пор прошло уже много лет… – прошептал Эдвард. – Я родился в Чикаго в 1884 году. Родителей я уже почти не помню, – ответил он на мой невысказанный вопрос. – Человеческая жизнь почти стёрлась из моей памяти. Родители погибли, когда мне было семнадцать во время эпидемии испанки. Я тоже лежал присмерти, когда меня нашёл Карлайл. Он же меня и превратил. Сначала я ненавидел его за это, потом со временем пришлось смириться с таким существованием. Следующей была Эсме: Карлайл принёс её из морга ещё живой, после падения со скалы. Она стала его женой. Затем появились Розали и Эммет, Элис и Джаспер. У всех была пара, все уже не жалели о случившемся изменении в своей жизни. Я же оставался один. Около года назад я не выдержал и ушёл. Путешествовал по свету: был в Париже и Праге, в Лондоне и Вене, в Венеции и Риме, и ещё много где, был даже в Волтерре. Во время этой поездки я и наткнулся на этот заброшенный дом в лесной глуши и осел на время. Тут можно охотиться, не боясь наткнуться на человека. Но пару дней назад, после плодотворной охоты, я почуял запах человека. Мне было интересно, кого это занесло в такую глушь. Я шёл по этому следу, который вывел меня на ту поляну с поваленным деревом. Меня удивило то, что такая девчонка поздно ночью ходит по лесу совсем одна. Ты еле держалась на ногах и прилегла на бревно, подложив под голову шапку. Ты раздумывала над глупостью, которую совершила. Меня изумили твои мысли, я давно ничего подобного не слышал, и по неосторожности сломал ветку под рукой. Ты испугалась и отпрыгнула в противоположную от моего укрытия сторону. Мне было любопытно посмотреть на тебя и на твою реакцию на моё появление вблизи. Я рванул к тебе за спину, ты испугалась, сердце забилось прерывисто, и, отступая, наткнулась на меня. Это ещё больше напугало тебя, и ты, разворачиваясь, свалилась в снег. Потом твой пульс вдруг выровнялся и замедлился. Обычно такого не бывает с людьми, встречающими вампиров. Ты поднялась, отряхнула снег с одежды и посмотрела на меня. Ты так внимательно рассматривала меня, что я не смог сдержать улыбки. Тогда в твоей голове впервые появились мысли о моей принадлежности к расе вампиров, но ты почти сразу выкинула эти мысли из головы, потому что встревожилась из-за чего-то другого. Я подошёл ближе, чтобы понять, что тебя тревожит. Ты покачнулась и ухватилась за мою руку, стараясь не упасть. Я не сразу сообразил, что произошло, а потом испугался этой близости, испугался того, что убью сейчас человека, нарушу данное себе обещание никогда не пить человеческую кровь. Я одним прыжком отдалился от тебя. И ты опять меня удивила. Ты рассердилась на моё такое поведение, вернулась к дереву, на котором лежала твоя шапка, села рядом с ним, спрятав лицо в рукавах куртки. Из твоих глаз потекли солёные капельки. Я уже давно не видел ничего подобного, – усмехнулся Эдвард, зарываясь носом в мои волосы. – В мыслях ты ругала сначала меня, потом себя. Это совсем сбило меня с толку, я присел рядом и окликнул тебя. Ты обернулась вся в слезах, твои мысли появлялись и исчезали с такой скоростью, что я не смог в них разобраться. И ты опять меня напугала, когда прижалась ко мне: я хотел оттолкнуть тебя, но ты ещё крепче вцепилась в меня и, всхлипнув, попросила не оставлять тебя. Ты ещё долго говорила и плакала. Я понимал, что опасен для тебя, но и бросить ночью в лесу не мог – воспитание не позволяло. И я принёс тебя сюда. Хорошо, что тут осталась кое-какая одежда и тёплые покрывала, иначе ты бы замёрзла окончательно, – на время Эдвард замолчал, и я не тревожила его своими глупыми и странными вопросами, возникшими в моей голове, пока он говорил. О многом из того, что Эдвард говорил, я не подозревала. Я не знала, как тяжело было ему находиться рядом, сдерживать себя, не знала, что он не питается человеческой кровью… Да я вообще многого о нём не знала, а предъявляла какие-то права на нахождение рядом с ним. Какая же я дура! –Не надо себя ругать, – прошептал Эдвард, глядя мне в глаза. – Я сам позволил тебе войти в мою жизнь, а теперь не знаю, что делать… Я чуть не убил тебя, когда вчера утром ты подбежала ко мне, обняла и поцеловала. Я одновременно хотел и попробовать твою кровь, и вновь почувствовать вкус твоих губ, твоего поцелуя, – он улыбнулся одними глазами, погладил меня по щеке прохладной ладонью. От этого прикосновения меня пронзил электрический разряд, но он был не болезненным, а томящим. Хотелось большего. Только неимоверным усилием воли я смогла сдержаться. Правда и это Эдвард заметил и заразительно засмеялся. Его смех разлился по гостиной, заполнив все уголки и трещинки каменной кладки. Я не выдержала вида бесенят, плясавших в его медовых глазах, и прыснула. Напряжение, стоявшее между нами, исчезло совсем. Я, не опасаясь возмущений Эдварда, крепко обняла его и поцеловала в губы сначала легко и неуверенно, затем позволила себе расслабиться и получать от нашей близости всё удовольствие. Эдвард не сопротивлялся. Он ещё крепче прижал меня к себе и начал покрывать поцелуями моё лицо и оголённую шею. Я не боялась его. Звериный страх я запихала в самый дальний и тёмный угол своей души, где бы не нашла никогда. Переживания дня навалились на меня внезапно. Спина заныла, а глаза слипаются с такой силой, что, даже сильно захотев, я не смогла увидеть даже стола, стоявшего около кресла. Луна спряталась за тучами, и стало ещё темней. Меня постоянно дома трясла фобия темноты. И сейчас она дала о себе знать: я затряслась, чувствуя, что темнота вокруг меня жива и у неё есть большое желание уничтожить меня за предательство, за то, что я начала новую независимую жизнь вне её. Эдвард заметил изменение в моём настроении и, внимательно посмотрев мне в глаза, спросил: –Устала? Ты вся трясёшься, – он сильнее укутал меня в плед и понёс в мою комнату на кровать. Как только голова коснулась подушки, я с печальным вздохом уснула. Как не хотелось, чтобы этот замечательный день закончился: полный событий и впечатлений, новых знаний и невероятных чувств. Мне снился прекрасный сон. Первый за долгое время. Снился Эдвард, стоящий на скале в прекрасном древнем лесу. Он поворачивается ко мне и смотрит своим пронизывающим тёплым взглядом, от которого у меня подкашиваются ноги, протягивает мне руку, и мы вместе гуляем по лесу. Через некоторое время мы выходим на поляну. Каких только цветов там не росло: сиреневые, жёлтые, голубые, белые. Солнце стояло высоко, озаряя поляну ярким светом. Словно заворожённая, я вбирала неброскую красоту трав, диких цветов, тёплых солнечных лучей. Мы сели, наблюдая друг за другом. Мы разговаривали, наслаждались солнцем, в свете которого кожа Эдварда сверкала, будто покрытая плёнкой из алмазной крошки, хотя кожа его была глаже мрамора и холоднее льда. Но для меня она была самой тёплой и желанной. Временами мои мысли вгоняли Эдварда в краску, и он смущённо опускал глаза. Это забавляло меня, и мой смех разливался по поляне, касаясь лёгким ветерком цветков и иголок свисавших сосновых лап. Только со временем солнце не уходило за деревья, а светило ещё ярче, слепя мне глаза. Не вытерпев такого натиска, я сильно зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела всё ту же комнату с незастеклённым окном.